— Тебя я в последнюю очередь буду слушать, спасибо. Человека, который полгода ссал пригласить девушку в ресторан.
— Ты изменился, — неожиданно серьезно говорит Володя.
И правда. Я так не психовал раньше из-за ссор с людьми — только из-за Юли, помню, было. На кухню к той же Мариночке заходил без стеснения — ржал еще, что она злится, едва меня увидев. А тут… задело.
— Ты добрее как-то стал, — продолжает Володя. — Все заметили. Ты даже, говорят, на раннюю отгрузку однажды согласился!
Было такое. Команда, кстати, нормально восприняла и хорошо сделала работу, заказчики довольны. Зря я раньше отказывал… Володя, не дожидаясь моего ответа, продолжает:
— Помнишь, я тебя в кино недавно звал?
— Ну.
— Что ты ответил?
— Что я пойду с Женей.
Мы правда ходили — и даже смотрели фильм, а не только беззастенчиво сосались на последнем ряду.
— А когда я позвал тебя пива выпить после работы?
— Сказал, что в другой день, потому что уже были планы с Женей. Я не понял, ты ревнуешь?
— Нет, почему. Наоборот, рад, что у тебя наконец-то личная жизнь наладилась.
В смысле — наладилась? У меня никогда проблем с ней не было. Хотя… Это ж Володя, у него свои взгляды. Он, снова не дождавшись моего ответа, делает еще заход:
— Ты объектив-то уже подарил? Вложений не жалко?
Объектив лежит дома — я так и не вернул его в магазин, рука не поднялась. Женину зубную щетку тоже не выбросил, в ванной стоит. Его сменную одежду не собрал в пакет, чтоб вернуть, — так и лежит на старом месте в шкафу. К кружке с лого интернет-провайдера, из которой он всегда пьет, я не прикасался за последние дни. Вчера в магазине кинул в корзину его любимый сыр, хотя сам его не ем…
Я понял. Я, мать твою, сам себя понял. Хоть это и будет сейчас выглядеть так, словно меня мотивировала жадность…
— Спасибо. Я ушел, — говорю я и выбегаю из переговорки — на кухню. Минут десять от Володиного «Статуса» у меня осталось, что в календаре потом — забыл, но неважно. Подождут.
На кухне Берг с Сушковым жрут сидят, а Женя что-то переставляет в холодильнике. Сделаю пока вид, что пришел пить чай. Кофе — плохая идея, и так сердце сильно бьется… Едва Берг и Сушков — за порог, я сразу начинаю:
— Женя, давай поговорим.
— О, да неужели я Женя, а не «солнышко», — улыбается он и отходит к раковине.
Не верю я его улыбочкам. Посудомойка открыта, а он взялся руками кружки намывать. Еще так нарочито медленно, тщательно, лишь бы мне в глаза не смотреть. Раздражает.
Подхожу сзади и придерживаю его за плечи. Он вздрогнул — но стоит на месте, позволяет трогать. Тепло тела чувствуется через рубашку, от волос пахнет средством для укладки… В коридоре никого нет, тишина, и шея так маняще торчит из-под воротника, я очень хочу ее поцеловать, а Женя вроде и не против…
— Я тебя сейчас водой оболью.
Кажется, он все-таки против.
— Женя…
Твою мать, в коридоре шаги. В кухню забредает Луцкевич, а я только-только отскочить успел.
— Вам кофе сделать? — сразу переключается на него Женя.
— Да, спасибо. Покрепче там его забейте, — отвечает Луцкевич, а сам косится на меня. Поздно я среагировал — повезло, что это Луцкевич, который по сторонам не смотрит. Придется ждать, пока он уйдет.
Луцкевич уполз со своим экстра-крепким кофе, и мы снова на кухне одни. Женя, заколебавшись, видимо, наяривать посуду руками, все-таки грузит ее в посудомойку, включает, вздыхает и, так и не запустив, выходит из кухни. Смотрю — на посудомойке горит значок, что кончился ополаскиватель.
Значит, Женя пошел в хозкомнату. Есть идея.
Оставлять ключи снаружи в замке — очень неосмотрительно. Ничему Женю жизнь не учит… Хозкомната крошечная, где-то метр на полтора: стоят какие-то ведра, рулоны полотенец, в углу — шкафчик, в котором роется Женя. Рылся, пока я не зашел.
— Тебе сюда нельзя, — говорит он.
Да наплевать, я уже запер ключом изнутри дверь и хватаю Женю — обеими руками, крепко, толкаю лицом к стене. Он пойман, а я в сильной позиции. Теперь можно и поцеловать, и пощупать — хочется везде, но больше всего — за член… И он так охотно отзывается — твердеет прямо под моей рукой.
— Если ты так пытаешься подлизаться, у тебя не получится, — шепчет Женя.
Готов поспорить, что получится. Возбужденные парни — самые сговорчивые.
— Солнышко, у меня к тебе деловое предложение. Два в одном: деньги и карьера.
— А за член трогать обязательно?
Я еще за волосы на макушке взять могу и голову оттянуть. И шепнуть в самое ушко:
— Это главное. Сделаю тебе приятно, а ты за это меня выслушаешь. Идет?
— Идет.
Как я и думал.
— Хороший мальчик.
Раз мы договорились, руки у меня развязаны и можно залезть к нему в брюки. У него член аж подрагивает, я чувствую, — тоже, видимо, соскучился. Хочу поцеловать Женю в губы, разворачиваю к себе его лицо, а он не дается, уворачивается:
— Ты будешь говорить, что хотел?
Блин, вот зараза. Ладно, придется продолжать:
— Итак, идея в чем: ты устраиваешься на работу по специальности…
— Угу…
— А жить переезжаешь ко мне. И я буду тебе помогать, пока ты сам не начнёшь зарабатывать.
Женя молчит — только тяжело дышит, когда я сжимаю его посильнее.
— Ну, что скажешь?
Ничего, кроме «м-м», он не говорит, ну и ладно. Прижимаюсь покрепче — чтоб почувствовал, как я завелся. Женя, выматерившись себе под нос, выворачивается из моих рук, отталкивает меня и встает на колени.
— Играешь в молчанку? Хотя… — У меня аж язык отнялся, когда Женя взял в рот, так пробрало, гром меня разрази… — Ладно, не отвечай.
Ух, я, оказывается, дико соскучился. Как он нежно это делает — дрожью пробирает от затылка до коленок, я так с ума сойду… Сил нет это терпеть: вынуждает взять за волосы и трахнуть самому, иначе меня наизнанку вывернет. Бли-ин, он еще и застонал, это ж так совсем невозможно…
Женя после всего невозмутимо вытирает рот. Другая рука испачкана — не по плану пошло, я сам собирался это сделать.
— Дай мне, пожалуйста, полотенце, — говорит Женя снизу. — Там открытая пачка стоит.
Михална-то не знает, на что мы казенные полотенца переводим. Блин, я Жене шухер на голове навел, а до конца рабочего дня еще куча времени. Он вытерся, застегнулся и сейчас пытается, глядя во фронталку, привести волосы в порядок — а они, залитые лаком, или что это, не ложатся обратно. Не хочу смотреть на его страдания, помогу. И напомню, что кое-чего жду:
— Солнышко.
— Что?
— Ротик у тебя больше не занят, так что ответь на мой вопрос.
— Что отвечать-то? — хмуро говорит Женя. — Прикол засчитан.
— Правда, живи у меня. Я поддержу. Друзья помогают друг другу.
— А тебе с этого что? Какой полезный выхлоп?
Подхватил мою новую любимую фразочку… У меня из-за него, блин, несуществующее сердце вновь забилось, как в песне одной {?}[«Танцы Минус» — «Оно»]. Но вопрос резонный — какой с этого выхлоп?..
— Никакого. Просто. Мы же друзья. Я у Володи просто так жил, когда квартиру ремонтировал…
Женя перебивает:
— Ты будешь со мной дружить, если мы не будем трахаться?
— Не знаю, смогу ли. После всего…
— Вот и называй вещи своими именами, — снова перебивает он. Припер меня к стенке опять…
— Ладно, могу я своему парню помочь?
Женя задорно смеется. Не эта его натянутая вежливая улыбка, а настоящий смех. Фух, неужто мир. Женя говорит:
— Я думал, ты другим словом меня назовёшь.
— Каким?
— Трахаль.
— Ты слишком плохо меня знаешь. Я бы выбрал слово «пихарь».
Женя ржет так громко, что меня тоже на смех пробивает. Надо потише себя вести, а то вдруг ломиться начнет кто… Женя говорит:
— Я и слова такого не знал — «пихарь». А вдруг я кошачий лоток обкрадываю?
— Если б ты из лотка воровал, тебя бы кот не принял.
Помолчав немного, Женя говорит:
— Я вчера, кстати, на собеседование ходил на Приборостроительный завод. Я так понял, они настроены меня брать, но стартовая зарплата вообще не обрадовала. Поэтому твое деловое предложение очень актуально.