– Вам кто-нибудь говорил, что все ваши истории прекрасны? Одна лучше другой! – Буффало нервно хохотнул. – У одного убеждения, что все предрешено, по ходу я уже понял откуда. А что у тебя, Роми? Такие же убеждения, как у брата? После такого я вряд ли бы пошёл в армию и стал наёмником.

– Возможно, история с отцом бы и спугнула. Мы его очень любили, но и возненавидели после того случая. Мы все не могли понять, как он посмел нас так бросить. Видимо, мучаясь этим вопросом, подсознательно решили пойти по его пути, хотя бы примерно. И знаешь, я теперь почти понимаю его, если такое бы случилось с Никой, я тоже не смог бы смириться с этим. Здесь мир меняется… Но, слава богу, мы ещё живы.

– Что с пистолетом? – спросил Билл.

Роми поднял руку.

– С этим пистолетом?

– Ты его с собой носишь? Только не говори, что он у тебя боевой, у тебя же есть нормальный, да?

– Нет, Буффало. Он – мой основной пистолет, и он всякий раз стрелял с тех пор, когда мне разрешили его взять.

– Да твою мать, ты же рискуешь постоянно жизнью своей и любой, с кем вместе на операции.

– Я в нём уверен, он не подведёт.

– Нахуй мне твоя уверенность, тупой идиот? Твой пистолет может заклинить в любой момент и не спасти чью-то жизнь, возможно, мою… Тебя ничему не научила история твоего отца?

– Буффало, прекрати…

– Капитан, это не нормально!

– Роми, твой пистолет проходил проверку?

– Да, и успешно. Вы знаете, его здесь не было, если бы не прошёл.

– Вот видишь, Буффало, все хорошо.

– Ну, значит, чушь твоя история, какой-то магический пистолет: то работает, то не работает. Ещё чушь о времени. Я думаю, что это все выдумка, так же, как и наши имена. Кроме одного, да, Дик? Или твоё имя тоже выдумка, как и наши? Давай, расскажи свою историю, раз мы пошли по этому пути. Не стесняйся.

– Ты лучше расскажи свою историю из жизни, – перебил его Билл. – Раз ты такой весь из себя правильный. Давай, Буффало, а после, может, и я с Диком расскажу.

– Хорошо. В моей жизни нет таких безумных историй, она пряма, тяжела, как и мой член …

– Важное уточнение, – заметил капитан. – Спасибо. Ты продолжай, Буффало.

– Мы с мамой поехали на юг, мне было лет 8, я тогда впервые увидел море и не умел плавать. Пока мать пошла надевать купальник, меня оставила охранять вещи и приказала: «Не вздумай лезть в воду без меня, сегодня волны большие, так что дождись меня, и тогда мы вместе будем учиться плавать». Мать всегда была строга, так, возможно, она проявляла заботу. Она ушла, на тот момент мне показалось, что её слишком долго нету, а день был жаркий. Я захотел просто освежиться, промочить ноги. Я так и сделал. Я зашёл в море, вода была прозрачная, увидел маленьких рыбок, и немного увлёкся, зашёл где-то по пояс, и здесь меня накрыла волна и сбила с ног. Потом следующая волна не дала высунуться из воды, потянула за собой, вглубь. Я уже не доставал до дна, запаниковал, нахлебался и не мог вздохнуть. Я бултыхался, пытаясь удержаться на поверхности, но напрасно, и после ещё одной волны пошёл ко дну. Очнулся я уже на берегу, меня откачивал спасатель по прозвище Буффало, его я запомнил, по левую сторону стояла мама с испуганным бледным лицом. Она меня обняла, поцеловала в лоб, улыбнулась. Поблагодарила всех, кто хоть как-то участвовал в моём спасении, в особенности, Буффало. Уже подходя к нашим вещам, она отпустила мне подзатыльник. «Слушай, если ты идёшь куда-то без меня, то спроси – ты справишься с этим? Сможешь не потонуть, как сейчас? А если нет, то смысл тогда?» И ещё раз, уже слабее, вмазала мне и спросила: «Ты понял меня!?». «Я понял, мама», – это я запомнил до сих пор, как видите, и до сих пор справляюсь со всеми задачами, которые беру на себя. Вот и всё. Ну, кто следующий? Капитан, Дик?

– То, что вы сейчас говорите, включая и историю про пистолет, это ведь тоже можно считать удачей, ведь до сих пор он тебя не подвёл, думаю, ты и не раз с его помощью спасал брату жизнь. – Капитан это говорил, а Роми кивал, соглашаясь. – Этот день у меня сегодня был,– другого такого я и не могу вспомнить за 35 лет. Я думал, эти одиннадцать домов не закончатся, уже считал, что мы в могиле, или же в аду, в котором повторяются эти дома раз за разом. Дик, так что насчёт тебя? Это настоящее имя?

– И да, и нет…

– Ещё один загадочный. Ника, Роми, вы в младенчестве ещё одного брата не теряли?

– Возможно. – Ухмыльнулся Дик. – 8 лет мне было, когда родители отдали меня в приют, после такого можно ли их называть родителями? Я их больше никогда не видел, а до этого – не помню, где жил. Это меня сильно задело, я не понимал причины, что я такого сделал, почему меня выбросили и забыли. Хорошо помню, что родители сказали моё имя на крыльце приюта, перед тем как уйти, и по их потерянным лицам складывалось ощущение, что они его придумали только что. Поэтому я и говорю – и да, и нет. В приюте мне было хорошо. Я познакомился с такими же ребятами, как и я. Со временем их становилось все меньше, кто-то находил новый дом, кто-то достигал совершеннолетия и уходил. Я точно так же, не хотел быть ещё раз брошен, так что принял решение пойти в армию, потом подписать контракт. И вот я здесь.

– А что за сны у тебя? – спросил капитан.

– Не могу точно сказать, ведь это не простые сны, а кошмары. С детства вижу один и тот же кошмар, других у меня и не было. Я постоянно в непонятном месте, чем-то похожем на психиатрическую больницу. Там грязно и неприятно, я боюсь и слышу крики каких-то раненых людей. Не хотел бы я там оказаться в реальности.

– М-да, ты, кажется, ошибся работой. Достаточно нашей одной горячей точки, и уедешь в психушку навсегда. – Усмехнулся Билл. – Возьмём отца Ника и Роми, со всем уважением, но, видимо, у него было посттравматическое расстройство плюс тот самый синдром выжившего, вот это и довело вашего отца, человек безуспешно пытается рационализировать, почему он выжил, почему пистолет заклинил? Загнал он себя в депрессию, постоянно прокручивая тот момент, как надо было сделать, логически пытаясь распутать клубок, который сам же завязал.

– Знаю. Но и такая ситуация, как сегодня, у меня впервые. Поначалу у меня совсем была другая работа. Я сидел в штабе на контракте, заполнял документы, писал статьи на ту или иную тему. Был журналистом, в общем. А потом ко мне пришли с предложением, мол, я подхожу по всем критериям, деньги предложили отличные, пенсия. Было условие – миссии были опасные, меня не будут хоронить, если погибну. Обо мне забудут. Основной критерий – у меня нет семьи, обо мне никто не вспомнит, мы все понимаем, что от нас открестятся. Нет семьи, нет проблем. Не существующие люди. А если какое-то говно поднимется, то есть такие люди в штабе, как я когда-то, они придумают мою историю, выльют на меня говно, и напишут в моём деле «Уволен с позором». А то, что мой труп нашли там, где не должны, то это его проблема, человек просто хотел наживы, вот они и нашли друг друга с наёмниками. Отщепенец, и погибли как отщепенцы.

– Да. Солдаты задним числом. Я слышал о таких.

– Так зачем согласился на такой безумный контракт, разве только из-за денег и пенсии? В такой работе, думаю, пенсия не нужна.

– Да, и по секрету скажу, всё-таки приют даёт о себе знать, большого мира я все равно немного побаиваюсь, так что не вижу себя на гражданке. В глубине души я надеялся, что после ужасы войны мои кошмары поменяются, исчезнут или сам погибну. А насчёт психушки, думаю, всё в моих руках, я же здоров.

– Мы все так думаем, а потом – раз, и, оказывается, нам нужна помочь специалиста, – с грустным лицом сказал Билл.

Вдруг Ника резко поднял палец, чтобы все замолчали. В тишине отчётливо был слышен какой-то шорох, будто лёгкое царапание по бетону. Дик включил камеру.

Капитан тут же упал на колени с пробитой насквозь грудью через бронежилет, кровь вытекла изо рта. «Снайпер!» – кто-то из отряда прокричал. Буффало поднял оружие и вслепую выпустил очередь. В ответ картель открыл огонь.