– Ты уже сказал слишком много лишнего, Эрас, – проговорил за спиной охранник, наслаждающийся каждой секундой моих мучений. Это открытым текстом было написано у него на лице.

– Она полностью выйдет из крови ровно через неделю, когда твоё наказание закончится, – продолжил врач так, словно ничего не слышал. – Тогда печать сломается сама.

Я громко сглотнула. Слишком громко. Во рту резко пересохло.

Медик поднёс к моей вене иглу с настройкой и закрыл глаза. Похоже, он мысленно рисовал руно. А я видела, как полупрозрачная тонкая монета с невероятно витиеватым рисунком медленно появлялась над стеклом цилиндра.

Этот рисунок даже отдаленно не напоминал ту простенькую корону, что наколдовал Лотос. Здесь с каждой секундой на руне появлялась новая завитушка, новый зигзаг. Понятно, почему процесс был таким долгим. Когда, наконец, старик открыл глаза, передо мной колыхалось почти произведение искусства. Рядом с ним появился легкий дымок магии. Еле заметный флёр. А затем печать осторожно вплыла в шприц.

– Во время укола лучше вдохнуть, – сказал он, и игла болезненно проткнула вену. Жижа брызнула в кровь, и в голове у меня резко помутилось. Прошло несколько секунд, во время которых я пыталась сфокусировать взгляд, и медик дохнул силой. Боль, похожая на ледяной взрыв, ударила в сердце, расходясь снежными осколками по всему телу.

– Отлично, теперь я закончу дело, – бросил Сид, схватив меня за руку. Он дёрнул ее вверх, заставляя встать, а я с ужасом поняла, что ноги не слушаются, и повалилась на пол.

– Надо же, как сильно подействовало, – пробормотал старик, нагнувшись и пощупав моё запястье. – Ничего, скоро станет легче. Должно стать…

– Отойди, Эрас, – отодвинул старика надзиратель. – Это что, мне тащить её придётся?

– Признаться, я ещё не видел, чтоб “Поцелуй русалки” действовал так сильно…

– А, никакого толку от тебя, – проворчал Сид, перекидывая меня через плечо.

А я так хотела закричать, чтобы этот собакоголовый не прикасался ко мне! Но получилось лишь невнятное бормотание.

– Да, я тоже рад тебе, кроха, – весело сказал Сид, неся меня по коридорам. – Не понравился я тебе вчера, да? – сказал он, когда все лишние уши остались далеко позади. – После эргастула ты сама мне на шею кидаться будешь, лишь бы больше туда не попасть. А я что? Я терпеливый. Я подожду. Но вымаливать прощение тебе придется долго, маленькая сучка. Стоя на тощих коленях и причмокивая у моих спущенных штанов.

После этого он гадко рассмеялся, а меня едва не стошнило.

Мы прошли несколько лестничных пролётов вниз. Пару раз повернули и направились по длинному коридору, внезапно остановившись прямо в середине.

– Пришли, кроха.

И тут раздался страшный крик. В нем не было ни капли человеческого. Он смешивался с лязгом металла, словно кто-то грызет решетку зубами. И с визгом, напоминающим царапание вилкой по стеклу.

Сид вздрогнул. Стало ясно, что это нечто пугает его так же, как и меня.

– Что это?.. – смогла выдавить я, через силу шевеля будто обмороженными губами.

– Не твоё дело, – буркнул он, а потом, похоже, сжалился надо мной, что было странно. – Но к заключённым это отношения не имеет.

А затем он грубо выпихнул меня в маленькое квадратное помещение, где было холодно, темно и страшно воняло человеческими испражнениями.

– Пока, кроха. И можешь не кричать. Этот этаж находится так низко, что ни надзирателям, ни заключённым ничего не слышно.

В это было легко поверить. Он не лгал.

Каменная дверь с хрустом задвинулась, оставив меня словно в гранитном гробу.

Лёжа на полу, не в силах подняться, я размышляла над своим положением, продолжая изредка слышать душераздирающий вопль. Он пугал, заставляя сжиматься в маленький комок, обнимая колени. В груди разливался холод, словно в сердце поселился льдистый осьминог, простирающий свои щупальца повсюду. Я чувствовала инородную магию внутри себя, и она сидела там очень прочно.

К тому же слишком хорошо ощущались последствия “Поцелуя русалки”. Мерзкая настойка оказалась очень сильной. Я с трудом шевелила руками и ногами. А нужно было приходить в себя. Если это место считалось таким опасным, я обязана была хотя бы попробовать о себе позаботиться!

В каменной клетке мне предстояло провести неделю. Я с трудом привалилась спиной к стене, обдумывая, как буду это делать. Глаза привыкли к темноте, и я смогла разобрать, где всё-таки оказалась.

Квадратная камера три на три метра, кое-где разбросана вонючая солома, смешанная с человеческими испражнениями. Отхожее место оказалось в дальнем правом углу. Условно “дальнем”. Поскольку все здесь было слишком близко. Туалет не был ничем огорожен, даже не утоплен в пол. От этого грязь разносилась повсюду, смешиваясь и впитываясь в солому, которая, очевидно, когда-то служила постелью.

Потолок располагался невероятно высоко. Вот почему здесь было так холодно. До него было метров десять, не меньше. И на самом верху зияло крохотное оконце, которое и дарило немного света.

Я поёжилась, отползая в самый чистый угол, ногами отпинывая грязную солому. Тошнота подступала к горлу, но я держала себя в руках.

«Это все не так страшно…»

Я уверяла себя, что смогу это вытерпеть.

Без соломы было обжигающе холодно. Камень пола ничем не прогревался, и тепло тела вряд ли могло изменить ситуацию. Поэтому я сидела на корточках.

Первые несколько часов прошли в немом стремлении вытерпеть все. Но очень скоро холод и затекшие ноги начали подсказывать, что это будет не так-то просто.

Прошёл обед, наступил вечер. Я поняла это, потому что из единственного окошка света становилось все меньше. И тоскливый полумрак начал превращаться в настоящую черноту.

Я испугалась.

Весь день ко мне никто не приходил, и теперь ужасно хотелось пить. Иногда я вставала на ноги и мерила каменную клетку осторожными шагами, стараясь ни на что не наступить. Даже холод не мучил так, как эта грязь.

Пришла ночь. Ещё несколько часов я терпела, но постепенно все сильнее начинало клонить в сон. Вернувшись в свой угол, я села на пол, рискуя отморозить все на свете, и согнула ноги в коленях. Руки легли на них, а поверх – голова. Поза не отличалась удобством, но из-за холода я быстро задремала.

Уснула, чтобы проснуться от сильной боли… Окрыла глаза, завизжав и подскочив на ноги, не понимая, что произошло. Нога пульсировала и ныла. Опустив руку вниз, я поняла, что там рана. Под пальцами текла тёплая липкая кровь.

– Что за ерунда?.. – прошептала я, чувствуя, как от страха холодеет спина, а ладони становятся влажными.

Но понять что-либо было совершенно невозможно. Я вернулась в свой угол и снова села на корточки, намереваясь больше никогда не спать. Я не шевелилась, и через несколько десятков минут моей ноги коснулось что-то мягкое. Я взвизгнула, дернувшись и ударив что-то невидимое и лёгкое. Раздался писк.

– Крысы, – прошептала я вслух, только чтобы придать себе уверенности. – Всего лишь…

Но это не были “всего лишь” крысы. Это были голодные, злые и бесстрашные создания. Я поняла это очень скоро, когда животные начали подходить ко мне все чаще, проверяя, сплю я или нет. Одна даже прыгнула мне на грудь. Совсем недалеко от лица.

Пару раз я кричала. Действительно кричала. Но меня никто не слышал.

Холод начал сводить с ума. Так же как и страх уснуть. Понимание, что крысы меня просто сожрут, отрезвляло. Неужели кто-то провёл здесь неделю? Неужели придётся и мне?..

А потом я начала думать. Лихорадочно прокручивала в голове последние слова доктора, не понимая, зачем я это делаю. Пока не вспомнила фразу:

“Настойка сделает тебя вялой и апатичной, чтобы подавить сопротивление…”

“…чтобы подавить сопротивление…”

Сопротивление чему? Чему тут можно сопротивляться?..

Можно было бы подумать, что речь шла о самом уколе. Но если действие настойки начинается после укола, значит, сопротивляться я должна чему-то, что наступает после блокирования магии…