Кувира резко поднимает всклокоченную голову.

Суинь дрожащими руками надевает сорочку.

— Су? — тревожно спрашивает Кувира, глядя на нее.

Но Суинь не может ничего сказать, да и что тут скажешь. Она просовывает руки в рукава пеньюара и завязывает пояс.

— Кувира, это… это все неправильно. Мы не должны, не можем, это невозможно… — бормочет Суинь. Ей страшно. Так страшно, как никогда. Страшно от своей вины, страшно от того, что она потеряет сейчас, когда снова оттолкнет Кувиру. Страшно от осознания, что, возможно, она никогда больше не полюбит так, как полюбила эту юную девушку.

Суинь в ужасе закрывает рот рукой, словно призналась вслух.

Кувира отбрасывает одеяло, и Суинь на мгновение слепнет от ее наготы. Она подходит, берет ее за плечи и крепко встряхивает.

— Успокойся! Слышишь? Никто и ничего не требует решать прямо сейчас. Иди к себе, ложись в постель. Никто ничего не узнает. Только ты и я, Су. Больше никому знать не обязательно.

Кувира говорит уверенно и спокойно, и Суинь вдруг стыдно за свою панику. Ее успокаивает семнадцатилетняя девчонка!

— Прости, я… немного растерялась, — говорит она и гордо вскидывает голову, взяв себя в руки. Кувира тепло улыбается.

— Узнаю мою Суинь.

Она целует ее тепло и нежно, но Суинь тут же загорается. Кувира голая прижимается к ней, и от этого по жилам Суинь разбегается жидкий огонь. Они вздрагивают, и поцелуй становится жарким. Суинь с неохотой отстраняется, тяжело дыша.

— Мне нужно идти.

— И ничто не расстраивает меня больше, — улыбается Кувира и нежно трется кончиком носа и ее щеку. Но она все же отстраняется и забирается под одеяло. Ложится на живот и, пристроив голову на сгиб локтя, смотрит на Суинь.

Су проверяет сейсмозрением коридор и поворачивает хлипкую защелку на двери. Но, прежде чем выйти, смотрит на Кувиру. Тонкое одеяло небрежно обрисовывает ее тело, спина с рассыпавшимися, спутанными ночными играми волосами обнажена, сбоку видно полушарие груди, тонущей в подушке. Она смотрит на нее так влюбленно, так жарко. Бледные губы растянуты в улыбке, а глаза искрятся от счастья. Суинь несколько секунд любуется ей.

— Иди, — усмехается Кувира, и Суинь все же выходит за дверь.

***

«Мы слишком неосторожны», — эта мысль приходит в голову Суинь все чаще и чаще, но она не слушает саму себя.

«Это все плохо кончится», — говорит она себе и не может возразить. Да, скорее всего.

Кувира целует ее, обдавая жарким влажным дыханием губы, и Суинь готова продать душу за это счастье.

Через два года ее ночных отлучек, загадочного вида и проснувшегося томного желания в теле, Баатар наедине за завтраком задает ей прямой вопрос.

— Суинь, ты мне изменяешь?

Суинь поднимает голову. Ну же, скажи ему. Скажи сейчас. Так многое связывает их, не только дети, но и прошлые чувства. Между ними доверия и уважения давно больше, чем любви. Баатар — тот, кто создал ее город, тот, кто создал ей целый мир, и он заслуживает правды.

— Что? — Суинь изображает злой шок.

— Я проснулся вчера, тебя не было в постели. И это не первый раз. И ты… изменилась.

О да, она изменилась. Суинь словно наяву видит, как Кувира нежно, подобострастно целует ее живот, слышит ее шепот, ее отчаянные любовные клятвы.

Скажи ему. Скажи, это не может больше продолжатся. Скажи, и будь что будет.

— Баатар, ты оскорбляешь меня подобными вопросами. С кем же я, по-твоему, тебе изменяю? С садовником? — говорит Суинь, обдавая своего верного преданного мужа холодным возмущением. Баатар хмурится. И правда, к кому же Суинь может уйти ночью в этом доме? — Мне плохо спится, я выхожу иногда пройтись, — говорит Суинь, и ее руки дрожат от ужаса, но муж думает, что от ярости. Какая же она трусиха!

— Прости.

Суинь мотает головой, показывая, что больше не хочет это обсуждать, а сама чуть не плачет. Какая же она жалкая!

Они слишком неосторожны. Суинь помнит начало, ее дикий ужас от мысли, что кто-то, кто угодно, прочтет все в их взглядах. Увидит в случайном прикосновении, услышит в тоне голоса. Но время идет, и никого не удивляет, что Суинь и Кувира проводят много времени вместе и часто наедине — это привычно. А то, что они обе женщины, практически убивает возможность хоть каких-то слухов.

Суинь в ужасе, когда понимает, что Айвей, ее преданный правдовидец, знает все. Но он умеет хранить ее тайны, и Суинь успокаивается.

Они тонут в своей страсти, как в омуте. Суинь сходит с ума, когда они не могут урвать несколько часов наедине целую неделю. Они, словно воры, вынуждены прятаться и укрываться в темных углах, и это медленная отрава душит их. Но чувство слишком сильно. Суинь любит так сильно, так отчаянно, со всей страстью своей последней осенней поры. А Кувира, молодая, пылкая, страстная и влюбленная по уши, только подливает масло в огонь.

А еще Кувира ревнива, и со временем это становится настоящей проблемой. Баатар становится мишенью для ее колких насмешек, и когда Суинь, возмущенная и оскорбленная, одергивает, ее они ссорятся в первый раз.

Но мирятся, и все начинается заново. Суинь прикусывает свою молодую любовницу за ушко и умирает от дикого яркого ворованного счастья. Разве может быть так хорошо?

Дети радуются ее повеселевшему виду, а Суинь порхает между ратушей, танцевальным залом и домом, словно птичка. Ей кажется, что ей снова семнадцать и она может бежать хоть за край света, куда угодно, только бы вместе с Кувирой.

Баатар однажды замечает, что Кувире давно бы пора найти свое жилье, но Суинь упорно обходит эту тему стороной. Однако Кувира, проницательная сверх всякой меры, быстро улавливает настроения хозяина дома.

— Я съеду. Давно пора, — говорит она, когда они лежат в постели и ласкаются вместо своей еженедельной трехчасовой тренировки.

— Нет, — хмурится Суинь. — Ты же понимаешь, если это будет продолжаться, гораздо удобнее, чтобы ты жила здесь.

Кувира каменеет в ее объятиях.

— Если? — медовым голосом уточняет она и, высвободившись из объятий, встает с постели.

— Кувира! — Суинь виновато прикусывает губу.

— Я сьеду завтра. У тебя будут ключи от моего дома, и я всегда буду тебя ждать. Если ты захочешь прийти, — говорит она и быстро одевается. Доспехи с металлическим лязгом падают ей на плечи, и она выходит вон. Суинь со стоном падает лицом в подушку.

Кувира держит слово, и на следующий день ее друзья помогают ей перевезти немногочисленные вещи. Суинь нравится ее небольшой дом с раздвижными дверями в спальню и удобной гостиной. На диване они часто пьют чай, обсуждая все на свете, и Суинь все сложнее уходить домой, к Баатару.

Однажды в ее спальне Суинь замечает небрежно брошенный на стол альбомный лист. Она снимает с него сумки с тросами и видит рисунок. На нем несколько раз изображена девушка в непривычных для Заофу доспехах. На спине странный ранец, по виду из металла, а на другой картинке на рукаве закреплен сложенный из тонких пластин клинок. И только на одной из всех у девушки небрежно и словно по забывчивости нарисована длинная коса.

— Что это? — спрашивает Суинь.

Кувира только что из душа, заплетает косу. Смятая постель не заправлена, в воздухе пахнет еще не остывшим сексом.

— А… Ничего, — раздраженно отмахивается Кувира. Но Суинь узнает руку художника.

— Это Баатар-младший нарисовал. А это ты? — она указывает на нарисованную девушку.

— Он хочет попробовать другие доспехи. Я сказала, что мне и в моих неплохо.

Суинь с уколом вины вспоминает тот разговор с сыном в шатре три года назад.

— Тебе следует согласиться, — говорит Суинь и кладет лист на стол.

— Неужели? — щурится Кувира.

— Баатар очень талантлив. Он может развить и твои таланты, если ты позволишь.

— Позволю ему что? — ерничает Кувира, и Суинь хмурится.

— Ты ему нравишься, но для тебя это повод его унижать. Почему ты так жестока к нему?

— Наверное, он слишком похож на своего отца, — говорит Кувира с ядом, и Суинь дрожит, предчувствуя очередную ссору.