Снег усилился. Евгений сидел в машине и смотрел на раскинувшееся перед ним кладбище. Кладбище старое, большое, тянется на несколько километров. И где-то там лежит его сын. Небольшой холмик завален цветами и мягкими игрушками. Месяц прошёл, а цветов и игрушек не стало меньше. Евгений не знал, кто всё это приносил. Возможно, одноклассники, друзья. У сына было много друзей. Мысли в голове пытались воссоздать дорогой образ, но выходило плохо. Евгений не мог чётко представить мальчика. Картинка расплывалась. Переживать горе в одиночестве непросто. Но он не мог в этом признаться даже самому себе. Ему не хотелось знать, как она пережила смерть сына. Но он думал об этом. Что с ней теперь? Где она? И отчего они не виделись так много времени? Может быть, она тоже умерла?
Решительно застегнув молнию на куртке, Евгений выбрался из машины и пошёл к воротам кладбища. Это надо сделать сейчас, пока у него есть силы. Он найдёт могилу сына, несмотря на погоду, постоит там какое-то время. Возможно, после этого наступит покой, осознание случившегося. Он сможет жить дальше, прекратит пить и бездумно встречаться с женщинами. Ведь он даже никого из них не помнил в лицо, никогда не спрашивал имени, хотя они говорили, не запоминал, отстранялся, брал их, как неодушевлённые предметы. И они позволяли ему это делать.
Сразу за воротами мужчина свернул направо и прошёл несколько метров до большой разлапистой ели. Здесь остановился и огляделся. Старые слепые памятники, ухоженные могилы, но ни одного холмика, усыпанного живыми цветами и мягкими игрушками. Он прошёл дальше. Ещё одна ель, памятники, могилы, но совершенно не то, что ему нужно. Заблудился? Не туда пошёл? Вечерние сумерки опустились на кладбище, и стало сложнее ориентироваться, но Евгений упорно продвигался вперёд, внимательно читая имена умерших, подсвечивая фонариком мобильного телефона.
Вот холмик, на нём детские игрушки. Сердце пропустило один удар. Но это похоронен мальчик, умерший в 2000 году в возрасте одного года. Что с ним случилось? Евгению хотелось бы это знать, он внимательно вглядывался в потрескавшуюся фотографию. Почему на оборотной стороне памятника нельзя прочесть биографию человека? Выбивали бы на камне маленькие ровные буквы, чтобы каждый мог прочитать и понять, кто лежит в могиле. Какую жизнь прожил человек, почему ушёл из этого мира, по своей ли воле. Мужчина остановился, стряхивая снег с куртки. А почему его сын умер? Неужели ничего нельзя было сделать? Он не знал. Он был слишком потрясён, чтобы узнавать подробности. Ему сообщили, что конец. Он не спорил. Принял. Согласился. Но как не принять смерть? Как не согласиться? Пойти наперекор судьбе, отрицать очевидное. Попытаться разбить головой стену. Сойти с ума окончательно.
Евгений не понимал, почему он здесь. В чём кроется причина? Надо попытаться вспомнить с самого начала. Вспомнить тот летний день, когда произошла неприятная ссора. Он на миг зажмурился, застонал. Невыносимые воспоминания резали кожу, заставляя содрогаться от боли. Он не мог думать о жене. Винил её, отрицал, что она тоже страдает и мучается. Но на какое-то мгновение промелькнуло раскаяние, жалость.
Что значит потеря ребёнка для матери? Если он чувствует внутри себя огромную чёрную дыру, то что же происходит с ней! Где она сейчас? Он совершенно ничего не знал про её прошлое, про её семью. Она говорила, что родители умерли, когда ей было десять лет. Друзей нет. Братьев и сестёр нет. И всё. Почему он не настоял на том, чтоб узнать больше? Она не хотела рассказывать. Её лицо всякий раз искажалось болью и потрясением. А он не спрашивал, потому что любил её. Зря не спрашивал! Зря ничего не узнавал! Жестокая правда, которую он узнал летом – родители живы. Никто из них не собирался умирать. Но какое это теперь имеет значение? Живы они или умерли, ведь Евгений никогда их не видел.
Мужчина ещё некоторое время походил среди могил, а потом возвратился к машине. Он был сердит на самого себя, жалея, что снова начал думать о жене. Мысли тянули туда, где ещё можно исправить ошибки, которые привели к расколу семьи и смерти сына. Где она теперь? Уехала? Почему он не видел её на похоронах? Ведь он смотрел! Нужно как-нибудь позвонить или прийти в гости. Вместе проще переживать горе. А что теперь станет с ними поодиночке? Кто первым сойдёт с ума?
Забравшись в салон, мужчина отключил фонарик и набрал номер жены. Абонент недоступен. Ещё раз. Такой же результат. Громко выругался, надеясь, что ярость утихнет. Разозлился, что посмел думать о ней с нежностью. Привычка любить эту женщину до сих пор не отпускала его, но уже была отравлена чёрным ядом. Евгений со злобной горечью понимал, что перемен не будет. С этой женщиной покончено. Они прошли тот путь, который был им предначертан. А потом судьба развела их. Поэтому он больше её не видел. И не увидит.
Он набрал номер своей матери. Она ответила после первого гудка. И это тоже принесло порцию боли. Милая мама, она всегда думает о нём, чего бы он ни сделал. А он превратился в отшельника за эти шестнадцать лет. Отвернулся от матери, занимаясь лишь своим счастьем.
– Женя, ты где?
– Всё в порядке, мам. Возвращаюсь домой после работы.
– Так поздно!
– Метель.
– Ты осторожен?
– Конечно.
– Пристегнулся? Ты не выпивал?
– Мам, ну опять ты за своё!
В последнее время она часто спрашивала, трезв ли он. Евгений почти всегда обманывал, не задумываясь. Матери не нужно знать, сколько он выпил в этот день. Но сегодня он пока трезв как стёклышко.
– Женя, мне непонятно, отчего ты ездишь по улицам в такое время? Я переживаю! Вдруг что-то случится?
– Ничего не случится.
– Тебе легко говорить. А я – мать!
– Мне нелегко. Я хотел зайти на кладбище…
– Что? В такую погоду!
– Какая разница? Мне захотелось. Поэтому так задержался.
– Я бы могла поехать с тобой, если бы ты предупредил заранее.
Они сделали паузу, понимая, что разговора о смерти не избежать.
– Мам, я хотел спросить тебя… Как всё произошло? Тогда… Я не успел вернуться вовремя с работы, о чём сильно жалею. Меня будто выбросило. Я ничего не знаю. Ничего не понимаю. Как это произошло?
– Ты о чём, сынок?
– Как погиб Антон? Расскажи подробно, ладно?
Вопросы звучали глухо, хаотично. Он не говорил с мамой об этом целый месяц. Забился в личное горе, будто в кокон. Но сейчас, не найдя могилы сына, злился и будто вырвался в реальность, где существовали вопросы. Она вздохнула:
– Но я ничего об этом не знаю, Жень.
– В каком смысле?
Он не успел удивиться, потому что был под давлением горя. Евгению казалось, что у него поднялась температура. Тело ломило, голова начала болеть где-то в области затылка.
– Я ничего не знаю об этом, – ответ прозвучал громче, сухо.
– Но этого не может быть!
– Отчего же не может? Ты знаешь, я всегда желала вам только добра, хотя твоя жена никогда не нравилась мне. Я подозревала, что с ней что-то не так. Жень, ты должен выслушать меня! Ты должен понимать, вот сейчас должен понимать, что она недостойна тебя!
– Я спрашиваю не об этом.
– Это она виновата во всём, что произошло!
В этот раз он не перебивал. Слушал, тяжело дыша, пытаясь сморгнуть слёзы с ресниц. Он никогда не позволял матери говорить злых слов о жене. Но сейчас ему хотелось слушать.
– В чём она виновата?
– Во всём виновата!
– Не понимаю.
Но он понимал, просто ему хотелось говорить и слушать.
– Я не знала, что до этого дойдёт, Жень! Как он только решился! Как?! И почему она молчала? Ведь она знала, чувствовала! Дети всегда в ответе за старые грехи родителей. Всегда! Запомни это! А она… Она же одиночка, как волчица. Ей не понять, что такое любовь, ведь её никогда никто не любил. Я сейчас говорю о родительской любви. О родственной. Это она убила собственного сына, она довела до этого.
Жестокое обвинение. Но он не отрицал.
– Если бы я был рядом.
– Но тебя не было!
– Мама.
– Ты сам должен всё понимать, ведь жил обособленно много лет. Она ни с кем из нас не роднилась. Никогда не делилась горем или радостью. В странностях Антона только она виновата. Ты здесь ни при чём. Это не твой ребёнок. А гены много значат, сынок. Очень много! Поверь мне, я знаю жизнь. Бедный мальчик! Представляю, как он страдал! А ведь в чём он виноват? Гены… Гены!