«Я все сделала правильно, все сделала правильно», — повторяет Суинь снова и снова.

В ее расписании вдруг столько свободного времени. Три часа, что она посвящала тренировкам с Кувирой, Суинь пытается заполнить детьми. Но Винг и Вей азартно заняты сами собой, а с Опал им и поговорить почти не о чем. Суинь пытается вникнуть в ее мирок, но тот так зыбок, так непривычен и чужд, что она отступается. Она любит Опал, свою единственную дочку, но она не может заменить Кувиру, что близка ей по духу. Хьюан же, как это ни больно признавать, почти что разочарование. В Заофу, где она годами культивирует стремление магов к самосовершенствованию, где тренируются сильнейшие бойцы в мире, ее собственный сын, наделенный даром, использует его, чтобы гнуть железяки в странные скульптуры. Суинь понимает: это его путь, он волен выбирать, но… она выбрала другой. И это их не роднит.

В итоге на второй неделе она бестолково бродит по тренировочной площадке в саду, сбивая тросом мишени. Останавливается и оглядывается кругом. Столько часов, наверное, месяцы, за все эти годы она провела тут с Кувирой. И это были счастливые часы. Кувира единственная, кто смог разделить ее страсть к магии металла, единственная, кто способен продвинуть эту магию еще на ступень дальше. Единственная, кто понимает ее до конца и знает ее как никто. Она единственная.

Суинь чувствует, как у нее щиплет глаза, и гневно трясет головой. Что с ней?

Королева присылает указ о новом подушном налоге, а следом совсем уж возмутительные требования прислать двадцать магов металла в ее личную охрану. Взамен — «монаршая благодарность». Суинь сперва хочет гневно разорвать письмо, а потом больше всего хочет посоветоваться с Кувирой. Но Кувиры нет. Она отослала ее.

Айвей советует уплатить налог, благо, деньги у Заофу есть, но Суинь жаль денег на новый головной убор этой старой перечнице, которая не помогает никак. Они хотели модернизировать трамвайное сообщение. Что ж, придется жителям Заофу еще полгода трястись в старых вагонах и ждать их по двадцать минут вместо планируемых пяти. Но хотя бы что-то одно нужно отдать, и Суинь, скрипя сердце, платит. Как она ненавидит эту самодовольную дрянь на троне!

Месяц тянется бесконечно. Суинь сходит с ума. У нее множество дел, она, как обычно, занята, но все не ладится. Ей не нравится музыка в новой постановке, она не может договориться со строителями дирижаблей, и даже один из лепестков металлических куполов в одну из ночей просто ни с того ни с сего ломается.

В эту ночь Суинь стоит на балконе и смотрит на звезды, такие непривычные в их ночном металлическом небе. Баатар похрапывает в спальне. Суинь кажется, что она просто песчинка в потоке воздуха, летит, летит и летит. Ей так одиноко.

— Возвращайся скорее, — шепчет она в ночь и долго не может заснуть, ворочаясь на горячих простынях.

Второй месяц проходит лучше. Суинь почти привыкает к ощущению пустоты и скуки, чем бы она ни занималась. Ничто ее не радует.

— Что с тобой? — недоумевает Баатар, когда Суинь ковыряет вилкой еду без всякого аппетита.

— Вы совсем не поели, Суинь. Моя запеканка сегодня плоха? — горюет повар.

— Все в порядке. Просто… — «Я влюблена», — я не голодна.

Они возвращаются к ее дню рождения. Суинь кажется, что она слышит гудок поезда из своего офиса, хотя вокзал на другом конце города. Сердце бьется так быстро, она, не глядя подписывает документы, с которыми не собиралась соглашаться, и едет на вокзал. Летит на вокзал.

Баатар командует выгрузкой каких-то ящиков. Кувиру нигде не видно.

— Мама! — радостно машет он рукой. Суинь обнимает его, но глазами ищет Кувиру. Ну где же она? Где? И не решается спросить.

Подходит Шин, еще более загорелый, чем раньше, Линг и Рен, с новенькими кольцами на пальцах. Хвастаются помолвкой. Суинь улыбается, удивляется, смеется и изнывает. Ну, где же Кувира?

Из вагона выходит старый знакомый Варрик и в пышных выражениях описывает, что некая девушка убедила его приехать к старой подруге Суинь, дабы найти защиту и покровительство после одной крайне неприятной и туманной истории в Республиканском городе. Суинь знает его, а еще лучше — его способности, поэтому без колебаний предлагает гостеприимство Заофу опальному гению.

И когда с выгрузкой покончено и Баатар идет к машине, Суинь не выдерживает.

— Милый, а где Кувира?

— Кувира? Она уехала. Наверное, уже дома.

И в живот Суинь падает такой булыжник, что ей хочется расплакаться. Она просто на грани.

На ужин доставляют дополнительные столы, и участники путешествия ужинают с семьей Суинь. Занимательные рассказы чередуются с неловкими грустными паузами — то, что они повидали, отражается на их юных беззаботных лицах. Путешествие по стране закалило и изменило их. Они больше не дети.

Кувира сидит рядом с Баатаром-младшим, и они то и дело негромко переговариваются. Суинь смотрит на это, и ревность снова просыпается в ее груди.

Кувира встречается с ней взглядом пару раз за весь ужин и все свое внимание отдает Шину, Баатару, Опал, с которой у них неплохие отношения. Всем, кроме нее.

«Это то, чего ты хотела», — говорит себе Суинь и заставляет себя отвести взгляд.

Суинь с трудом выдерживает торжественный ужин. Опал дарит ей набор косметики из заморских водорослей, Баатар — золотое колье, хотя она с роду не носила золота, Баатар-младший — привезенную из путешествия статуэтку какой-то богини. Хуан — очередную скульптуру с пышным названием «Фундаментальность», а близнецы просто целуют ее в обе щеки, и этот подарок, пожалуй, лучший.

В конце вечера Кувира улыбается какой-то шутке Баатара, и эта улыбка, такая нежная, игривая, интимная, переполняет чашу терпения Суинь.

Она сжимает кулак, и ее вилка съеживается в небрежный комок металла.

Потому что это ее улыбка. Она должна принадлежать ей, Суинь. И все эти взгляды, и тихие шутки, и безмолвные перемигивания. Все. И бледные чувственные губы, и темные волосы, и глаза, раскосые и наглые, как у дикарки. И эти изящные руки, полные скрытой силы. Все это ее.

«Не отдам я ее никакому Баатару, — с изумлением от собственной глупости думает Суинь. — Ни Шину и никому другому. Никому не отдам. Ни за что».

Эта мысль, такая простая и изумительная, захватывает ее, и Суинь смотрит на Кувиру неприлично долго, так что та не может игнорировать.

Она вопросительно поднимает брови, и Суинь улыбается. Как все может быть просто.

Гости расходятся, Суинь принимает последние поздравления и вдруг замечает, что Кувира замешкалась и ждет ее. Сердце Суинь подпрыгивает от волнения. Они остаются вдвоем. Кувира подходит к ней с легкой улыбкой.

— Привет, — говорит она, словно они не просидели за одним столом три часа к ряду.

— Привет, — отвечает Су и улыбается.

— Это тебе, — Кувира протягивает ей футляр-цилиндр из плотного картона.

— О! — Суинь заинтересованно крутит в руках подарок.

— Откроешь потом. Баатар тебя заждался, — и впервые Суинь слышит горечь при упоминании своего мужа.

«Она ведь тоже ревнует меня, — пронзает Суинь понимание. — Какие же мы обе идиотки».

— Спокойной ночи, — улыбается Кувира и уходит.

Баатар действительно ждет ее в коридоре, и они идут в спальню под руку, словно два старика. Суинь кладет подарок Кувиры на туалетный столик и раздевается, надевает сорочку, расчесывает волосы, но делает все это как-то механически заторможенно, неловко, словно по инерции. Суинь останавливает себя, кладет расческу и в зеркало смотрит, как Баатар, кряхтя, выпутывается из одежды и заползает под одеяло. Она встает, обходит постель и наклоняется над мужем.

— А? — растерянно мычит он и принимает поцелуй. — Что такое? Ты здорова?

Суинь виновато улыбается.

— Все хорошо. Спи.

— Я так устал, — бормочет он и устраивается поудобнее. Через пять минут муж похрапывает, а Суинь дрожащими руками берет подарок. Снимает крышку, и на ладонь выезжает свиток, скрепленный зеленой лентой. Она тянет за конец, бантик распутывается, и листки раскрываются у нее на руках. Внутри бумаги лежит роза. Обрезанная под длину свитка. Красная, ароматная, красивая. Суинь нюхает ее, закрыв глаза. От волнения у нее глухо и часто стучит сердце. Суинь проводит бутоном по губам, и ощущение такое, словно ее целуют. Ее босые ноги беспокойно вздрагивают на полу. Суинь откладывает цветок и разворачивает бумагу.