«На свете есть такая красота —

Увидишь и вовек не забываешь.

Лишь день не встретишь – и уже беда,

Подумаешь – и разум потеряешь»

Китайская песня для циня «Феникс ищет свою пару»

(«Фэн Цю Хуан» или 凤求凰). Перевод Александры Родсет

– Только посмотри на это!

Инза взмахом руки погасила портативный гало-экран, приблизилась к одному из обзорных и бесцеремонно потыкала в него пальцем. Во все стороны, точно круги по воде, разошлись радужные блики, запрыгали по унылым серым стенам Наблюдательной Башни.

– Ну где ты там… – заметив краем глаза золотистое мерцание, тут же передумала оборачиваться, – а черт, извини.

– Ничего, – ее напарник приблизился и склонился к экрану. Худые, бледные руки с привычной ловкостью скрутили золотистые волосы в пучок на затылке, оставив строго положенную по длине прядь лежать на плече синего одеяния, – правильно сделала, что разбудила. Погоди… он что, хочет?..

– Видимо, да! – Инза взъерошила огненно-рыжий ежик волос, проведя ладонью с затылка на лоб и обратно. – Глянь, что делает! Невероятно! Этот мальчишка или чертов гений, или полный дебил!

Несколько секунд они наблюдали за происходящем на гало-экране, не в силах оторвать глаз.

– Если полетим сейчас, еще успеем его остановить, – Инза сама не знала, утверждение это или вопрос.

Её напарник покачал головой.

– Пятнадцатый сектор. Полетели. Как раз увидим, получилось у него… или нет.

Питер в очередной раз вытер пот со лба и покрепче намотал на руку кожаные ремни. Не ожидал, что в долине гейзеров будет так жарко – все-таки она находилась среди гор.

С колотящимся сердцем он смотрел на творение своих рук – оболочку из тонкой кожи с приделанными снизу стеклянными трубками. Трубки заканчивались воронками, в которые собирался водород, выделявшийся пузырьками в горячих струях гейзера.

Кожаная оболочка вздувалась и опадала, точно огромное сердце. Через полчаса она превратилась в настоящий воздушный шар – точь-в-точь такой, как описывалось в книге. Концы опоясывающих его ремней Питер придавил камнями, но теперь не был уверен, что они выдержат.

В любом случае это единственный шанс. Ветер потащит шар на ту сторону, и как только Барьер останется позади, Питер просто проткнет шар палкой с толстым гвоздем на конце. Палку он сжимал в правой руке, ремень в левой. Ладони похолодели и взмокли от пота.

– Сейчас увидим, кто тут не сможет преодолеть Барьер, придурки, – пробормотал Питер себе под нос.

Внезапно ремни, удерживающие шар, угрожающе затрещали, один из них вырвался из-под камня, хлестнув по воздуху, как пастуший кнут. Шар взмыл в небо, и Питер почувствовал, как ноги отрываются от земли. К счастью, он не надеялся на силу рук, хоть она и была немалой, и закрепил конец ремня на поясе. Его потащило вверх точно тряпичную куклу – подъемная сила шара оказалась огромна.

Безоблачно-синее летнее небо распахнулось, ударило Питера в грудь потоками холодного воздуха. Дыхание замерло в груди – долина гейзеров стремительно уносилась вниз и превращалась в серое пятно, горы становились все ниже и ниже с каждой секундой. На миг он представил, как глупо выглядит – здоровый парень висит между небом и землей, как коровья туша в мясной лавке.

Но отец всегда говорил, что лучше выглядеть глупцом, чем трусом. К тому же Питера мгновенно охватил пьянящий восторг.

Он летит, летит по-настоящему! Месяцы проб, ошибок, бесконечных расчетов – и у него все-таки получилось!

Он бы завопил от радости, но ветер не давал даже вдохнуть как следует. К тому же Питер быстро понял, что набрал слишком большую высоту. Его отнесло уже достаточно далеко от гор – внизу расстилался лес, темно-зеленый, хмурый, бескрайний, как море. Пожалуй, пора осторожно проткнуть шар и молиться Всемогущему Отцу, чтобы он не лопнул…

Питер не без труда поднял палку – ее он тоже предусмотрительно привязал ремнями к предплечью, чтобы не уронить… и ошеломленно замер.

Палка оказалась недостаточной длины.

Не хватало какой-то ерунды, пары сантиметров, может, вообще одного сантиметра, но гвоздь не дотягивался до шара. Должно быть, ремни растянулись под тяжестью Питера и… и все.

Он похолодел. Ветер рвал волосы, леденил тело под курткой. Шар уносился все выше, бесконечная синь неба словно сгустилась, воздух с трудом вливался в грудь.

«Да ты смеешься».

Питер попытался подтянуться на руке, которой держался за ремень, но ему не хватило сил. Тогда он начал размахивать палкой, в безнадежной попытке зацепить проклятый шар. И, возможно, это ему удалось, а может, какой-то шов оказался недостаточно прочным.

От грохота заложило уши, и Питер камнем полетел вниз.

Он зажмурился, сжался в комок, понимая, что толку от этой сгруппированности будет мало. Но отец учил его правильно падать с раннего детства, движение было рефлекторным. Его крутило, переворачивало, ветер выл, свистел в ушах. Воздух становился ощутимо теплее, земля приближалась… а вместе с ней и смерть.

И все же Питер почти не боялся, в нем все еще жило счастье полета, простор, захватывающий дух, за который не жаль заплатить жизнью. Хотелось раскинуть руки и лететь – даже в эти последние мгновения.

Уши вдруг заполнил странный гул, непохожий на шум ветра. Кто-то как будто крикнул, предупреждая об опасности – высокий, женский голос.

А потом его подхватила пара рук.

Невероятно, но этот человек как будто летел рядом с Питером. Одна рука обвилась вокруг его спины, другая подхватила под колени, бережно и легко остановив сумасшедшее падение. Тем не менее, голова у Питера закружилась, и к горлу подкатила тошнота. Он невольно приоткрыл глаза, слезящиеся от ветра.

И увидел лицо – сосредоточенное, с плотно сжатыми губами. Оно было одновременно прекрасным и отталкивающим, но Питер не смог бы сказать, в чем же его красота и в чем уродство. Лицо окружало платиново-белое сияние, всполохи скользили по золотым волосам.

Ошеломленный, Питер поспешно закрыл глаза.

Неужели он уже умер, и один из посланников Всемогущего Отца несет его в своих объятиях? Неужели сказки про посмертие и Тот Берег оказались реальностью?!

Внезапно державшие его руки сжались сильнее, Питер ощутил, что совершает немыслимый кульбит и почти с облегчением исчез из этого мира.

Пришел в себя от солнечных лучей, бьющих прямо в лицо. Поморщился, поднял руки… и обнаружил, что запястья, как и лодыжки, стянуты тонкими белыми ремешками.

Сам он лежал на чем-то мягком, над головой проплывало небо с безмятежно-белыми облачками. При этом никакого ветра не ощущалось.

Жив! Он все-таки жив, поверить невозможно!

Питер слегка повернул голову… и понял, что лежит на заднем сиденье какой-то… повозки? Наверное, можно сказать и так. Но двигалась эта повозка поразительно плавно, точно лодка по волнам. А впереди на двух составленных вместе мягких сиденьях расположились двое.

Чьи-то задранные вверх ноги в черных сапожках со шнуровкой лежали прямо поверх помигивающих разноцветных огоньков. Рука с татуировками в виде волн мягко скользила по воздуху, за ней тянулись расплывчатые линии и вспышки. Пурпурные, белые, голубые, они возникали как будто из ничего.

Питер как завороженный следил за движениями этой руки, как вдруг из второго кресла раздался мягкий, глубокий голос. Слова были непонятны, но ноги в сапожках с явной неохотой опустились вниз. Питер невольно проследил за ними… и взгляд наткнулся на прядь волос, лежащую на ручке кресла.

Густая, тяжелая даже на вид, она переливалась точно плотный, дорогой шелк. Благородный сплав золота и меда сиял в солнечных лучах, и Питер тут же вспомнил, где видел точно такой же оттенок.