Сильнее сжав ручку портфеля, в котором он нес домой курсовые, Вин остановился и медленно повернулся к ней.

– Здравствуй, Ариадна.

Она вышла на дорожку, останавливаясь напротив него. Измождённая. Худая. С обветренным лицом и руками. С торчащими в разные стороны русыми волосами. Зачем она это сделала? Он любил её волосы. Их шелковистость, их гладкость, их силу, способную выдержать натяжение его руки в момент… Он тряхнул головой, выбрасывая образы, никаких воспоминаний. Хватит.

– Здравствуй, Вин.

Она подошла ещё ближе. Опустила вспотевшие ладошки в задние карманы комбинезона, скрывая дрожь и неуверенность.

– Рад, что ты жива.

– Вин, я…

– Не надо, Ариадна. Поздно.

Она старалась поймать его взгляд. Но он упорно смотрел в сторону, обращаясь к ней. А ей был нужен его взгляд. Она хотела знать. Он чуть похудел, но в целом, выглядел неплохо. Она бы сказала – как обычно. Как во времена их отношений. Значит, смог. Пережил и отпустил. Истина болью отозвалась в душе, заставляя защипать в глазах. Но она не станет плакать сейчас. Она пришла сюда не за этим.

– Посмотри на меня, Вин.

– Зачем, Ариадна? Я и так тебя вижу прекрасно.

– Я прошу тебя, посмотри…

Он внутренне подобрался, выдохнул и пристально на неё посмотрел. В её глазах блестели слёзы. Она старалась не дышать, чтобы не спугнуть момент. Он злился, что замечает все эти мелочи, злился, что они всё ещё его волнуют. Злился, что на самом деле он безумно рад что она и правда жива. Чего он только не передумал за всё это время. Но сдаваться он не собирается. Она ушла один раз без видимых причин, и уж точно способна повторить это ещё раз. Но он не позволит.

– Прости меня, – тихо произнесла Ада и замерла. Она всматривалась в него, пытаясь уловить движение в его глазах, хоть отдаленно похожее на те завихрения, что она видела во сне. Но его глаза оставались всё такими же безжизненно серыми, выдавая полное отсутствие глубины. Она всё-таки вздохнула. Скорее – всхлипнула. От осознания того, что ничего не изменилось.

Он всё тот же Вин.

Он всё та же оболочка.

Внутри которой – ничего нет.

– Мне не за что прощать. Ты сделала выбор. Главное – прости себя сама. А мне прощать не за что.

– Ты прав, – она кивнула, вынимая руки из карманов. – Ты как всегда прав. Я рада, что с тобой всё хорошо. Спасибо тебе за всё. За бабулю…

– Ты знаешь? – он опустил взгляд, смотря ей под ноги.

– Да, мне рассказали в деревне. Спасибо, что она не была одна.

Он молчал. Боль глухо билась о рёбра, сдерживаемая его титаническими усилиями. Он ничем себя не выдал. Он почти смог продержаться. Почти…

– Если бы ты пришла тогда, – его голос сорвался, выдавая его эмоции. – У нас бы ещё был бы шанс. А теперь – поздно. Поздно и уже не нужно, Ариадна.

– Да, я понимаю, ты прав, – она отвела взгляд, скользя по постройкам возле забора университета. Они, наконец-таки отреставрировали это старое крыло, возвращая зданию целостность и прошлую красоту. Она скользила взглядом по лепнине фасада. – Всё уже догорело…

Он кивнул. Какое верное слово – догорело. Именно. Страсть, которая захватила их, в конце концов, их и сожгла. Дотла. Оставляя две одинокие головёшки.

Ей показалось? Или из деревянных лесов заструился тонкой струйкой дым? Всё-таки сон никак её не отпустит, раз ей везде мерещатся отголоски костров.

– Всё уже догорело, – медленно повторила она, глядя на строительные леса.

И всё же ей не показалось.

Дым – был.

Определённо – дым был.

– И всё же оно горит…

– Что? – Вин непонимающе на неё посмотрел.

– Господи, и правда – горит, – Ариадна обошла Вина и бросилась бежать к лесам.

Эти леса стояли там целую вечность. У забора под ними, в импровизированной беседке, сложенной из обрезков деревянных панелей, днём сидели рабочие, отдыхая и перебрасываясь шутками. Там же замешивали смеси и разбавляли краски. Там же в углу на старом кресле спала дворовая собака, которую подкармливал весь университет. И там же, как маленькие обезьянки лазили дети, когда рабочие уходили. Они пробирались туда со стороны парка, что начинался за забором. Лазая по дереву, соревнуясь, кто выше заберется. Их гоняли, их наказывали. Там даже установили огромный фонарь, чтобы ночью отслеживать нахождение там кого бы то ни было.

Откуда-то донесся крик, детский крик, и Ариадна попыталась двигаться быстрее. Она сама лично гоняла детвору, когда уходила с вечерних лекций. Потому что работая днём в клинике, на лекции по специальности попадала лишь по вечерам. Она знала все их тайные лазы и отогнутые прутья. Она не была уверена. Но если они там…

– Господи, там же и краска, и тряпки в растворах. Только бы никого… только бы никого…

Она почти добежала до лесов, когда полыхнул огонь. Тлеющая ветошь медленно плавила саму себя, пуская тонкий ручеёк по своим следам, пока не добралась до оставленной банки с растворителем и опущенными в него кистями. Огонь полыхнул, облизывая сухое дерево, несколько минут он ласково кружил, а потом… Дерево занялось. Огонь затрещал, находя всё новые лакомые кусочки для воспламенения. Сверху из окон высунулись студенты, кто-то кричал о вызове пожарных…

– Не успеют, – Ада отогнула одну из досок. Главное – попасть вовнутрь, главное понять, что там – никого. Или же – спасти тех, кто всё-таки сегодня решил там поиграть.

Она почти юркнула под доски, когда стальная хватка заставила её остановиться.

– Ты совсем рехнулась? Куда ты лезешь?

– Там могут быть дети, Вин. Отпусти.

– Сгореть решила? Дождись пожарных, – он не выпускал её плечо.

– Хочешь помочь – заставь первые этажи выкинуть огнетушители в окна. Отпусти меня, – Ада дернулась, вырываясь из хватки, и юркнула под доски.

– Вернись немедленно, Ада! Слышишь?

Но она уже не слышала. В импровизированной беседке под лесами клубился дым. Из угла послышался скулеж. Собака спала на своём кресле. Ада прислушалась. Крики с улицы очень отвлекали. Пытаясь не дышать, она двинулась к выходу из лесов. Судя по всему, маленькие разбойники ещё не посещали это место сегодня. Слава богу. Теперь дойти до другой стороны и вылезти за углом через забор, в котором отогнут прут. Собака жалась у ног, припадая на лапы, держа морду ближе к земле. Ада потрепала её по голове, хватая за загривок и направляя к спасительному выходу. Она замешкалась и сделала вдох. Удушающий кашель сложил её пополам, она еле удержала прут, выталкивая собаку.Отчётливо слышался нарастающий гул огня. Скорее всего, уже все леса горят. Надо выбираться. Ада закашлялась, выпуская прут, где-то рухнула доска, поднимая в воздух клубы дыма и гари. Ада замахала руками, пытаясь разогнать дым, повернувшись вокруг себя, задержав дыхание, она протянула руку, пытаясь нащупать спасительный прут, но рука наткнулась на кирпичную кладку.

Глаза слезились, дышать стало уже совсем невозможно, откуда-то слышались голоса. Ничего страшного, участок не такой уж и большой, главное выбраться на воздух. Ада сделала несколько шагов, держа перед собой руки. Рука наткнулась на деревянный брус, и решив сменить направление, которое уже невозможно было отследить в дыму, она резко повернула голову, и ударилась виском…

*****

Голова нещадно гудела. Пытаясь разлепить глаза, она почувствовала резкую боль. Кто-то волоком тащил её по земле, намотав на руку её волосы. Она попыталась поднять руку, чтобы притянуть волосы к голове, желая ослабить хватку, но не смогла. Руки были связаны. Она чувствовала, как спину раздирают мелкие камни и острые высохшие пучки травы…

Где она?

Что происходит?

Скосив глаза, всё, что она смогла рассмотреть – поляну и высоко стоявшее солнце. Как она здесь оказалась? Она всё-таки выбралась из горящих лесов? Это парк? Не похоже. В парке, сразу за забором не было таких пустых полянок. Там были деревья и дорожки.

И люди.

Здесь же она никого не наблюдала.

Во всяком случае, не могла увидеть.

Её опять больно дернули, и ей показалось, что на секунду она отключилась.