Снег сделался золотым, потом алым, затем сиренево-синим. Когда солнце завалилось за горизонт, на площадке перед теремом распустился огненный цветок. Заплясали рыжие лепестки, затрещала чёрная сердцевина, и Ульяну с Харри поманило к теплу.

Вокруг костра, на брёвнах, сидели обитатели ретрира. Жень перешёптывалась с Ниной, Стёпа жёг длинный прут и щурился на огонь, а Отглаженный, как и во время обеда, сидел в стороне. Гришаня, с компактным топориком в руках, держался поближе к дровам. Заметив Ульяну, он легонько кивнул ей и опустил взгляд на лезвие. По топору медленно двигались оранжево-красные отблески – будто струилось что-то. Рядом, на пне, стоял термос-бочонок и кружки. Пахло горящим деревом и сладковатым дымком.

К Харри и Ульяне подплыла Марина. С её рукавицы свешивались две бечёвки с глиняными кулонами. Ульяне показалось, что на них изображены змеи, но вблизи узор оказался всего лишь буквой «S».

– В девять завтрак. В десять вас заберёт хивус. – Хозяйка протянула Ульяне кулоны и заглянула в глаза. – Это символы тишины. «S» означает «silentium», молчание. Если решитесь на практику, следующие сутки вам придётся обходиться без слов. Не захотите или не выдержите – никто не осудит. Но я рекомендую хотя бы попробовать. Сосредоточившись на слушании, а не на говорении, можно многое понять о себе. Да и от тревожности помогает. – Марина мягко, понимающе улыбнулась. – А теперь присаживайтесь к костру.

Ульяна глубоко вдохнула. Раз уж завтра ей предстоит весь день молчать, надо прямо сейчас высказаться по поводу шкуры. Если медлить – можно и передумать.

– Марина, можно с вами поговорить?

– Конечно. О чём?

– О медвежьей шкуре в домике. Понимаете, это…

Ульяна говорила тихо, но слова всё равно долетели до чужих ушей.

– Шкура? – вскинулась Нина. – У вас в доме шкура? Натуральная?

– Ну да. – Ульяна бросила на неё недовольный взгляд и снова повернулась к Марине. – Так вот…

Но Нина не дала ей договорить.

– Я думала, все дома оформлены одинаково.

– Не совсем, – сказала хозяйка ретрита.

– Но я… Я смотрела на сайте. У всех домов была одна цена, один дизайн, вообще никаких отличий. Тогда почему у кого-то есть то, чего нет у меня?

Ульяна с недоумением уставилась на Нину. Она говорила так, будто отсутствие шкуры в домике – худшее, что случалось в её жизни.

– В начале года мы решили поработать над дизайном. Какие-то детали добавили, какие-то убрали, – пояснила Марина.

Она сохраняла спокойствие и доброжелательность, но Ульяна заметила напряжение в точёном профиле. Ничего удивительного: Нина вела себя странно, но сама не замечала этого и, похоже, не собиралась успокаиваться.

– Я заплатила. Такие же. Деньги. Как и все. – Она поднялась с бревна. – Я требую… требую, чтобы вы относились ко всем одинаково. Иначе я вас… я вас… засужу!

Всё в Нине ходило ходуном: дёргались брови, дрожал голос, тряслись плечи. Скрестив руки на груди и задрав подбородок, она чеканным шагом удалилась с площадки. Розовый пуховик проглотила тьма. Марина проводила Нину глазами, но следом не пошла.

– Думаю, Нине нужно отдохнуть, – объявила она и мягко подтолкнула Ульяну к бревну. – Сегодня у нас вечер сказкотерапии. Я расскажу вам одну бурятскую историю, а вы поделитесь своими мыслями. Устраивайтесь поудобнее, чувствуйте силу и тепло огня, ловите последние моменты уходящего дня. – Голос стал напевным, тягучим. – Дарима раздаст напитки, и мы начнём. А я пока напомню, что цель костра очищения: поговорить о наших проблемах, не называя их напрямую, а потом позволить огню забрать их.

Дарима, словно шаманка, тихо появилась из тьмы. Наполнив кружки из термоса, она водрузила их на поднос и пошла по кругу. Ульяна вдохнула аромат и зажмурилась от пара и удовольствия. Брусника, мёд и незнакомые травы наполнили лёгкие, а после первого глотка и желудок. Согрели, точно обняли изнутри.

– Не обращай на Нинку внимания, её просто триггернуло, – сказала Жень. – У неё комплекс из-за сестры. Думает, что родители покупают той всё самое лучшее, дорогое и моднявое, а бедняжку-Ниночку обделяют. Она поэтому и психанула. Не терпит, когда её чего-то лишают, даже если ей это на фиг не надо. Из-за таких заморочек Нинка тут и оказалась. Родители отослали. За то, что выдрала у сестры клок волос.

– Ничё се, – присвистнул Стёпа.

– Ага! Драчка произошла из-за того, что сеструхе купили электросамокат. А Нинке отказали, потому что ей ещё нет восемнадцати. Типа опасно.

Ульяна поморщилась. Ей стало неприятно от того, как легко Жень выболтала секрет Нины. Вряд ли та хотела, чтобы о её проблеме знал весь ретрит. Внутри шевельнулось сомнение: смолчать или нет? Скомандовав себе: «Вынь голову из песка!», Ульяна сказала:

– Не надо было рассказывать.

– Почему это? – Жень прищурилась.

– А тебе бы понравилось, если б тебя вот так обсуждали? Выдавали твои тайны?

– Нет. Вот поэтому я о себе ничего лишнего не рассказываю. – Жень, состроив презрительную гримасу, отодвинулась от Ульяны. – А ты у нас кто, святоша? Хочешь мозги промывать – с этим не ко мне.

Ульяна почувствовала, как щёки наливаются жаром. На ум, как назло, не пришло ни одного остроумного ответа. Вообще ничего не пришло. Ульяна отделалась фырканьем и пожиманием плеч.

– Чего такая взвинченная, Жень? – спросил Харри. – Может, ты не про Нину рассказывала, а про себя? Ты больше похожа на человека, способного вырвать у кого-нибудь волосы.

– Ошибаешься, долговязый. Причина, по которой меня сюда засунули, гораздо страшнее.

– Так расскажи. Или только о чужих тайнах можешь трепаться?

Жень раздула ноздри и, помолчав, пробурчала:

– Да иди ты, заступничек.

– Это хорошо, – произнесла Марина, и все повернулись к ней. – Выпускать пар – хорошо. Нужно. Трудно, да и вредно держать эмоции под замком. А теперь, если вы не против, займёмся сказками.

Она вышла в центр, к самому костру, и пламя обвело её силуэт. Гришаня подкинул дров в огонь, он затрещал с аппетитом, и Марина начала рассказ.

– Сказка – не просто занимательная история. По крайней мере, так было для наших предков. Мифы, легенды, сказки растут из одного корня, и все они – лишь способ объяснить происходящее. Как жить, чего бояться и, наконец, что ждёт там – за чертой? – Она вгляделась во тьму, укрывшую Байкал. – В давние времена у бурятских и монгольских охотников существовала традиция: они брали с собой в дорогу сказителя. Чтобы развлекал, но… – она сделал паузу, – не только их. Духов – тоже. Нечисть из нижнего мира слетались к костру, чтобы полакомиться кровавой пищей и притащить своему хану свежие души. Однако, заворожённые сказками, духи не трогали путников. Вот только говаривали, если сказитель был слишком хорош, нечисть всё-таки набрасывалась на охотников, убивала всех до одного, а рассказчика утаскивала в свой мир – чтобы вечно развлекал своими историями. Надеюсь, я окажусь не так хороша. – Костёр громко хрустнул, разгрызая полешко. Марина усмехнулась. – Что ж, это была присказка, а теперь будет сказка.

Жил-был на берегу Байкала юноша по имени Хоридой. Слыл он ловким охотником и удачливым рыбаком. Однажды Хоридой, наловив много рыбы, решил отдохнуть у воды. Трубку свою раскурил, вокруг огляделся. Солнце уже на закат пошло. Небо красное и озеро красное – загляденье. Тут, откуда ни возьмись, прилетели три белых лебедя и сели на воду.

Хоридой спрятался в кусты и затаился. А три лебедя вдруг скинули свои крылья и обернулись прекрасными девушками. Стали они в воде резвиться, плескаться да хохотать. Хоридой от их красоты чуть не ослеп. Подобрался он потихоньку к крыльям, что на песке лежали, схватил одну пару и опять спрятался.

Три девушки, накупавшись и насмеявшись, вышли на берег. Тут самая красивая из них закричала: «Крылья! Где мои крылья?!». Принялись девушки искать пропажу, да ничего не нашли. Попричитали, погоревали, но делать нечего. Улетели два лебедя, оплакивая свою сестру. А третья, оставшись одна, прикрылась длинными волосами и сказала громко: