Его железные пальцы дрогнули, отпуская ее задыхающееся горло, на лице мальчишки выписалась мучительная гримаса боли и досады, он скорчился, с шипением потирая бок, и Клэр, онемевшая от изумления и суеверного ужаса, подняла к глазам обломок ножа, намертво зажатого в ее побелевших пальцах.

– Этим ты меня не проймешь,– заметил мальчишка, все так же морщась и зашибленное тело, с толикой удовлетворения наблюдая, как суеверный ужас расползается по ее лицу.

А затем он вдруг напрыгнул на нее, переместившись так незаметно, будто был призраком, и резким движением заломил ей руку, зло свалив животом на стол навалился тяжкой горячей тушей сверху, заставив зарыдать от боли в выкрученном суставе. Его страшные когти сильно и резко рванули ворот ее камзола, распуская ткань на тонкие ленточки, и Клэр снова взвизгнула, ощутив себя обнаженной. Вся одежда на ее спине была растерзана, с треском разодрана, изрезана, и мальчишка, на миг отстранившись от ее дрыгающегося, сопротивляющегося тела, словно скульптор любуясь своим шедевром, провел ладонью по горячей коже.

– Что ты делаешь?! Что делаешь, мерзавец?! – заверещала она, дрыгаясь и извиваясь.

– Обыскиваю, конечно, – деловито ответил он, и она замерла, боясь даже дышать, чувствуя, как его пальцы водят по ее обнаженной спине, по ее вздымающимся ребрам, чуть нажимая острыми когтями, оставляя алые полосы. – На предмет ножей, которыми ты та ловко орудуешь, отравленных игл, тайного оружия. Так зачем это девицы стали брать в руки сабли и нападать на корабли, принадлежащие драконам? – небрежно поинтересовался он. Его коготь легко подцепил ее пояс, и толстая кожа лопнула от легкого невинного прикосновения. Клэр взвизгнула, засучила ногами, чувствуя, как штаны становятся чересчур свободными, и подлец стаскивает их с нее мелкими нетерпеливыми щипками.

– Негодяй! – рычала она, уткнувшись лицом в стол, чувствуя, как ее горящее от стыда лицо становится мокрым. Штаны соскользнули с ее задницы, и ладонь мальчишки вкрадчиво, почти ласково провела по оголившемуся телу, повторяя аппетитную округлость ягодицы, цапнула острыми когтями, больно кольнув в самом аппетитном, круглом месте. – Это не обыск, это унизительное надругательство! Ты – мерзавец, отпусти меня! И тогда – может быть, – я велю оставить тебя в живых!

– Велишь? Так ты, стало быть, капитан этих бездельников и бродяг, – беспечно ответил мальчишка, и его гладящая ладонь вдруг стала жесткой, он, почти не размахиваясь, врезал по округлой попе так, что ягодица Клэр загорелась алым пятном, а сама она завопила от боли. – Но согласись, в данной ситуации у меня положение намного выгоднее, чем у тебя, поэтому мне решать, оставить ли тебя в живых, а не наоборот. Итак, девица, – он навалился на нее, с удовольствием прижавшись к ее подрагивающему плечу носом, принюхиваясь к ее запаху по-звериному, – отвечай: зачем ты грабишь суда Дракона? Тебе нужно золото?

– Мне нужен сам Дракон! – завопила Клэр, залившись слезами, когда его бесстыжая ладонь снова легла на ее ягодицы и ногти чуть сжали кожу, чувствительно накалывая ее.

– Зачем тебе Дракон? – терпеливо продолжил свой допрос мальчишка. Он выдыхал свои вопросы прямо в ее ушко, горячее и красное от смешанных стыда и страха, и иногда Клер казалось, что он играет, прихватывая ее ухо губами. – Не жаль будет убить? Он ведь мыслящее существо, такое же, как мы с тобой, а вовсе не безмозглое животное… как ты думаешь, дикарка.

– Я сошью из его поганой шкуры себе плащ и сапоги! Что, жаль это кровожадное чудовище? – насмешливо выкрикнула она, задергавшись, стараясь столкнуть с себя его тяжелое тело, разумеется, безрезультатно. – Скармливаешь ему людей? Поставляешь живой товар? Разнообразишь стол?

– А ты, стало быть, справедливая мстительница? – мальчишка хитро прищурился. – Перебив столько людей в бою, ограбив их и бросив умирать в море, чем ты-то лучше такого кровожадного, ненасытного Дракона, так любящего пожирать человеческую плоть?

На губах его играла озорная улыбка, Клэр почувствовала, как он, лежа на ней, дрожит от смеха, и забрыкалась еще яростнее.

– Да ты сам подобен этому поганому животному, этому тупому монстру! – выкрикнула она. – Верный слуга, прихвостень… прихлебатель!

– Нет, – мальчишка навалился на нее еще полнее, еще крепче прижав ее к столу, и склонился к самому ее уху. Теперь его губы задевали ее пылающую кожу, и Клэр слышала его тихое дыхание. – Я не подобен монстру. Я и есть монстр.

***

– Что!? – выдохнула Клэр, на мгновение перестав даже сопротивляться. Жесткие, словно отлитые из металла пальцы, удерживающие ее, осторожно выпустили ее запястье, мальчишка отступил, освобождая ее заломленную руку, и девушка подскочила, обернулась, со стыдом натягивая на себя остатки изодранных Драконом вещей. – Ты!?

– Я, – просто ответил мальчишка, разведя руками. – Убьешь меня теперь?

В его вкрадчивом голосе снова послышалась лютая издевка, главным образом оттого, что убить его Клэр не могла физически – ей недоставало ни сил, ни умения, чтобы сделать это. Да и желания – своим звериным чутьем мальчишка учуял, понял на каком-то низшем, почти магическом или диком, животном уровне, что она не хочет его убить – или хочет, но лишь потому, что ревнует его ко всему миру. Только она одна может на него смотреть, только она одна может его касаться! Даже к солнечным лучам, осторожно гладящим его черные волосы, она ревнует его…

– Как это может быть?! – испуганно выдохнула Клэр, стискивая на груди изодранную рубашку.

Мальчишка как-то неопределенно пожал плечами, словно изумляясь собственным возможностям, затем чуть наклонил голову, сделав усилие над собой, и на Клэр исподлобья глянули змеиные золотые глаза с узким вертикальным зрачком, на красивом лице проступили какие-то иные, нечеловеческие черты, на щеках блеснула алая чешуя, затрепетал на голове высокий гребень. Трансформация длилась всего несколько секунд, но изумленная, онемевшая от увиденного Клэр успела разглядеть Дракона и понять, что ее не обманывают, и что мальчика не шутит.

– Оборотень, – выдохнула она испуганно. На своей родине она слышала об оборотнях-волках, а тут значит, вот как бывает…

– Можно и так сказать, – покладисто согласился мальчишка, снова усмехнувшись. – Ну, так что, все еще не расхотела мою шкуру?

Звуки боя стихали; и, судя по спокойным деловитым переговорам, доносящимся извне, судя по невозмутимости Дракона, команда Клэр была побеждена. Впрочем, она и сама это понимала, чувствовала; на этот раз они напоролись на хорошо обученных людей самого правящего Дракона…

– Нет, – агрессивно рявкнула девушка, хорохорясь, – твоя шкура для меня дороже золота!

– Ох, ох, ох, – дразнясь, ответил Дракон, корча плаксивую рожицу. – Какая дорогая у меня шкура! Что ж за беда заставляет девиц быть такими злобными? Таких хорошеньких девиц, – добавил он, протянув руку и по-хозяйски касаясь ее щеки, отводя от ее личика черные блестящие локоны, чтобы как следует рассмотреть ее. В его черных глазах мелькнуло неподдельное любопытство и какое-то неведомое Клэр чувство, такое горячее, страстное, что она охнула стыдливо, ощущая, как это чувство передается ей, как оно пронзает ее, словно пущенная умелой рукой острая каленая стрела, пробивая в груди горящую рану.

– Ты пахнешь, – произнес Дракон тихо, но так горячо, что у Клэр сердце зашлось, – как самая спелая, самая сладкая самка… вкуснее мягких абрикосов. Кажется, если тебя тронуть, – его когтистые пальцы чуть сжились, накалывая ее кожу, – то твоя кожа лопнет, как тонкая виноградная шкурка, и потечет сладкий прозрачный ароматный сок… такая ты спелая и душистая…

Последние слова он шептал, уже стоя к Клэр близко-близко, вплотную, едва не касаясь ее подрагивающих губ своими губами, и у девушки закружилась голова от объявшего ее жара. Жара его близкого тела, жара его бессовестных ладоней, забравшихся под ее изодранную одежду. Он словно загипнотизировал ее своими немигающими черными глазами, своими неторопливо льющимися словами, тихим шепотом. Дыша его дыханием, Клэр вдруг обнаружила, что ее собственные руки, чуть подрагивая от нетерпения, неумело и торопливо распускают застежки на его шелковой щегольской одежде, ласкают его плечи, и сам он чуть дрожит от объявшего его странного, неуместного желания. Желания близости, желания ее тела здесь и сейчас, сию минуту!