– Я никому не скажу, что у тебя на меня встало, – заявил Шестаков, еще сильнее впечатывая меня в полки.

– А я никому не скажу, что ты импотент. Шест, какого черта ты творишь?

Если бы в этот момент кто-то из девчонок или парней, что пьяно танцевали в соседней комнате, открыли дверь в кладовку, то застали бы следующую картину: я и Шестаков вжимаемся друг в друга в полной темноте среди швабр, ведер и консервированных помидоров.

– Прячусь от бывшей.

– У тебя есть бывшая? – почему-то спросил я.

– Ревнуешь? – хмыкнул он.

– Послал бы тебя куда-нибудь, но ты неправильно поймешь.

– Или правильно, – чему-то обрадовался этот идиот.

У всей этой дичи, конечно, была предыстория. Среди вечеринки у Крыловой Евы меня вдруг накрыло. Да, накрыло у Крыловой. Помоги мне мироздание. Стало тяжело дышать, музыка стала бить по нервам, а чужие прикосновения будто бить током. У меня так бывало иногда. И да, меня бесило, когда мне предлагали подышать в пакет. Сами в него дышите. Можете хоть в брачный союз с этим сраным пакетом вступить. В общем, мне нужно было где-то спрятаться. Комнаты и кухня была заняты, в санузле кто-то трахался и вот, когда я уже почти отчаялся, я наткнулся на кладовку. Едва ли это помещение было задумано в доме изначально. Узкое пространство, заваленное вещами, с лампочкой, что болталась под потолком и слабо освещала два квадратных метра. Я прислонился к полкам, на которых стояли стеклянные банки, и попытался перевести дух.

Не прошло и пяти минут, как лампочка вдруг погасла, дверь открылась и прямо в меня шагнул Марк Шестаков. Он закрыл за собой дверь, и между нами буквально не осталось пространства. Я попросил его выйти, он отказался. Тогда я попросил его выпустить меня, но этого он тоже не сделал. А потом у меня встало. Я был не готов к такому повороту.

– Так что бывшая? – решил я вернуться на безопасную территорию.

– Сумасшедшая сука. Она выпотрошит меня, если я выйду.

– Что ты ей сделал?

– Да так, мелочь.

– А конкретнее?

– Ты гей?

– Нет! – возмутился я. – Просто перенервничал.

Шестаков фыркнул.

– Смешной ты, Савва. В пакет хочешь подышать?

Я выругался.

***

Я зашел в аудиторию и забрался наверх, чтобы спокойно подремать на последнем ряду, пока Анастасия Степанова будет знакомить нас с основами экономики. Вот вам парочка основ экономики от меня, которые я познал на собственном горьком опыте: никогда не воруйте деньги из тумбочки бывшей, даже если потом обязательно собираетесь вернуть. А если уж украли, то постарайтесь не попасться. Если попались – бегите из города. Я нарушил все три правила, так что братец моей бывшей как следует вломил мне после вечеринки в субботу. А кто мог знать, что эта госпожа не-такая-как-все ходит пить отвертку к Крыловой?

– Ты преследуешь меня? – раздался недовольный голос прямо рядом со мной, как только я уселся за стол.

Я резко повернулся и встретился взглядом с Саввой Гришиным. С тем самым парнем, с которым мы весьма сблизились в кладовке, пока я прятался от бывшей на вечеринке. Кто же знал, что прятаться надо было не во время тусовки, а после.

– Я тебя не преследую, – отмахнулся я. – Что ты, вообще, делаешь на галерке? Разве отличники здесь сидят?

Гришин пожал плечами и высокомерно поправил очки на носу. Ну, или это мне показалось, что высокомерно, а на самом деле он совершенно обычно это сделал. Черт этих умников разберет.

Гришин был тем еще фруктом. Есть такие ботаники, над которыми все ржут. А есть такие компанейские парни, про которых и вовсе забываешь, что они еще и учатся, как настоящие задроты. В общем, Гришин был ни тем и ни другим. Все знали, что он слишком много сидит со своими книжками. Золотая медаль, победы на каких-то вшивых конкурсах – он не забывал этим похвастаться. Всегда готов, всегда лучше всех. Он был занудой, когда дело касалось правил. Но в то же время он всегда был занят тем, чтобы соблюдать правила самому. Ему было плевать, что делают остальные. Он отказался быть старостой. Легко давал списывать. И что поразительно, не особо тупил, когда дело касалось всяких современных штук. В общем, он как бы был почти нормальным. Просто казалось, что пока остальные завели себе нормальные хобби или хотя бы подружку, Гришин завел себе задачу получить красный диплом.

А еще у него на меня встало. Я сглотнул. Два дня я об этом не думал, но стоило увидеть Савву – и снова вспомнил. Не знаю, что я думал об этом. Мне должно было быть противно. Я должен был быть тем, кто радостно сообщил бы каждому, что это было противно. Но на деле во мне это вызвало какой-то странный интерес. Будто это был не стояк, а упакованный в блестящую бумагу секретный подарок на Новый год. Кстати, знаете, что мне подарила матушка на Новый год? Ни-че-го. Ну и ладно. Я ей тоже ничего не подарил. Хотелось бы, как говорится, приносить в дом хорошие подарки, а приходится – извинения.

– Сижу где хочу, – огрызнулся Савва.

– Что за обиды? Тебе три?

– Двадцать три!

– Серьезно? – удивился я.

Двадцать три было мне, потому что я уже третий раз поступал в универ и вылетал из него. Так что мои одногруппники обычно были младше.

– Нет, – сдался Савва. – Двадцать. Но это к происходящему отношения не имеет. Так, что, отсядешь?

– Нет, – заявил я, а потом показал Савве понятно какой жест.

– Сам туда сходи, – все-таки посоветовал он мне, хотя в кладовке пообещал не создавать двусмысленностей, а потом поднялся, сграбастал все свои учебники и супераккуратные конспекты и пересел на ряд ниже.

Я остался осмыслять тот факт, что больше всего после этой стычки мне хотелось получить ответы на следующие вопросы: предлагал ли мне Савва сходить на свой хер или все-таки на чужой? И был ли у меня шанс, если я очень постараюсь, уговорить его поменяться местами? Думаю, у меня бы лучше вышло быть сверху.

– Что ты знаешь о Шестакове Марке? – осторожно спросил я у Ксю.

– Учится он не очень хорошо, – ответила моя подруга, и я едва удержался от того, чтобы не фыркнуть.

Ксюша была самым странным человеком из всех, кого мне доводилось встречать, а людей она оценивала исходя из того, хорошо они учились или нет. Меня Ксю, соответственно, считала человеком хорошим. Мне это льстило, хотя я и не придавал такого уж значения тому, насколько успешно люди проходили квесты под названием “обучение в единственном более-менее адекватном универе в городе, но все равно очень среднем”.

– А еще ты что-то о нем знаешь? – уточнил я.

– Например, что?

Мы на пару шагов продвинулись в очереди, приближаясь к заветной стойке с салатами. Потом шло горячее и в конце пути можно было попросить сэндвич и кофе. В прошлом году в универе начали делать шаурму, но после нескольких сильных отравлений инициативу свернули.

– Не знаю, – пробормотал я. – С кем он встречался?

Ксю ожидаемо пожала плечами.

– Может, с кем общается?

– Со всеми, наверное. Зачем тебе?

Ответить было сложно. Если рассудить здраво, то никакая информация про Шестакова мне не была нужна. Более того, я бы предпочел и вовсе забыть о том, что он существует. Но ничего не получалось. Помните тот вечер, когда я, пытаясь справиться с панической атакой, заперся в кладовке, а Марк ввалился ко мне? В итоге мне стало совсем плохо, я вытолкал его обратно в коридор, а потом сбежал на улицу.

Сначала я думал, что он мне как-то отомстит за это. Не то чтобы я готовился к тому, что меня будут бить. Но мокнут пару раз головой в снег – вполне возможно. Однако в субботу мы с Марком больше не столкнулись, и я слегка расслабился. Но ненадолго. В воскресенье меня посетила новая паническая мысль: что если он решит всем сказать, что я гей?