– Неправда ли, красивое зрелище?

Мелодичный голос раздался совсем рядом, заставляя Аду обернуться. Рядом с ней, в прозрачном воздухе над холмом стояла красивая женщина, с покрывалом на голове. Она была бесплотна, и, вытянув руки, Ада осознала – что и она сама такой же призрак.

– Что может быть красивого в смерти?

– Смерть – это лишь повод для нового возрождения.

– Даже такая чудовищная?

– А тебе больно, Ада?

– Нет, – она уже не удивлялась что её имя известно. – Мне не может быть больно, я дух. Больно – телу, которое горит сейчас там, в том ящике. А я даже не знаю – почему.

– Потому что причину тебе знать не стоит. Она не важна. Глупа и бессмысленна.

В воздухе раздался жуткий крик, замирая на верхней ноте и рассеиваясь в тишине. Ада не отрываясь смотрела, как опадают доски, оголяя обгоревшее тело, которое когда-то было её.

– Оно не было твоим. Ты одалживала его на время. Но тело – не твоё. И предвосхищая твой вопрос – да, она умерла бы также. Но мирно. Без выражения воли.

– Кто вы? – Ада внимательно смотрела на женщину.

– Мать всего сущего.

– Богиня-Мать? Вы правда существовали?

– Я и сейчас существую. И буду существовать дальше.

– Ну, я бы на вашем месте не была так в этом уверена. В моём мире про вас не помнят.

Женщина усмехнулась. Повела рукой, слегка поправляя покрывало.

– Что ты почувствовала, когда пошёл дождь?

Ада вздрогнула и оцепенела. Она помнила этот момент. Когда они торопились, как могли, но… Приехали слишком поздно. Небольшое поселение, всего четыре дома в самом отдалённом уголке Индии. Они опоздали. Болезнь выкосила все четыре дома. Взрослые, дети… Ада выбежала тогда из последнего помещения, что они осмотрели. Её нещадно рвало. От боли. Он безысходности. От того, что помощь была так близко и… Она плакала. Впервые плакала навзрыд, ощущая, что ни одно лекарство не в состоянии соревноваться со временем. Все знания мира – бессильны.

«Прими их Боже, если можно – сразу в Рай. Они и так настрадались»

Ада чувствовала себя опустошенной. Впервые она ощутила эту безысходность. Впервые поняла, что законы природы – невозможно изменить. Слёзы всё текли и текли. И вдруг – Небеса разверзлись дождём. Она стояла под струями, чувствуя странное спокойствие. И умиротворение. И какую-то внутреннюю силу. Момент откровения. Момент единения. Момент истины.

– Это были вы?

– В тот момент я тоже поняла, что пока живы мои дочери, жива и я…

– А до этого – сомневались?

– Нет. Просто не видела будущего. До какого-то момента видела и знала всё до мелочей. А потом – ничего. Темнота. Я смирилась, понимая, что вырождение неизбежно. Что насаженная вера пустит сильные корни, что задушат новые ростки веры старой. Время шло. Всё жило и умирало. Всё проживало свои циклы. Пока однажды одна душа не пробила брешь, показав мне, что будущее есть, просто очень тернистое и туманное. Но оно есть. И подарив мне такую радость, эта Душа принесла и непоправимое горе…

– Горе? Какое горе? Меня сожгли только что, – Ада возмущенно махнула рукой, в сторону пепелища.

– Сожгли. Но что только что сделала ты?

– Я?

– Именно ты…

Ада замерла. Да что она сделала-то? Она только рот успела открыть и то… Женщина кивнула, словно прекрасно слыша её мысли. Ада оцепенела.

– Матерь божья, я прокляла… Это я прокляла весь свой род…

Ада вскинула руки, закрывая своё лицо. Не кто-то. Не мифическая родственница, не какая-то злая ведьма. Она сама. Лично. Прокляла весь свой род. И человека, которого любила.

– Но… как же…

– Кровь никуда не делась. И сила не ушла. Иначе не было бы облегчения после слов твоих. Ваши души – связаны. Ты только что прокляла обе души. Он не спас тебя сейчас. И не спасёт ни разу в будущем…

– Но как же…

– Проклятье связало твою душу, Ада. Не твоей родственницы. Твою. А ты – лишь недавно родилась на свет…

– Так значит все эти годы, они все страдали из-за меня?

– А я и сказала: подарив радость, ты принесла горе.

– Что же я наделала? Что же я сделала…

– Гнев любящей женщины страшен. Гнев влюбленной ведьмы страшен вдвойне. Но время пришло. Ты родилась. И сила проснулась. И даже – уже горит костёр…

– Но я-то тут. И он тут. Но он меня не спас…

– Залатав брешь, чтобы не допустить в разрыв силы посильнее тебя, я приложила много усилий. Сохраняя тебя. Сохраняя его. Сохраняя вас для того, чтобы ваши души узнали друг друга. Ты подарила мне надежду. Я дарю тебе возможность. И лишь от тебя будет зависеть, найдут ли обе души друг друга.

– Но…

В висках сильно заныло. В лёгкие вернулся дым. Ада едва могла вдохнуть. Пространство вдруг стало тяжелым, и её с силой потянуло к земле. Женщина улыбалась, простирая к ней руки. Последнее, что почувствовала Ада, как её лба коснулось благословение Матери всего сущего.

*****

– Ну, же, дыши. Слышишь? Дыши.

Он смотрел на её бледное лицо, перепачканное в саже, закрытое кислородной маской. Машина скорой везла её в клинику. Но одну он её уже не отпустил. Она могла быть сколь угодно глупой, порывистой и бесшабашной, но наблюдать, как она добровольно решила сгореть на тех лесах, он не мог. Как бы больно от её поступков ему не было, он не настолько бездушен, чтобы бросить её там одну. Он сомневался несколько минут, догонять или ждать. Кто-то видимо мыслил так же как и она, потому что окна аудиторий на первом этаже раскрылись и студенты, прыгая с окон, тащили огнетушители, пытаясь затушить так быстро занявшийся пожар. И он бросился за ней. Зная, что помощь уже пришла, зная, что он вытащит её из той западни, куда она загнала себя.

Но минуты его колебаний, всё же, почти стоили ей жизни. Слишком много дыма. И она – без сознания. Только бы пришла в себя. Он всю душу из неё вытрясет, он ей устроит такую лекцию по технике безопасности, что она навряд ли выживет после неё.

Только бы сейчас она открыла глаза.

Что-то мешало дышать полной грудью. Она могла делать лишь короткие, рваные вдохи. Веки долго не подчинялись, но она приложила усилия, пытаясь их разлепить. В глаза ударил искусственный свет.

– Реагирует, всё же надышалась. Но отделалась малой кровью.

Голос был незнаком. И слишком резко скрежетал в гудящей голове. Ада снова моргнула. Нестерпимо чесался нос. Она подняла руку, пытаясь его почесать, и наткнулась на маску. Глаза распахнулись сами собой. Где она? Всё вокруг не переставая крутилось, вызывая тошноту. Она попыталась снять маску.

– Убери руки, и лежи спокойно. Иначе я за себя не отвечаю.

Ада замерла. Несмотря на шум в ушах, тошноту и головокружение, этот голос она узнала. Немного подвинувшись, Ада чуть повернула голову туда, откуда раздался голос, и попыталась остановить вращение этого мира, чтобы увидеть его лицо.

– Ничего не говори, по крайне мере, пока врачи не снимут маску.

– Пусть девочка скажет, – врач усмехнулся. – Одна минута без маски её не убьет.

Ада почувствовала, как маска поднялась, а он наклонился к ней ближе.

– Ты всё-таки пошёл за мной на костёр…

– Ты очень сильно пожалеешь, что осталась жива, я тебе обещаю…

И мир вдруг остановился и замер, и она смогла рассмотреть его лицо. Но даже сейчас, слабая и едва живая, она видела то, что перекрывало всё невысказанные им угрозы.

В серых глазах клубилась Душа, заманивая её всё глубже и глубже, утягивая за собой в свои загадочные спирали. Он видел её слёзы, которые стекали с уголков глаз, прокладывая дорожки среди пятен сажи. Она молча смотрела на него, не произнося ни слова. Но слова ему были и не нужны. Потому что он чувствовал каждую её эмоцию, которая словно маленький разряд проносилась по кончикам его пальцев.

И он точно знал, что когда она поправится, он обязательно заставит её пожалеть, что она осталась жива. Но при этом, на всякий случай, на время лишит её всех документов. И желательно, запрёт её саму в их квартире.

Потому что ещё одного побега он не переживет.