Ожидая увидеть что угодно, она видит перед собой просто человека. Высокого и стройного, пожалуй, даже по-юношески худощавого. На вид ему не более восемнадцати, но стоит улыбке тронуть его красиво очерченные губы, наваждение рассеивается, и этот странный, пугающий человек кажется древним, как звезды на небе.

Матово-белая кожа его сверкает в темноте как снег, миндалевидные глаза под ровными черными бровями черны как беззвездная ночь, их внимательный взгляд гипнотизирует. Длинные волосы цвета воронова крыла густы, заплетены на висках в косы и лежат на плечах блестящим покрывалом.

Его красота странная, какая-то сверхъестественная, в правильных чертах его лица есть что-то магическое, а во взгляде скользит высокомерие высшего существа, и девушка на миг теряет способность говорить, когда он неслышно подступает к ней ближе. Его рука с остро отточенными ногтями, блестящими словно алмазы, поднимает ее лицо к себе за подбородок. От его пальцев пахнет ее возбуждением, и девушка вздрагивает, напуганная его пристальным, немигающим взглядом, который словно проникает в ее душу и перечитывает ее мысли.

– Не отдавайте меня чудовищу, – униженно скулит она, и он, рассматривая жертву, неторопливым движением распускает широкий пояс своего шелкового черного халата, украшенного пестрыми узорами на полах и широких рукавах.

– Но я и есть чудовище, – тихо отвечает он, улыбаясь.

Дракон гибко потягивается, чуть шевелит плечами, и гладкий шелк падает к его ногам.

Два жарких тела сплетаются, голодные губы Дракона накрывают сосок девушки, сжимают его. Мужчина жадно втягивает нежную мякоть в рот, стараясь вобрать как можно больше плоти, словно и в самом деле собирается пожрать свою пленницу, посасывает и ласкает сосок гибким длинным змеиным языком, сжимает девушку в своих объятьях, и она кричит, запрокинув голову, извиваясь в его руках. Подхватив ее под ягодицы, Дракон приподнимает девушку, ее ноги обхватывают его талию, и девушка пронзительно вскрикивает, когда его возбужденная плоть проникает в ее тело, медленно, с трудом, растягивая нежные ткани.

Ласкающийся мужчина словно не слышит этого вскрика. Его жадные губы все так же ласкают, посасывают грудь девушки, жесткие пальцы растягивают ее ягодицы, и девушка, дрожа всем телом, ощущает, как его член начинает двигаться в ней, сначала осторожно, затем все смелее, все резче. Наслаждение накатывает на нее пьянящей волной, она жалобно стонет, ощущая себя действительно жертвой, вещью, отданной на растерзание и принадлежащей тому, кто сейчас ласкает ее тело, наслаждаясь им, прикусывает в страсти соски, царапает острыми когтями горячую кожу. Дракон приподнимает ее за ягодицы и с силой насаживает ее на свой член, отчего глубокие сильные толчки в ее теле становятся непереносимыми и она кричит, бьется в наркотическом экстазе. Задыхается, откидываясь назад и повисая на руках, чувствуя, как его ладонь, оглаживает и тискает ее горячую грудь, наслаждаясь беспомощной дрожью, трепетом покорной жертвы.

Его ладонь поддерживает ее под бедро, ногти впиваются в кожу глубоко, почти до боли, но девушка не ощущает этого. Неистовые сильные толчки его члена сводят ее с ума, и снова ей кажется, что плотные змеиные кольца обвивают ее тело, а в лоне движется что-то чудовищно огромное. Она вскрикивает, пытаясь заглянуть меж своих ног, но его рука мягко отталкивает ее, снова заставляя откинуться назад, беспомощно повиснуть на цепях и отдаться целиком утягивающим в омут безумия ощущениям. Сколько это может длиться? Час, два? Всю ночь? Бесконечная ночь сладкого, невероятно прекрасного страдания, криков, стонов, жадных ласк, горячих рук, которые, казалось, оглаживают все ее тело так, словно оно и в самом деле принадлежит и всегда принадлежало этому ненасытному мужчине, который словно пожирает ее душу, овладевая ее телом так полно и жадно, что ее сознание уплывает и растворяется.

Дракон гладит ее везде, его пальцы ощупывают каждую складочку, каждое потаенное местечко с бесстыдностью любопытного ребенка, и девушка захлебывается от удовольствия, которое приносят ей его бессовестные пальцы. Казалось, время встало; криков, стонов и обжигающего наслаждения было так много, что девушка почти на грани обморока. Даже острые ногти, покалывающие чувствительную точку меж ее ног, не могут расшевелить девушку, та стонет тихо и еле слышно, и Дракон посмеивается, двигаясь в ее истерзанном лоне медленно осторожно, плавно, чтобы не причинить боли. Все существо девушки, казалось, превратилось в сплошное наслаждение, она не видит и не слышит ничего, не ощущает прикосновений. Шлепки влажных тел становятся все чаще, все жестче в ее лоно входит его напряженный член, и девушка кричит и бьется в его руках в последний раз, чувствуя, как Дракон сжимает ее с хриплым стоном, кончая, и его горячее семя льется в ее тело.

Над морем разлился солнечный свет, волны, покачивающие корабль, были похожи на гладкий смятый шелк, чуть колышущийся от легкого бриза.

Запахивая полы легкого шелкового пестрого халата, небрежно затягивая широкий пояс, из кают, расположенных на полуюте, вышел мужчина, совсем юный и по-юношески стройный на первый взгляд. Свежий ветер тотчас налетел на него, холодными ладонями касаясь разгоряченной влажной кожи, остудил мокрые виски, колыхнул гладкое покрывало черных волос, лежащих на плечах. Мужчина закрыл темные глаза, сладко потягиваясь, и с наслаждением подставил лицо ветру, позволяя ему подсушить заплетенные на висках волосы и остудить разгоряченное после ночи любви тело.

Новая наложница – так уж вышло, – спала в растерзанной, смятой постели. Она не двинулась, не открыла глаза даже когда он проснулся, чуть сдвинул ее расслабленное тело, снял со своего плеча ее голову и уложил девушку на ту часть постели, белье на которой было прохладным от утреннего воздуха. И проспит она еще долго, судя по всему… что ж, ей можно будет уделить внимание вечером, а пока – дела.

Стоило только пестрой в бьющихся на ветру шелках фигуре появиться на палубе, как рядом тотчас оказался боцман – человек аккуратный, собранный, внимательный и мрачный, как ворон, нахохлившийся на суку мертвого дерева.

– Хорошо ли спали, господин Командор, – сухо произнес он, скорее отдавая дань уважения, чем действительно интересуясь. Всем на корабле, от капитана до самого последнего матроса, было известно, как проводит свои ночи тот, кого называют Командором. Днем корабль под названием «Буревестник» под началом того, кого называли Командором, дрейфовал в море, не очень далеко от берегов, а ночью…

Боцман, очень аккуратный и даже дотошный в мелочах человек, приглаженный и опрятный, на одежде которого были застегнуты абсолютно все пуговицы, а пряжки на башмаках и поясе начищены до блеска, просто плечами передергивал от мерзости при мысли о том, чем занимался Командор ночами. Безобразие на корабле! С таким отношением Командора к делу весьма сложно сохранить железную дисциплину. Крики и стоны его рабынь не давали покоя матросам. Впрочем, самому Командору было глубоко плевать на то, что думают о нем и о его способах развлечения его подчиненные. А покуситься хоть на одну его женщину, которых у него теперь, к слову, было четыре, не отважился бы ни один матрос. Одного взгляда его недобрых черных глаз было достаточно для того, чтобы осадить самого ретивого мечтателя и желающего женской ласки, и потому бунтов на корабле не было.

«До поры, до времени, – зло думал боцман, пряча лицо от ветра, который с утра был, пожалуй, слишком свеж. – Это не дело, не дело…»

– Да, благодарю, – меж тем ответил тот, кого называли Командором, с удовольствием вдыхая холодный воздух, пахнущий соленым дыханием моря. В то время как боцман отворачивался от жалящего его холода, Командор в легком шелковом халате наслаждался свежестью утра. Его кровь была слишком горяча, в ней горел огонь, и боцман поймал себя на мысли, что Командор – будь его воля, – просто скинул бы свои пестрые тряпки на палубу и прыгнул бы освежиться в голубые шелковые волны. – Есть что-нибудь интересное?