Данзен вышел наружу.

– Что, не нравится запах? – крикнул из пещеры отшельник, который между тем добавлял в варево новые ингредиенты.

Данзен не ответил.

Он дождался, когда старик закончит лекарство, которое в итоге оказалось черной притиркой, такой густой, будто отшельник намешал угля в застывшее варенье.

– Этого должно хватить, – сказал Далан, передавая запечатанный глиняный горшок Данзену. – Оставшиеся волосы я приберег. Я вымою их еще пару раз и сохраню на случай, если другим детям в деревне понадобится то же лекарство. Я бы предложил тебе заночевать здесь, но, подозреваю, тебе не терпится отправиться в обратный путь.

Данзен кивнул.

– Ты точно не хочешь по крайней мере вместе со мной перекусить?

– Я не голоден.

– Ну как скажешь, – откликнулся Далан, кивая. – В таком случае будь счастлив, Паломник. Если тебе когда-нибудь понадобится лекарство, для себя или кого-то еще, ты знаешь, как меня найти. И удачи с монастырем.

– Спасибо, – сказал Данзен и повернул в сторону деревни.

Держась берега горного ручья, он миновал несколько вычурных откосов и наконец вышел на основную горную тропу.

На ходу он вспоминал бой с дайдаработчи – этот поединок мог стоить ему жизни еще до того, как на свободу вырвались бы демоны. Позднее стоит еще раз заглянуть в журнал и проверить заметки настоятеля об этом екае. Он не помнил, упоминалось ли там о том, что вид вырождается. Возможно, нужно дополнить запись.

Только через два часа наемник добрался до молитвенного камня, где его подсторожил Сюнта.

Данзен зашел в лес и отыскал раздувшийся труп. Звери сожрали глаза Сюнты, щеки и губы, и поотрывали целые полосы плоти с рук. Какое-то существо с огромными когтями вспороло живот трупа, и Данзена еще какое-то время преследовала вонь пролежавших несколько дней на солнце внутренностей.

Бывший убийца направился к Шуе по тропе вдоль леса Асуров. В определенный момент, желая скрыть лицо, он накинул на голову капюшон.

Он миновал свой монастырь и наконец достиг края города, где нагнал гнавшего корову пастуха. Двое мужчин просто кивнули друг другу.

Данзен легко отыскал дом Сарнай, такой заметный среди соседей благодаря яркой расцветке и мастерству хозяина-плотника.

Бывший убийца один раз постучал, и ему открыла розовощекая хозяйка.

– Ты… ты такой грязный! – воскликнула она, разглядев одежду гостя.

– Вот, – сказал Данзен и передал ей лекарство.

– Ты его добыл? – На глаза Сарнай навернулись слезы. – Поверить не могу, что тебе это удалось! Спасибо! Спасибо тебе огромное! Прости, что назвала тебя грязным. Пожалуйста, оставь мне свою одежду, я ее постираю. А ты пока можешь взять вещи Хамдо. Он вернется примерно через час.

– Не беспокойся о моей одежде. Я сам могу ее постирать.

Сарнай сняла с горшка крышку и немного отстранилась.

– Что в нем? – спросила она. – Не помню, чтобы оно пахло так ужасно.

– Лучше тебе не знать.

– Путешествие было очень опасным?

Данзен не ответил.

– В таком случае, – кашлянув, продолжила Сарнай, – мой муж будет у монастыря, как только рассветет. По утрам он обычно свободен, и я уже сказала ему, что когда ты принесешь лекарство, нужно будет помочь тебе с ремонтом. И как только Лиган станет получше, я тоже смогу вам помогать.

Данзен поднял было руку, показывая, что в этом нет необходимости, но Сарнай отрезала:

– Глупости. Мы теперь соседи. И монастырь прежде был очень важен для местных жителей. Нам всем стоило бы об этом помнить. Я не желаю слышать никаких возражений, Паломник. Завтра утром Хамдо придет, чтобы помочь. Тебе стоит отдохнуть. Ты можешь отдать грязную одежду ему, и я все постираю.

– В этом нет необходимости.

– Предложение остается в силе. И последнее: ты голоден? – спросила Сарнай.

Данзен хотел было отказаться от угощения, но вместо этого кивнул.

– Прекрасно. Я что-нибудь приготовлю, как только наложу мазь. Не знаю, как тебя и благодарить, Паломник, ты был послан в ответ на мои молитвы. – Она вспыхнула. – Прости… Но ты для нас и правда как благословение Шуньяты, это уж точно. Пожалуйста, – свободной рукой Сарнай пригладила передник, – садись. Я отлучусь всего на минутку.

И снова Данзена Равджу среди ночи разбудил какой-то звук, как будто что-то ходило перед монастырем. Схватив оружие, он вышел наружу и огляделся. И не увидел ничего, кроме прозрачного ночного неба с зеленоватой полосой на горизонте. Время от времени до его ушей доносился далекий вой и шорох ветра в постепенно отраставшей траве. До полновластного наступления весны оставалось совсем немного.

Он вернулся в монастырь.

Уснуть оказалось непросто. Данзен даже подумал, не стоит ли развести костер и снова полистать дневник. Чем больше он вчитывался в описания, тем увлекательнее они казались. Между делом Данзен заметил, что в конце осталось еще достаточно страниц, где он мог бы вносить собственные записи.

Возможно, именно этим он и займется. Возможно, он проведет остаток своей жизни здесь, в долине Генсин, выполняя случайные работы для жителей Шуи, встречая екаев и записывая сведения о них.

Наконец Данзен улегся и уставился в потолок. Он едва мог разглядеть то, что осталось от росписи. Монастырь явно был древним, куда старше настоятеля, который жил здесь прежде. Сложенные из громадных камней стены намекали на времена, когда искусство каменщиков дополнялось силой эхо. Времена, когда небеса все еще существовали.

Это произошло задолго до рождения Данзена.

Шуньята пала, оставив мир без рая, с одним лишь Диюем.

Человечество вот уже много поколений существовало без блаженства загробной жизни. Люди могли лишь собирать останцы, которые они поглощали или вкладывали в талисманы. Только так кто-то вроде Норвина Давы мог приблизиться к раю, какими бы ни были его поступки на земле.

Одна из причин, почему Данзен Равджа никогда не пытался развить собственное эхо, состояла именно в этом.

Разумеется, он и без того обладал силой, с которой не мог потягаться ни один смертный. Не то чтобы Данзену казалось, что обращаться к собственному эху ниже его достоинства. Но мысль о том, чтобы развить скрытые в нем отзвуки рая, вызывала тревогу, которую он не мог объяснить. Ему чудилось в этом какое-то притворство, хоть он и понимал, насколько подобное оправдание сомнительно.

Бывшему убийце приходилось встречаться и даже сражаться с теми, кто сумел подчинить собственное эхо, с помощью останца Шуньяты или без него. Сомнения у него вызывала не сама сила, и даже не сложности, которые требовалось преодолеть, чтобы ее получить. Противодействие коренилось в самой сути Данзена Равджи. Какая-то его часть ощущала вину за падение рая, пусть это и случилось задолго до его рождения, пусть даже он и не имел к этому никакого отношения.

Он припомнил, как бывший наставник, Бирен Йеше, сказал, что все изменится, когда Данзен станет стариком. Что, мол, тогда-то он и начнет изо всех сил стараться продлить жизнь духовными практиками.

Но Бирен был реалистом. Он же пояснил Данзену, что такие попытки ни к чему не приведут. Даже начни он развивать эхо за многие годы до собственного рождения, этого все равно было бы недостаточно. Данзену никогда не удалось бы овладеть своим эхом настолько, чтобы отвратить смерть. Он мог стать сильнее, но и только.

А Данзен и без того был достаточно силен.

Бывший убийца наконец задремал на несколько часов и вновь проснулся от шума за стенами монастыря. Он беззвучно сел и сразу потянулся к Астре.

– Паломник? – позвал кто-то снаружи.

Данзен осторожно подошел к открытому дверному проему и увидел перед собой довольно крупного мужчину с деревянным ящиком для инструментов в руках. В стороне стоял запряженный в тележку осел.

Гость был мускулистым, с широкими плечами, мощными руками и крупными ладонями. Под коротко остриженными волосами виднелся шрам на лбу. Гость был одет в простую серую рубашку с застегнутым на несколько пуговиц воротом и штаны с парой нашитых сверху дополнительных карманов.