Чего только стоит борьба с ересью и еретиками, которая шла рука об руку с безжалостным истреблением политических оппонентов под религиозным предлогом. Памятны слова, которые, предположительно, высказал папский легат Арнольд Амальрик: «Убивайте всех, Господь распознает своих!». То есть отделит добрых католиков от отступников. Во время альбигойского крестового похода было уничтожено все население французского города Безье. Печально известное высказывание скорее всего приписано легату, но сути дела это не меняет.
Геноцид всегда имеет политическую и экономическую подоплеку, но в его основе лежит идея духовного превосходства над соседом. Турки начали вырезать армян не только как возможных предателей, которые могли переметнуться на сторону врага, но прежде всего как неверных. Иудеи находились под анафемой Рима вплоть до Второго Ватиканского собора (1962–1965), и это обстоятельство, безусловно, развязало руки Гитлеру. Таковы последствия духовного эго. Не потому ли на пряжках сухопутных войск вермахта было выбито «Бог с нами». Идея расового превосходства, которая в ХIХ веке была экспортирована из Европы в Африку, послужила запалом для геноцида в Руанде. Чтобы поднять руку на ребенка, женщину, старика, сначала нужно поставить их вне закона, который освящен институтами не только земной, но и духовной власти. Духовное эго – это волк в овечьей шкуре.
Часто верующий защищает то, что не нуждается в защите. От кого оборонять гору в шапке облаков? Гора незыблема. Но защищая саму несокрушимость, фанатик попирает то, что обладает беззащитностью проклюнувшегося ростка. Защищать святыню верующий должен прежде всего от самого себя, от своих еще недостаточно зрелых представлений о Боге, а не от иноверцев или безбожников. Вот почему так важны слова Померанца: «Стиль полемики важнее предмета полемики». Если ты потерял лицо, то уже неважно, ради чего ты ломал копья. И речь здесь идет не только о мусульманском терроризме, а о любых формах религиозного фундаментализма. К слову сказать, в мистико-аскетическом течении ислама суфизме счесть себя оскорбленным означает взять грех на душу.
Если в основе религиозных воззрений лежит идея духовного первенства, то до мракобесия рукой подать. И тогда уважительный стиль полемики оказывается непозволительной роскошью. На смену отрешенности Георгия Победоносца, внутренне собранного, укорененного в бытии, приходит змей, все принимающий на личный счет, неустойчивый и неуступчивый. Померанц писал, что ярость битвы может превратить змееборца в нового змея. И далее – на хорошей иконе Георгий Победоносец сохраняет отрешенную чистоту духа в пылу битвы.
Нигде и никогда я не называл себя учеником Григория Соломоновича. Но в Калининграде ко мне подошел незнакомый человек и спросил: «Вы действительно ученик Померанца?». И вот тогда я ответил: «Да». Отступать было некуда. Зинаида Александровна любит приводить слова одного мудреца: учителей много, учеников нет. И дерево может быть учителем. Но нужно досмотреть дерево до его Божественного корня. А для этого требуется вся полнота внимания. То самое буберовско-померанцевское отношение к другому человеку, к природе как к таинственному продолжению тебя же самого. Вот и душу мы должны досмотреть до ее незримой сути.
Порою Померанца толкуют превратно. Он никогда не ратовал за своеобразный и по-своему примечательный религиозно-философский синтез духовных учений в духе Блаватской и сам не создавал никаких учений, не организовывал никаких обществ. Он лишь предлагал отличать систему верований от подлинной веры. Система верований имеет дело с чем-то нереальным – с фантазией, с доктриной, с плодом воображения. Вера – это всегда столкновение с реальным. Именно в Реальности и происходит встреча всех искателей Истины. Ученик Рамакришны Вивекананда сказал: «Если бы я встретил Иисуса, то я бы кровью своего сердца омыл ему ноги». Единство религий Вивекананда понимал как «единение всех верующих в духе и истине, но отнюдь не как стирание всех национально-религиозных различий». Вивекананда осознавал, что единой церковной организации, объединяющей верующих всего мира, быть не может, что это утопия. Так же понимал глубинное единство религий и Померанц. Он говорил о некоем хороводе, в котором все религии, не теряя своих неповторимых черт, как бы берутся за руки, и через руки и сердца людей проходит ток всеохватной Любви.
Как-то я задался вопросом – много ли навоюют мужчины с младенцами на руках? Скорее всего, они объединят свои усилия, чтобы их младенцы не погибли. Одно дело, когда Бог в лучах славы красуется на военном стяге и ведет тебя в бой, и совсем другое, когда Он на твоих руках, и ты должен защитить Его от своих личных или коллективных амбиций, от своей узконациональной, узкорелигиозной правды. А высшая истина состоит в том, что нет моего или твоего младенца. Все младенцы твои и мои.
Человеческая цивилизация, начертав имя Бога на своих знаменах, пустилась во все тяжкие. Но не будем забывать, что сотворение Человека еще не завершено. Григорий Соломонович говорил об этом мягким, тихим голосом, но в его глазах горел прожигающий огонь.
Хочу я этого или нет, но наш путь к самим себе, к тому истинному, что есть в нас, и должен быть тернистым. Если мы и учимся чему-то, то зачастую только благодаря страданию. Померанц стал тем, кем он стал, пройдя войну и лагерь, победив страх и пережив потерю любимого человека, Ирины Муравьевой: небеса раскололись над ним. Зинаида Миркина пять лет была прикована к постели, потому что ее сбывшаяся душа, ее крылья оказались никому не нужны. И вплоть до перестройки Померанц и Миркина, по выражению Зинаиды Александровны, жили на полке сытого людоеда. В любой момент Померанцу могли припомнить и его антисталинский доклад, сделанный в 1965 году, и публикации за рубежом. Без страдания душа не вырастет, но если мы вдруг решим, что страдание самоцель, то мы просто застынем в страдании, беспрестанно умножая его, заставляя страдать и себя, и других. Не Божье дело застревать в страдании. Замечательно сказал православный священник Александр Шмеман: «Начало “ложной религии” – неумение радоваться, вернее – отказ от радости. Между тем радость потому так абсолютно важна, что она есть несомненный плод ощущения Божественного присутствия. Нельзя знать, что Бог есть и не радоваться»31.
Я допускаю, что эпоха Святого Духа имеет очень условные привязки во времени. Но я верю, что с каждым поколением внутренне свободных людей на нашей маленькой планете станет больше осознанности, ответственности за свои поступки, а значит, и любви. Истинная реальность не в будущем и не в прошлом, она – в глубине настоящего момента. В настоящем уже есть все, что нам нужно. Кружащийся осенний лист, тишина, не выразимая никакими словами красота. Но наша задача обнаружить эту красоту, увидеть Святой Дух. Вот почему современный духовный учитель Экхарт Толле, которого Померанц очень полюбил, призывает нас подружиться с настоящим моментом.
Я знал, что у Померанца была такая молитва: «Господи, останови мои мысли!», но я не знал, при каких обстоятельствах она возникла. И Зинаида Александровна посвятила меня в подробности важного эпизода их семейной жизни. Произошло это в начале восьмидесятых. У Григория Соломоновича зашкаливало давление, и как раз в этот день пришел посыльный: Померанца вызывали в КГБ. Зинаида Александровна выскочила в коридор и сказала: «Оставьте его в покое! Он болен». – «Ну и что же, мы можем отложить», – ответил сотрудник, принесший повестку. И они отложили. «И Гришенька, – призналась Зинаида Александровна, – был очень недоволен мной: “Ты мне продлила муку”». Несколько дней Померанц не находил себе места, потом он пошел туда, поговорил с ними. Вернувшись, он начал молиться молитвой: «Господи, останови мои мысли!». И мысли остановились. И Григорий Соломонович поправился. Спустя несколько лет КГБ был официально распущен.
Что такое «мои мысли»? Это чувство «я», на которое нанизываются все страхи, все проблемы, все беды. Прекрасный образ дает Рамакришна. Он сравнивает чувство «я» с палкой, которая плывет по течению и болтается на поверхности потока. Может показаться, что вода разделена палкой на две части: по одну сторону Бог, а по другую индивидуальная душа, но в действительности вода одна. Да и может ли какая-то палка разделить поток, а уж тем более океан? Стоит перевести взгляд с палки на океан, и водная гладь станет единой, неразрывной.
