Ну может где-то с корабля на бал, а в армии - с отпуска в наряд. Едва успев прицепить две пары жёлтых лычек на погоны новенькой формы и повторить азы устава гарнизонной службы, Ковальчук, в качестве дежурного по роте, получил на разводе в подчинение двух дневальных и по совместительству "дедов". Ковальчуку сходу пришлось решать множество не совместимых между собой вопросов. С одной стороны служба, где согласно уставу, дежурный по роте принимает порядок и целостность всего в роте, и в течение суток, отдыхая всего четыре часа, поддерживает чистоту и дисциплину своими командами, до смены. Вопрос, как поддерживать порядок, когда по существу ты находишься на дне неуставной пищевой цепочки? На требования выполнить приборку, дневальные по началу реагировали с иронией, присматривались вместе с остальными старослужащими к молодому командиру, не стукачок ли? В итоге дежурному по роте пришлось самому, засучив рукава, мыть полы, вытирать пыль и т.п., под насмешливые комментарии всей роты, включая свой призыв. Лишь один из свистков попытался помочь, но тут же был одёрнут черпаками. Это был Василий, со смешной фамилией Клаус, впоследствии заместитель командира второго взвода (разговорное в армии - замок) и один из друзей Ковальчука.
Днём за днём отношения между старослужащим и новым командиром отделения накалялись. В течении рабочего, для офицеров, дня, деды и черпаки кое-как притворялись подчинёнными. Но даже согласно уставу, Ковальчуку приходилось туго. Его выматывали постоянными нарядами, приходилось выполнять нелепые и неприятные поручения сержантов старшего призыва. А по вечерам эти поручения приобретали неуставной характер.
Особенно много крови выпил непосредственный начальник, дед, первый замок, сержант Заболотный. Ростом выше среднего, он всегда сутулился, отчего казался ниже и вечно глядел исподлобья, маленькими бегающими карими глазками, ненавидящими весь мир, не исключено, что и себя. На широкое тело, но плоское как лист бумаги, нанизана большая угловатая голова с приплюснутым острым носом. Каштановая чёлка, торчащая под козырьком кепки в совокупности с выпирающей нижней челюстью, в профиль придавала его голове вид полумесяца. Даже когда он искренне улыбался, глядя на его лицо, казалось, что он задумал что-то худое. Заболотный был грамотным, неплохо владел уставом и знал, как побольней укусить. Если неуставные отношения всё же оставляли некое пространство для размышления и действий, то в уставе прописано чётко, и Ковальчуку, скрипя зубами, приходилось выполнять. Лишь за месяц до дембеля, опасаясь мести, о чём пересказывалось много реальных историй, когда демобилизованного, покинувшего казарму, подстерегали на пути к остановке и припоминали ему по лицу всё былое, Заболотный ослабил хватку, придерживаясь нейтралитета.
Для обычного свистка, закреплённого за конкретным дедом, сгонять за сигаретой или пришить простиранный и отглаженный, собственноручно, подворотничок на дедовский китель, с мыслями - "не бьют и на том спасибо" - проще простого. А ещё деды забирали почту. Чтобы получить своё письмо, свистку приходилось выполнять потешно-унизительные задания, ну тут уж какая фантазия у деда. Кто-то стоя на табуретке пел дембельские песни, кто плясал, но чаще воображение упиралось в пачку сигарет. Может кого-то такая жизнь устраивала, но не Ковальчука. По началу он, как говорили, морозился, отмалчивался, всячески избегал неприятной обязанности. Некоторое время это сходило ему с рук, пока деды не убедились, что парень такой непокорный один и к тому же не стукач.
Одним из доступных развлечений солдат - вечерние демонстрации отечественных и зарубежных шедевров кино, по субботам и праздникам, в клубе соседнего здания. Свисткам, как в сказке про Золушку, обычно поручали какие-нибудь задания по уборке, чтобы ни времени, ни даже мысли не возникло в их раболепных головах, посетить храм искусства, заполненный исключительно старослужащими из разных рот. Ковальчуку, видимо, достался дед, рядовой Яковлев. Хилый, чуть ниже ростом, по прозвищу Яша, обладал худым интересным лицом. Большой каплевидный нос свисал над верхней губой, отчего при разговоре он потешно гундосил. Каждый раз, когда он пытался донести смысл своего требования, подопечный свисток с трудом сдерживал улыбку. В тот раз Яша поручил самое унизительное - выдраить унитазы. С точки зрения устава младший сержант Ковальчук не должен был выполнять подобные поручения, наоборот, это в его обязанности входило, как командира отделения, требовать поддержания чистоты и порядка от подчинённых. Поэтому, даже ни секунды не помышляя о позорной процедуре, немного погодя, последовал в клуб и преспокойно, на последнем ряду, вместе со всеми смеялся и сопереживал героям фильма "Белое солнце пустыни".
На утро, на вопрос Яковлева - "Почему очки не отдраены?", Ковальчук ответил коротко - "Не скажу", и удалился по своим делам. Надо было видеть все потуги, отражённые на старческом, не по годам, лице недалёкого старослужащего по прозвищу Яша, в попытке осмыслить полученный ответ. Он не знал как реагировать. Наглый свисток вроде бы не отказал, но и не выполнил. В скудном умишке деда Яши зародилось подозрение, что-то не так, но как поступить в этом случае - не мог понять. Яковлев не стал жаловаться главному, но затаил злобу.
Главным дедом был не замок, а рядовой Приходько. Высокий, слегка тяжеловатой комплекции, один из немногих кто в физическом плане мог потягаться с Ковальчуком. Сидя на своей угловой койке, в козырном месте возле окна, он как паук следил за всем происходящим в роте. У него хватало ума, оставаясь непререкаемым авторитетом, не давать напрямую оскорбительных поручений строптивому свистку.
Однажды вечером, дед Яша, расстроенный очередным невыполненным заданием, надоумленный другими стариками, набрался храбрости и в присутствии всей роты, в качестве воспитательной меры, ударил Ковальчука по лицу. Удар вышел так себе. Разрядник по боксу Геннадий Ковальчук даже за удар это не воспринял, но сам факт, что какой-то ушлёпок помыслил себе поднять на него руку - привёл в ярость. Одно дело слышать и видеть каждый убогий солдатский день, как у тебя за спиной шушукаются, жалуются офицерам - дескать, смотрите кого вы назначили командиром, он же не способен командовать, кидали оскорбительные замечания - это Ковальчук ещё мог снести. Но терпеть беспредел не в его характере.
Стремительный ответный выпад левым кулаком в челюсть - выключил свет деду Яше и пристроил его в проходе между коек. Судя по тому как половина роты синхронно подорвалась со своих насиженных мест, конфликт был отрепетирован. Первая троица, наткнувшись на точные встречные удары, один за другим отправилась в страну временного забвения. Толпа, накатившей волной, с головой накрыла, посмевшего дать отпор.
- Даже бить как следуют не умеют, - думал, бывший спортсмен, ловко уворачиваясь и закрывая руками уязвлённые места на теле от жалких попыток толпы неудачников, пытавшихся просунуть к нему свои трясущиеся кулачки.
В имитацию избиения, из старослужащих не вмешивались только двое, рядовые Лескин и Приходько. Последний и отдал команду оставить, на тот момент, Ковальчука в покое.
