Вдруг Сергей резко отодвинулся и, придерживая ее за плечи, напряженно посмотрел в глаза, будто мог что-то разглядеть в темноте. Это произошло так неожиданно, что она в первый момент ничего не поняла и замерла, тяжело переводя дыхание. Нежно, едва касаясь, он провел пальцами по ее горящей щеке, поправил новый шарф, вздохнул с сожалением и легонько подтолкнул к двери.
– Иди, милая.
Она в ужасе отшатнулась от него, будто этот взрослый опытный мужчина, спровоцировав ее своими требовательными поцелуями, заставил совершить нечто непотребное и подсмотрел это. Спохватившись, она толкнула дверь, неуклюже сползла с высокого сиденья и, не оглядываясь, быстро побежала прочь – опустошенная, почти неживая от жгучего стыда. Как теперь жить с этим стыдом дальше, она не знала. Телефонный номер Сергей у нее так и не спросил.
В тот вечер Надежда неподвижно лежала на кровати, отвернувшись к стене, вспоминала каждую минуту прошедшего дня и равнодушно сожалела о том, что произошло в машине. Хотелось плакать, но почему-то не было слез. Что теперь ей делать со своими новыми пробудившимися чувствами, девушка не знала. «Как жаль, – думала она, – я опять вляпалась в очередную неприятность. Так хорошо все было, жизнь почти наладилась, наступил покой. А теперь мне придется собирать себя заново, запрещая думать о нем. Обидно! Я совершенно не готова жить в этом городе, он будто выталкивает меня обратно, придумывая новые и новые испытания. Насколько меня хватит, как долго я смогу сопротивляться? Ненадолго, сил не осталось совсем».
Уснула она с твердой уверенностью в том, что никогда его больше не увидит.
…После субботнего дня, так неожиданно проведенного в Алуште вместе с Надей Головенко, Сергей не спал всю ночь, уверенный в том, что совершил непоправимую ошибку. Он ворочался в постели, перекидывался с боку на бок, собственное тело казалось ему тяжелым и неуклюжим. Девушка стояла перед его глазами, как живая, – смеялась, поправляла волосы, возбужденно дышала, целуясь. А когда он начинал забываться, немедленно окунался в жаркие изматывающие сны. Просыпаясь, шел в ванную, долго стоял под душем, возвращался в постель, пробовал уснуть, и все повторялось сначала.
Никто и никогда из знакомых женщин не дарил ему столько новых ощущений. Они слишком любили свою независимость, стараясь выдерживать дистанцию. Это проявлялось и в том, как они, получив от него деньги, оплачивали собственные счета по принципу «ты меня содержишь, но решаю я самостоятельно». И в том, как они изо всех сил старались хорошо выглядеть перед ним во время секса, думая вовсе не о сексе, словно это действие было досадным, но необходимым приложением к их тщательно культивируемой красоте. Как ни странно, ему раньше это нравилось, и он не задумывался о таких сложных вещах, отодвигая своих женщин на второй план. На первом у него была работа – он в ней жил, сбегал в нее от личных проблем. И, если бы не естественный зов природы, он бы на ней «женился», напрочь забыв о противоположном поле.
Неискушенная отношениями Надя Головенко о женской независимости еще ничего не знала. Она трогательно отводила глаза, забавно стеснялась, а потом забывала о стеснении и с восторгом отвечала на его требовательные поцелуи. Ей в этот момент было глубоко безразлично, как она выглядит. Она сливалась с ним доверчиво и безоговорочно, темпераментная от природы и сама пугавшаяся этого.
Мысли – обескураживающие, неудобные, такие же горячие, как и его возбужденное тело, безостановочно неслись по кругу, не давая покоя. Он давно не признавал пылких чувств, считая их проявлением слабости. Холодный и рассудительный, Неволин отрицал любовь так же, как и астрологические прогнозы. Он давно упорядочил эту сторону своей жизни. Если желание появлялось, он его удовлетворял и быстро забывал о предмете вожделения, пока в нем снова не возникала необходимость в силу каких-либо природных циклов. Так было с Лизой.
Надя своим появлением взорвала его мир, сделав его самого обнаженным и максимально чувствительным перед собственными инстинктами. Он не понимал теперь, как себя вести и что делать – она как будто была рядом постоянно, мешала думать, заставляла обостренно чувствовать. Если они с Надей вдруг станут близки, что маловероятно, эта доверчивая, но очень неглупая девочка войдет в его жизнь целиком, займет в ней неподобающе огромное место, заставит потесниться всех, к кому он привык, сделает зависимым от себя. Его отлично налаженное существование рухнет окончательно, всё вокруг станет зыбким и неясным, и придется заново, с нуля, выстраивать каждый день…
Под утро он забылся кошмарным сном и едва не проспал приход Ольги Тимофеевны, которая по воскресеньям приводила в порядок его холостяцкое жилье. Она приготовила кофе, поговорила с ним о погоде, перипетиях пенсионной реформы и новых штрафах для автомобилистов, по-матерински предостерегая быть осторожным на дороге. Стало легче. К обеду он собрал дорожную сумку, проверил заранее купленный билет, документы и, сев в «тойоту» направился в аэропорт. Он мчался так быстро, словно хотел сбежать из города – подальше от Нади и своих новых пугающих ощущений. Успокоился Сергей только в самолете, твердо решив, что видеться с ней он больше не будет. Его жизнь давно устоялась, была понятной и предсказуемой. Не было никакого смысла ее менять. А влечение, как он надеялся, скоро пройдет.
Неволин любил медицинские выставки, давно чувствуя себя в их праздничной атмосфере комфортно. На этой декабрьской, последней в году, было богато от обилия современной медицинской аппаратуры, ярко от множества огней, людно и суетно. Переходя от стенда к стенду, Сергей энергично здоровался, пожимал руки, весело похлопывал знакомых по плечу, обсуждал новинки, приценивался, узнавал, что нового. Рабочих задач было более чем достаточно, и он воспрянул духом, почувствовав привычный деловой азарт. Вечером, до предела уставший и голодный, Неволин вернулся в гостиницу. После душа и короткого отдыха спустился в ресторан, плотно поужинал, заказал кофе. Вдруг от едва освещенной барной стойки отделился посетитель и, приветливо махая рукой, направился явно к нему. Сергей удивленно присмотрелся, а узнав, обрадовался. Это был его однокурсник Эдик, женившийся сразу после выпуска и благополучно осевший в Полтаве.
– Привет, дружище Сергей, – они обнялись. – Я тебя целый год не видел! Сегодня хотел подойти, но не успел – ты сбежал. Как здорово-то!
Они некоторое время болтали о знакомых, делились новостями, с удовольствием выпили за рождение второго сына Эдика. Вечер в присутствии давнего доброго друга весело покатился, словно бильярдный шар по зеленому сукну. Неволин с наслаждением расслабился, радуясь, что все проблемы, наконец, исчезли.
Вдруг Эдик как бы невзначай спросил:
– У тебя неприятности? Глаза грустные, и вообще, ты там, в павильоне, какой-то потерянный сегодня был. Сам не свой.
Оп! Шарик со стуком ударился о бортик стола и нырнул в лунку, остановив плавное течение времени. Сергей досадливо поморщился. Сказать или не сказать? Ну, чем ему может помочь Эдик, давно счастливый со своей Ленкой и уверенный, что это навсегда? Сергей вдруг отчетливо понял, что ему действительно необходимо было с кем-то поговорить – не идти же с такими глупостями к психотерапевту! Его проблема болезненно ворочалась в груди, словно захвативший его инопланетный «чужой», и, как бы он ее не прятал внутрь, на самом деле не давала покоя. Хорошо, пусть это будет старый добрый друг. Через два дня они попрощаются и разъедутся до следующей выставки, Эдик о нем забудет. А ему, возможно, станет чуть легче.
Сергей, отчетливо представив Надю, ответил другу, словно кинулся в воду с обрыва.
– Я встретил девушку, которая мне абсолютно не подходит.
Эдик подцепил вилкой жирную черную маслину, отправил в рот, понимающе ухмыльнулся, в его глазах мелькнула скука.
– Она проститутка?
Сергей горько усмехнулся в ответ.
– Нет, наоборот. Кажется, она провинциально невинна.
