В такие моменты Ковальчук задумывался, почему люди портят друг другу жизнь? На добровольной основе сначала пресмыкаются, чтобы после выместить обиду на других, совершенно непричастных к их боли, людях? Он задался целью изменить несправедливую традицию унижения.
Как бы там ни было, и чтобы не наговаривали старослужащие на непокорного Ковальчука, а первым перейти в черпаки предоставили честь именно ему. Для него это было неожиданностью, но проявление уважения склонило принять участие в дурацкой процедуре перевода. Свисток ложился животом на скамейку, и его дед, при всех, несколько раз хлестал ремнём подопечного по двум мягким выпуклостям пониже спины. Вася Лескин провёл процедуру символически, под неодобрительные ворчания со стороны других стариков, тайно жаждущих отмщения. Другим новым черпакам повезло меньше. Потирая ушибленное место, они радостно делились между собой иллюзорным ростом в неуставной градации.
Вскоре следы дембелей занесло первым снегом. Бывшие черпаки, а теперь деды, уже не были помехой на лидерские притязания Ковальчука. В начале зимы, назначенный на должность заместителя командира первого взвода, в звании сержанта, он принялся перекраивать установленный в роте порядок, по своему образу и подобию. Второй замок, Вася Клаус, не разделял благородные намерения сослуживца, однако его убеждения, глаз за глаз, не мешали помогать Ковальчуку строить справедливое общество, без унижения себе подобных. Общее дело сблизило двух людей, взрастив дружбу до дембеля, скорее по убеждению, а не по духу.
Декабрьским вечером, Ковальчук собрав всю роту, озвучил свои намерения.
- Отныне я, пока буду здесь, сделаю всё, чтобы прервать традицию унижения старшим призывом младшего. Никаких постирушек и подшивания для дедов или черпаков. У всех руки есть, сами справитесь. Только попробуйте ударить молодого при мне, не сомневайтесь, быстро выбью эту дурь из паршивой башки, командир роты мне только спасибо скажет.
Среди дедов началось брюзжание, невнятное, трусливое. Но понять их было несложно. Мол, они, тащили лямку всю службу, а теперь никаких привилегий?
Вася Клаус, выше среднего роста, мускулистый, широкоплечий, с большим красным лицом, сжав кулаки, как бульдог, готовый вцепиться в горло неприятелю, следил за недовольными, выискивая повод пролить свой праведный гнев, на ещё недавно причинявшим ему и другим свисткам, боль.
- Согласен, что привилегии должны быть, - сержант продолжил декларировать свой манифест, - хотя многие из вас этого не заслуживают. Поблажки с моей стороны будут, но проявляться будут по справедливости. Дедам позволяется не шуршать на общей уборке казармы по субботам, если это не требуется. Стариков меньше буду ставить в наряды, по возможности назначать дневальными одного из молодых. Уборка, как и самые тяжёлые работы на аэродроме по-прежнему крест свистков. Физическую нагрузку легче перенести, когда над тобой не издеваются. Что касается ваших дурацких традиций, дембельских сказок и т.п., на ваше усмотрение. Если узнаю, что кого-нибудь из молодых принуждают, виновный об этом пожалеет. Есть вопросы? Если нет вопросов, тогда всем, кроме наряда, отбой.
С того времени, как государство в государстве, маленький коллектив из тридцати человек, пусть не по своей воле, пытался жить и служить не кому не нужную службу по-людски, по-доброму, насколько могли себе позволить несовершенные люди. Сказать, что всё было гладко, значит солгать. Порой Ковальчук в своём стремлении поддерживать порядок перегибал палку, за, что поныне, вспоминая срочную службу, ему стыдно. Но в целом попытку создания справедливого общества, где все равны перед законом, можно считать засчитанной.
Офицеры, таким ходом дел, были довольны как слоны. Теперь никого не пугала весть об очередной проверке. Знали, что при внезапном осмотре молодых, на наличие синяков на грудной клетке, они могут быть спокойными, взыскание им не грозит.
В последние полгода перед дембелем, Ковальчук почти не покидал казарму. В основном распределял личный состав на различного рода работы и наряд по роте. Поливал цветы в горшках, развешанных по казарме и в комнате отдыха. Даже вырастил на подоконнике помидорный куст и три созревших плода разделил с друзьями. По-прежнему тренировался по вечерам, но уже не так рьяно, злости поубавилось. Для забавы, дабы скрасить печальное бремя срочной службы, придумывал разные игры. "Звёздные войны" заключались в обмене бросками подушек одной половиной казармы против другой, при чём подушками тех, кого не было по какой-либо причине в казарме. На втором эпизоде, одна из разорванных подушек, густо усеяла перьями половину роты. Но сериал прекратился лишь на четвёртом эпизоде, когда, одна из подушек, разбив стекло, застряла на растущей за окном пышной ели. Пришлось в срочном порядке, до утра, искать и вставлять новые стёкла, а также устранять недостаток - постельную принадлежность на дереве. Были и другие игры, например, в слоников - закончилась осыпавшейся штукатуркой с потолка второго этажа; куча мала - до первой, но несерьёзной травмы. В общем дембеля развлекались как могли, при этом на равных правах со свистками и черпаками.
В конце октября вышел приказ, дембелям с месяц и домой. На радость, младшего на полгода призыва, в приказе значилось - уволить в запас отслуживших два года и полтора. Каждый из двухгодичников подумал про себя: "Знать бы раньше, закосил бы на полгода и служил бы меньше". Но что произошло, то прошло. Ковальчуку и Клаусу пришлось спешно готовить себе замену из младшего призыва. У Ковальчука уже был на примете парень, Костя Долгов, кстати земляк, сообразительный, в меру спортивный. Не настолько харизматичный, но для половины роты, что оставалась, вполне достаточно.
Перед самым дембелем, в одном из последних нарядов помощником дежурного по части, в который ставили, кроме контрактников замков, из срочной службы только Ковальчука, ему довелось подслушать разговор двух командиров рот.
- Да, таких, как твой Ковальчук, ещё поискать. Жаль, что на контракт не остаётся, я бы его к себе переманил.
- Жаль конечно. С таким сержантом я хоть в последнее время стал спокойно спать, не переживая что службу завалят и останусь без премии.
Это был апогей всей службы, всех усилий старшего сержанта Ковальчука изменить жизнь срочников к лучшему.
В начале декабря, с документами на руках, дембель Ковальчук в последний раз поднял роту в шесть утра. Обнялся с каждым, на выходе попросил прощения, если кого обидел, и с чувством выполненного долга навсегда покинул казарменные стены, а через полчаса, на первом автобусе - военный городок, где "весело и познавательно" провёл полтора года своей жизни.
На гражданке. Через два месяца, как и хотел, устроился работать в пожарную часть - привычка к дисциплине и помогать людям осталась.