– Привет, Воронов.

– Сущенко… Саня? Здорово.

– Не поздновато гуляешь?

– А что?! – Воронов продолжал улыбаться.

– Тут с тобой переговорить хотят. Зайдем за гаражи…

– Пойдем.

Он зашел в темноту гаражей, и в следующий миг из его глаз посыпался сноп искр. Удар был нанесен кастетом, и он даже не успел закрыться. Дальше удары последовали со всех сторон, потом его, уже лежащего, били ногами. В какой-то момент ему показалось, что он может сейчас задохнуться, а потом, неподвижного, его перевернули, и в размазанном лунном свете он увидел склоняющееся к нему лицо Фили.

– Ты, мудак… Еще раз увижу рядом с этой телкой – пи…ц! Урою, падла! Понял меня? А если стукнешь – сойдешь в могилу, гандон. Понял?!

Он ничего не отвечал и лишь смотрел на Филю глазами, превратившимися в узкие щели от припухлостей, перепахавших его лицо.

На следующий день из зеркала на Игната Воронова глядело некое подобие сенбернара. Мама стонала, охала, горько причитала, собираясь вызвать милицию.

– Ну пожалуйста, не надо, – попросил он. – Я все равно не знаю, кто это был. Не видел в темноте.

Но в класс был все же вызван инспектор по делам несовершеннолетних – такую разукрашенную физиономию не скрыть. Когда Игнат Воронов вошел в класс и Марина увидела его, она закусила губу. Инспектор стоял у доски вместе с учителем физики, бывшим их классным руководителем. Еще он заметил, что рядом с Мариной развязно уселся Сущенко – демонстрация продолжается. И скорее всего все, все знают, уж класрук точно…

– Ну, Воронов, – проговорил инспектор, – что ты нам хочешь рассказать?

Он шел между партами, вперед.

– Раскроешь пасть – убью, – прошептал ему вслед Филя.

– Ну, мы ждем, – кивнул класрук.

– Нечего рассказывать.

– Что значит нечего? – всполошился инспектор. – Кто физиономию-то разукрасил?

– Не знаю. Темно было.

Марина и Сущенко сидели за первой партой. Он продолжал идти вперед.

– Послушай, Воронов… Значит, будешь покрывать своих дружков? А может, ты в банде? Придется поставить тебя на учет. Знаешь, что это такое?

– Поступайте, как считаете нужным.

– Я смотрю, говорлив ты. Еще одно нарушение – и полетишь у меня в колонию для несовершеннолетних. Ты понял, пацан? Борзота…

Игнат чувствовал, что его глаза вот-вот взорвутся подступающими слезами, но он сдержал себя.

– Ты должен перед всем классом объяснить, где это ты проводишь время, – вдруг проговорил класрук, – и почему ты весь разукрашен.

– Наверное, заслужил, – сказал Филя, и по классу прокатился легкий смешок.

– Разговорчики, Филатов, – ухмыляясь, проговорил инспектор.

– А я чё? Я к тому – может, он на грабли наступил?!

Теперь класс уже грохнул, учитель физики с трудом сдержал улыбку, и милицейский инспектор захихикал неожиданно высоким голосом.

Он, не обращая на все это внимания, подошел к парте, за которой сидела Марина. Игнат посмотрел на нее, она подняла свои огромные влажные глаза, и ему показалось, что эти глаза светятся. И в этот момент он почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Потом он улыбнулся, Марина улыбнулась в ответ. В классе воцарилась полная тишина.

– А ну, пошел отсюда, – проговорил он, не глядя на Сущенко.

– Чего-чего?! – Тот искренне вытаращил глаза.

– Я же сказал, – в голосе абсолютное спокойствие, – брысь отсюда.

Тишина в классе стала густой, многие сидели, боясь шевельнуться, и только Рыжий вдруг громко усмехнулся и, развалившись на стуле, радостно уставился на Филю.

– К-к-как? – растерянно спросил Сущенко.

– Так, – усмехнулся Игнат. – Это мое место.

– С чего это ты взял, ты, козел! – Сущенко, к сожалению, был не настолько умен, чтобы быстро ориентироваться, и несильно ударил его носком ботинка по ноге.

– О-о-о-х-х, – довольно потянулся Рыжий.

Улыбка не сползла с губ тихого мальчика Игнатика Воронова. Он ухватил Сущенко за его длинные волосы и резко откинул приподнимающийся край парты. Лоб Сущенко и деревянная панель встретились со звонким ударом. Потом он просто отвел руку, держащую Сущенко за волосы, назад, и тот полетел в проход.

– Это мое место, я же тебе сказал, бледнолицый.

Он сел рядом с Мариной. В классе повисла напряженная тишина. Класрук смотрел на них очень внимательно, потом неожиданно спросил:

– Кто так решил?

– Мы, – прозвучал голос Марины, и казалось, что в этот момент можно было услышать биение множества сердец. – Так решили мы, вдвоем. Вы спрашивали, где он проводит время? Я вам отвечу – со мной.

– Ну, Власова, – глаза класрука стали вдруг очень колючими, – не ожидал я от тебя…

– А я – от вас, Геннадий Андреевич! А если хотите узнать, кто его так разукрасил, – Марина, не поворачивая головы, указала рукой в проход, где поднимался на ноги Сущенко, – спросите там… Там многие знают! Только не хватит смелости, кишка тонка. Иначе многих сажать придется… Я ведь права, да?!

Класс словно онемел. И тишину нарушил лишь довольный смешок Рыжего:

– Х-х-а!!! Во кайф!…

Уже в середине урока Филя прислал Воронову записку: «Тебе крышка, казел». Воронов зачеркнул свою фамилию и написал: «Филатову». Затем он исправил букву в слове «козел», поставил свою подпись и вернул записку обратно. Эти манипуляции ни для кого не остались секретом. А потом в кабинете химии пропала склянка со смесью кислот. Пополз слух, что готовится нечто страшное, Филю вызвали к директору, проверили весь класс, но ничего ни у кого не нашли.

Филя со своей бригадой окружили Игната в спортивной раздевалке. Филя извлек свой любимый кастет и, подбрасывая его на ладони, двинулся к Игнату, с ним – еще три человека. Остальные перекрыли выход.

– Значит, ты, гандон, вчера ничего не понял? – произнес Филя, глядя на кусок свинца в своей ладони. – Значит, так, да? Решил стать трупом? Все – ты больше не человек, ты даже не раб… Тебе п…ц…

– Да, – спокойно произнес Игнат Воронов. – За мной действительно остался должок.

И в следующую секунду он сделал то, что до этого все окружающие видели только в кино. Игнатик быстро выставил вперед правую ногу, оперевшись на нее, как на циркуль, левая нога с какой-то молниеносной скоростью прошла по дуге. Филя даже не понял, как оказался на полу, и теперь оторопело глядел на Игната. Потом многие будут поражаться быстроте и четкости этого удара, но тогда это произошло впервые.

– Маваши-гири, – произнес Воронов. – Вставай, будем дальше изучать японский язык.

Филя потряс головой. Все же удар мальчика – это лишь удар мальчика, и Филя очень быстро пришел в себя.

– Все, братва, хороним его, – Филя сплюнул на пол, – каратиста х…ва… Против лома нет приема… Сущ, бегом, подай мне банкетку! П…ц тебе, Игнатик, мой мальчик… За твою борзоту и за все!

Их было восемь человек – слишком много, и выход был перекрыт. Филя двинулся к Воронову, Сущенко – вдоль стены с увесистой деревянной банкеткой в руках, остальные – за ними.

– А ну, стоять всем, сучьи выродки! – В раздевалке появился Рыжий. В руках блеснул какой-то предмет. Игнат посмотрел в его глаза и увидел там что-то насмешливое и лихое одновременно. – Знаете, что это, да? Кислота, пропавшая на химии… За секунду морду разъест до костей. – Он угрожающе поднял руку. – Пусть разбираются один на один! Если какой мудак рыпнется, оплавлю урода… А теперь – брысь из раздевалки! Что остолбенели? И не хера на Филю смотреть – ему конец. Воронов разберется. Брысь все отсюда! – Рыжий угрожающе потряс склянкой. – А то у меня здесь на всех хватит. Бегом, говнюки…

Игнат Воронов еще раз посмотрел на Рыжего, тот ему подмигнул, и Игнат понял, что теперь их двое…

Рыжий не ошибся: Филе действительно пришел конец. Примерно через десять минут после описываемых событий вся мощная, великолепно отлаженная созданная им диктатура перестала существовать.

– Конец Филиному беспределу, – усмехнулся Рыжий. – Диктатура рухнула ввиду опущения диктатора.