– Ты мне сейчас что предлагаешь? Пойти и выгнать её? – Евгений говорил спокойно, но руки у него дрожали. – Вот так запросто? Сказать, я здесь ремонт сделал и деньги вложил! Так? Выкинуть ее к чёрту, пусть пропадает, да?

– Но почему сразу пропадает?

– А как?

– Не знаю, но…

– Эту квартиру она получила, потому что детдомовская. Квартира эта – её собственность!

– Да никто не спорит, Жень, просто…

– А ты бы свою Соню выгнал? Из её же квартиры? Кажется, вы в её квартире живёте, которую ей родители купили, – он всё ещё пытался разозлиться, но голос предательски сипел, горло перехватывало.

– Ну ты не ровняй!

– Почему?

– Соня и Ундюгерь – две разные женщины.

– Согласен, они разные.

– Вот видишь!

– Но ситуация похожа.

– Если женщины разные, то и ситуации не похожи.

– Поэтому ты решил, что Соню выгонять нельзя, а вот мою жену можно?

– Соня никогда не сделала бы того, что сделала Ундюгерь.

На это ответа не было. Действительно так. Евгений схватился за следующую сигарету. Он дрожал от волнения. Хотел что-то сказать, найти аргументы, но не мог. А Ян успокоился, сделал несколько глотков остывающего чая, с удовольствием развернул конфету. Он был доволен собой. Слова сказаны верно. В этих словах скрыт главный смысл. Ядовитая правда старательно запрятанная и замаскированная под лицемерные улыбки непонимания.

– Я не могу говорить с ней об этом, – тихо произнёс Евгений. – Куда она пойдёт? У неё копеечная зарплата, ведь она в библиотеке работает, не на заводе. Да, мне нелегко приходится, но ей будет ещё хуже.

– Откуда ты знаешь? Она как перекати поле. Вдруг ей и квартира-то эта не нужна. Найдёт кого-нибудь и к нему переедет.

– Она не такая.

– Это ты так думаешь. Раскрой глаза. Она именно такая. Детдомовская! Да они, как дикие звери, не знают, что такое любовь и отношения.

Евгения мучили сомнения. В чём-то он соглашался, но в чём-то чувствовал несправедливость. Хотелось дать отпор, но внутренняя истерика нарастала, слёзы бились о грудную клетку. Вот он, разговор, которого он жаждал! Отчего хочется прекратить? Потому что он понимал, именно этот разговор – желание мамы. Она не сдаётся и хочет выгнать Ундюгерь из её квартиры в пользу старшего сына. Мерзко думать, что Ян пришёл именно за этим, как и Марат. Мама в истерике и послала их с серьёзным разговором.

– Ты-то откуда её знаешь, Ян? – прошептал он, прячась в сигаретном дыму, пытаясь выдыхать его больше, чтобы оправдать слёзы, предательски набегавшие на глаза.

– Я её плохо знаю. Но таких людей видно сразу. Вспомни, как ты привёл её с нами знакомиться! Она весь вечер молчала.

– Смущалась.

– Это не смущение, это дикарство.

– Тебе-то откуда знать?

– Со стороны всё очень хорошо видно. Она выросла в детдоме, мне жаль её, но оттуда не выходят нормальные люди, Жень! Обязательно с отклонениями. Они привыкают жить, как звери, в стае. А тут привели девушку в приличную семью. Конечно, она растерялась. Но тебя никто не винит. Ты её всегда любил, но вот она тебя… Разве может детдомовская любить по-настоящему?

– Не может разве?

– Теперь ты сам в этом убедился. К тому же зачем ей сейчас квартира? Сынок умер. Ты, кстати, не забыл, что он был геем? Удивительно, как тебе удалось вляпаться в это дерьмо! Хорошо, что он умер, пройдёт время, всё успокоится и все забудут. А то станут тыкать пальцем и подозревать тебя в любви к мужикам.

Удар был сильный, что в глазах потемнело от негодования. Слова превратились в горячий воздух, выходящий через трепещущие ноздри. Монотонно тикали часы.

Евгений вдруг рассмеялся. Ян с удивлением посмотрел на него. Пожал плечами, развернул ещё одну конфету.

– Мне нравится, что ты смеёшься. Но всё-таки я прав.

– Значит, я привёл девушку в приличную семью, да?

– Именно.

– Раз тебе Аньки мало, то я ещё скажу. Ты забыл собственного отца.

Ян поморщился, отмахнулся.

– Не начинай. Это разные вещи.

– Ты любишь повторять, что вещи разные. Но ты уехал в Питер, когда был подростком. А мы с Анькой остались. Ты не испытал на себе того, что творилось в нашей приличной семье.

– Пора забыть об этом. Отца нет в живых больше десяти лет. Оставь его в покое.

– А я забыл. Но только не хочу слышать о том, как прилична наша семья! Как прилична, чёрт возьми, Анька! Я всё забыл!

Он хотел ещё сказать, чтоб Ян не смел трогать Антона! Антон его сын, и точка! Но не сказал. Не смог заставить себя. Боль металась по телу огненным столпом.

– Да что с тобой?

– Ничего.

– Да, у нас были проблемы! Но пьяный отец это не тоже самое, что быть голубым, чёрт возьми! Женька, да приди ты в себя!

Евгений отвернулся и стал смотреть в окно. Трудно было рассчитывать на то, что Ян уберётся прочь. Невозможно представить, что один поймёт другого. Великий соблазн – прогнать его к чертям. Евгений с ужасом понимал, что никогда не выберется из той глубокой ямы чёрного одиночества, в которой оказался так неожиданно. Шестнадцать лет он строил свою семейную жизнь, отдаляясь от кровных родственников, которые ничего в этом не понимали. И сейчас не было ни единого шанса на понимание. С чего бы? Шестнадцать лет – непреодолимая пропасть. Ян ничего не знает, он говорит о ком-то другом. И Евгений не может ему втолковать, для этого пришлось бы рассказывать с самого начала. Но на это нет сил. Всё перепуталось. Ничего не имеет значения. Жену он потерял в прошлом году, а родного брата гораздо раньше.

– Ты собираешься идти на день рождения?

– Что?

Он обернулся, не понимая вопроса. А Ян уже разворачивал следующую конфету, уверенный в своей правоте.

– У Андрюши день рождения!

– Опять начинаешь?

– Подарок купил?

– Мне не до этого.

– Я попрошу Соню, она сделает для тебя.

– Не нужно. Я не собираюсь идти.

Ян обидчиво нахмурился, который раз за эту встречу.

– Ты странный человек. Думаешь, у Сони много времени? Она готова потратить его на то, чтобы ты спокойно пошёл на праздник. Я думаю, что в этом всё дело. Здесь определённо нужна женская рука.

– Отстань. Я никуда не пойду.

– Но у тебя будет подарок!

– Всё равно. Что это меняет?

– Это меняет всё! Без подарка идти нельзя.

– Говорю тебе, я не собираюсь идти! И подарок не нужен. Я не пойду.

Евгений убедился в том, что брат в который раз пытается опекать его. Вздохнул и ощутил себя стариком. Ему не интересен детский праздник. Он забыл, как выглядит племянник. Ему ничего не нужно. Его собственный сын погиб, а о нём никто не говорит, будто его и не было никогда. А о жене говорят, как о животном, не способном на любовь.

Здесь было о чём подумать.

Ян просидел ещё час. Выпил две чашки чаю, съел все конфеты. А Евгений всё курил. Они перестали говорить на больные темы. Ян рассказывал о своей работе, о машине, которая некстати сломалась, о школе, где учится сын, о его новой учительнице, которая ничего не понимает в географии, хотя должна преподавать этот предмет, о собаке, которую собирается купить Соня, хотя у них уже есть одна.

Евгений ничего не отвечал. Слушал, не перебивая. Отвечать было нечего. У него не было сына, жены и собаки. Работа и машина перестали интересовать. Не терпелось, когда брат уйдёт. Но вот когда ушёл, стало совершенно невыносимо. Тишина мёртвой квартиры давила. Евгений налил себе водки в чашку, из которой только что Ян пил чай. На душе было тяжело, но сопротивление пропало. Появилась усталость, апатия ко всему. После первой дозы алкоголя потянулся за телефоном, но отдёрнул руку. Нет, не станет больше ей звонить. Не хочет видеть его и не надо. Он сам не хочет. Всё кончено! Ян прав, она просто дикое животное, которое не может любить.

Когда Евгений познакомился с Ундюгерь, она уже была беременна. За шестнадцать лет совместной жизни он никогда не спросил её о прошлом. Был уверен, что если спросит, то она расскажет прямо и правдиво. Но не спросил. Не хотел ничего знать об этом. Сразу дал понять, что знать ничего не хочет. Его ребёнок и точка.