Ее присутствие от тренировки к тренировке оказалось неожиданным для всех. Возможно, Учитель, растерявшись, не смог сразу отказать ей – ищущий да обрящет! – но, поразмыслив, твердо решил в ближайшее время избавиться от мрачной великовозрастной ученицы без физической подготовки. Поэтому и предложил встать в строй с молодыми учениками. С другой стороны, иного места на тот момент по законам воинских искусств у нее и быть не могло. Поэтому Ася встала в строй с полной ответственностью, по собственным, никому не известным причинам, и все были удивлены тем, что в этом строю она еще оставалась. Впрочем, ненадолго. В этом никто не сомневался – слишком она была слаба и неумела.

Положение Аси в спортзале было пока крайне неопределенным. Мужчины ее возраста и старше приходили в спортзал, когда им позволяло время, занимались отдельно и вольно – как знакомые Учителя, со всеми вытекающими привилегиями: никакого строя, отжиманий на кулаках, окриков, правил. Они вальяжно расхаживали по спортзалу, тренировались по собственной программе, часто и задушевно беседовали с Учителем. Он даже улыбался им! Ася подозревала, что именно так развлекался ее муж Глеб Кондрашов, когда у него возникало желание подтянуть мышцы и испытать выбросы адреналина в спарринге. И от этого было противно – как же низко она пала в собственном уничижении, как уныла и безнадежна была ее жизнь! Именно поэтому Ася твердо решила не обращать на них никакого внимания и пройти весь путь с самого начала. По сути, пути в ее жизни еще не было. Этот волей случая оказался первым достойным направлением, по которому можно было двигаться, не опасаясь быть осужденной. Единственное, в чем ее могли обвинить – в странности, не от мира сего. Но это Асю не пугало, ее уже давно считали странной.

На тренировки изредка приходил второй тренер, Максим Юрьевич, – высокий, вальяжный, интеллигентный, с выступающим брюшком, плотно подвязанным черным поясом. Белое выстиранное кимоно сидело на нем, как влитое. И сам он весь был ладный, высокомерный, снисходительный. Как-то раз он решил показать младшим ученикам комплексы формальных упражнений, объясняя их название, назначение и смысл. Он демонстрировал технику небрежно, лениво, с надменным выражением узких губ и делал это с большим одолжением, будто все в этом спортзале, кроме Учителя, ему были глубоко омерзительны. Но Асе очень понравилась его демонстрация. Так понравилась, что она не могла оторвать от него восхищенных глаз. Она следила за ним жадно, стараясь ухватить в полумраке спортзала каждое движение, каждый поворот его грузного тела. И ей стало обидно, когда ката быстро закончилась – так обидно, что она до боли закусила губу.

Впервые в своей жизни, не имея ни малейшего понятия о красоте формы ката, Ася увидела ее вживую. Откуда-то появилась твердая уверенность в том, что она сама смогла бы делать это не только сильно, но и изящно. Слово «изящно» возникло перед ней осязаемое и почему-то глубоко понятное в своей истинной семантической основе: именно изящество и разум, а не стихия силы. Изящество как удел, направление слабой женщины. В тот момент ей показалось, будто она почувствовала сокровенный смысл воинских искусств и на мгновенье заглянула в будущее. Но она не стала осознавать этот смысл, оставив осознавание тому долгому пути, которое, возможно, принесет ей лично искусство боя. Появилось острое желание самой выучить ката. Но до этого было далеко – она пока не могла четко выполнять боевые движения, поэтому повторяла их безостановочно. Бросок рукой вперед, выпад, поднять колено, нога вперед, поворот на девяносто градусов, поворот на сто восемьдесят, упереться в пол, остановиться, снова выпад, зафиксировать стойку. Так, чуть-чуть получается. Хорошо…

Ася часто ловила на себе странные взгляды Максима Юрьевича, когда проходила мимо него, ей казалось, что он недоумевает, глядя на нее. Впрочем, трудно было понять этого тренера: его слова «источали елей», а взгляд был острым и безжалостным, как у Учителя.

Как-то раз он подозвал ее к себе и спросил очень вежливо:

– Вы раньше занимались спортом?

– Нет.

– Тогда что вы делаете здесь? – он сделал акцент на слове «здесь».

Ася растерялось, и тренер, видя ее замешательство, продолжил:

– Вам поздно заниматься каратэ, этот стиль требует большой выносливости и физической силы. Могут начаться проблемы с сердцем, суставами. Не надрывайтесь так, отойдите в сторону, отдохните, – он говорил мягко, доверительно, будто пытался урезонить ее.

Ася стояла босиком на холодном деревянном полу навытяжку, смотрела в его двигающийся кадык и думала: «Чего он от меня хочет? Дает понять, что я старуха?» Конечно, этот спортзал и она сама были несовместимы. Но характер не позволял отказаться от начатого. Слишком многое было поставлено на карту. Ася сделала первую в своей жизни попытку доказать мужу и себе, что чего-то может добиться сама, не подумав, что выбранный ею путь окажется таким экстремальным и необычным. К сожалению, другого пути на тот момент она не видела, идти ей было некуда, и стоявший перед ней благополучный во всех отношениях мужчина – сильный и уверенный в себе – этого знать не мог.

– Объясните, чего вы ждете от каратэ? – Максим Юрьевич приблизился к ней на расстояние ладони и почти касался ее груди своим шикарным кимоно. Тонкий аромат дорогого французского одеколона был чужеродным и нелепым. Этот странный тренер смущал ее, как смущал бы любой мужчина, задумавший вдруг поухаживать. Набравшись смелости, она посмотрела в его лицо и ляпнула откровенную чушь, лишь бы не молчать.

– Я хочу стать сильной и научиться управлять собственной волей. Мне не хватает силы воли…

– Вот как? И что вы подразумеваете под силой волей? – Максим Юрьевич склонился к ней, как нагибаются взрослые, чтобы услышать, что лопочет ребенок. Ася почувствовала его мятное дыхание.

– Это когда заставляешь себя делать то, что не хочется, – ее голос сорвался, захотелось отшатнуться и исчезнуть с его глаз, перестать чувствовать этот волнующий аромат, так сильно диссонирующий с его кимоно и местом, где девушки отжимаются на кулаках и бьют, не щадя себя, по макиваре с засохшими пятнами крови на брезентовом покрытии.

Максим Юрьевич рассеянно улыбнулся, окинул ее взглядом с ног до головы и отошел в сторону, потеряв интерес. Асе вдруг представилась роскошная блондинка с кукольными глазами, которая обвивает белыми руками шею Максима Юрьевича каждый раз, когда он переступает порог собственной квартиры. Она встала в стороне, глядя на строй учеников, выполняющих связки ударов и блоков, и стала ругать себя за то, не смогла сказать правильные и нужные слова, не смогла заинтересовать Максима Юрьевича своими знаниями, не привлекла его внимание. Да еще и парфюм знакомый – сама выбирала Глебу на день рождения такой же. В голове, словно заполошные воробьи, вскинулись и замельтешили мысли о собственной несостоятельности, стало обидно до слез.

Подошел Учитель.

– Почему стоите?

– Тренер сказал, что нагрузки слишком велики для меня…

– Глупости! В строй!

Его окрик был грубым, но Ася с облегчением заняла свое место. Смущение исчезло, видение блондинки и Максима Юрьевича испарилось, как туманное наваждение. «Нет, я не поддамся, вы ошибаетесь. Да и кто вы такой, чтобы мне указывать? Это теперь мой спортзал, моя тренировка! Да, я знаю, что выгляжу жалко, но это не ваше дело!» Ее внутренний диалог был тревожным и бесконечным, Ася придумывала запоздалые аргументы и доказывала, доказывала Максиму Юрьевичу свое право поступать именно так, и злилась. «В конце концов, из любой ямы можно выбраться, надо только пробовать. Вы же ничего обо мне не знаете! И, если у меня что-то получится, я действительно изменюсь. Я – этого – хочу!»

Когда тренировка закончилась, она набралась смелости и подошла к Учителю.

– Максим Юрьевич предостерегает меня от физических нагрузок, а вы нет. Почему?

Учитель посмотрел на нее неожиданно внимательным, понимающим взглядом, будто вдруг разглядел что-то хорошее, понятное и близкое ему.