Где же мяч? Что, если с ним пропадет и ниточка связи с настоящим? Тем настоящим, в котором остались мама, папа…и школа?

– Ничего с ним не случится, – успокоил Игорь.  –  Земля слишком ровная – и мяч не мог откатиться далеко.

«Все он знает – мне бы так, – позавидовал Захарка.  – Эх, поскорее бы вырасти и перестать бояться». То, что он регулярно узнавал от палеонтологов было недостаточно. Не хватало понимания. Ученые разговаривали между собой на взрослом языке, а переводчика для ребенка в экспедиции не нашлось.

– Красноцветы – древние осадки красноцветного песчаника, – объяснял Игорь братишке. Получалось сложно, как на экзамене.  –  Они формируются из морских осадков в кислородной атмосфере. И происходит это тогда, когда суша начинает выпирать из океана при их обмелении. Окисленное железо красного цвета – вот и весь секрет. Получается, что порода – тоже.

– Значит, раньше здесь было больше воды, – сделал вывод Захарка и дальше слушал вполуха, самостоятельно разглядывая необычный мир.

Он старался запомнить увиденное: здесь было много чему изумиться любому из одноклассников – и сочинять ни к чему. Но теперь не хватало подходящих слов.

Тогда Захар покрутился на одной ноге – и разноцветные пятна слились в длинные полосы, как бы штрихуя изнутри диковинную сферу.

Но как ни крутись, все было одинаковым – спереди и сзади, и слева, и справа…Только рассветное солнце, пролагавшее к ним через весь этот мир искрящуюся в мелких частых водоемах дорожку, говорило, что перед ними всамделишный, а не виртуальный какой-нибудь мир. Но впечатляла его пустота. Прозрачно-дымчатая, звонкая, переливчатая. Необыкновенная, не передаваемая словом «пустошь». Ни деревца, ни стены разрушенного дома, ни скалы, ни размытого водой оврага – на всю грандиозную ширь. Не пучилось ни пупырышка в виде хотя бы малюсенького холмика, не мелькало нигде ни канавки. Ни одного вьющегося ручья, ни более-менее крупного озерца… Только редкие стебельки да каменные столбики. Как результат выветривания горных пород, они торчали там и сям. Мелкие хлопья облаков стирали четкость горизонта и растворялись в безоблачно-радужном небе. Лишь далеко— далеко в одной стороне виднелись пилообразные очертания горного хребта.

 С каждой минутой доля солнца над горизонтом увеличивалась. И вот, посветлевший, будто разгневанный задержкой, диск оторвался от земли и так же быстро уменьшился в размерах. Поднимаясь, он излучал все больше и больше энергии на эту не укрытую облаками и деревьями землю, а она, как мыльный пузырь, играла цветами в его лучах.

Разогревшись, Захар опробовал близлежащий прудик. Сначала он поколотил сложенным зонтиком по поверхности, произведя тучу брызг. В них тут же вырисовалась радуга, что на современной земле из-за загрязнений воздуха бывает редко. Осмелев, Захарка разулся и прыгнул в середину лужи, которая, хоть и казалась мелкой, а в действительности же оказалась по шейку. Зато она была кристально прозрачной и теплой, как парное молоко, и с успехом заменила утренний душ.

– Небо кажется холодным и глубоким от низкого содержания примесей…может быть, и кислорода мало, – отметил Игорь. – Все как в учебнике. Да вот, кажется, и голова кружится…

Он замолчал, так как услышанный голос показался ему слабой пародией на собственный, к тому же надтреснутый, как не смазанная дверь. Внезапно ощутилось головокружение. Кровь отхлынула от щек, а на лбу выступила испарина…Игорь облокотился на строматолит.

Это состояние было ему знакомо.

При восхождении на пик группу альпинистов настигла «горная» болезнь. Каждое утро начиналось обычно. Сначала все шло хорошо, но потом вдруг будто по неслышному щелчку в организме будто поворачивался некий тумблер. Он переключал тело на другой, вредоносный, режим. Мускулы вроде все те же, усталости нет и в помине, напротив, какая-то подозрительная легкость. Это, казалось бы, ерундовое, ощущение отрыва от реальности мешало поддерживать прежний темп подъема. Дальше – больше. Голова гудела и в покое. Лицо бледнело. Под глазами появлялась синева. У некоторых дело доходило до галлюцинаций.

Тогда они досрочно вернулись в лагерь…

Игорь понял, что и сейчас страдает от гипоксии. Попали в анаэробный карман? Он все больше склонялся, что это полумиллиардное прошлое Земли. Красноцветы красноцветами, но, возможно, в этот исторический момент вообще на всей земле маловато кислорода в воздухе. Относительно девона среди ученых в этом смысле не было единообразия во мнениях.

Игорь остановился. Не вернуться ли назад?

Гипоксия – недостаток в организме кислорода – дело нешуточное.

Но если не рисковать, то как можно узнать что-либо стоящее? Ради него люди стремятся в экстремальные условия: одни – на вершины гор, другие – в самые низкие земные впадины, третьих – «везунчиков» – сами обстоятельства забрасывают в неведомые дали.

Они— то и были этими самыми третьими.

Хотя ощущение тошноты и нездоровой легкости досаждало Игорю – куда сильнее было желание разобраться в увиденном и запомнить все до мельчайших подробностей. Не всем выпадала такая удача, как сейчас ему с Захаром – оказаться в доисторической эпохе! А как будет интересно испытать приборы! Ведь не зря же он осваивал их на практике. А тут – в долинах палеозоя – самая лучшая практика, кто бы чего ни говорил. Продолжать ли начатое путешествие или, пока не поздно, покатать немножко камешек и вернуться?

Возвращаться назад, ну, никак не хотелось.

Но брат, он же еще…как ни не хотелось Игорю обижать брата, но от правды не уйдешь: братишке и десяти еще не стукнуло. Для такого риска он – малыш.

Игорь оглянулся на Захара: с братишкой было все в порядке. Шуруя по лужам, он выбирал места поглубже. Вот он уселся на строматолит, выливая воду из сапога. Признаков кислородной недостаточности не было и в помине. Ритмичное дыхание. Румянец во всю щеку. Здоровым видом впору было залюбоваться.

У детского организма вполне может быть иная реакция на гипоксию: другой обмен веществ. Даже у взрослых есть индивидуальные различия в работе дыхательного центра.

И чтобы поставить все точки над «и», Игорь подошел к брату.

Захарка сидел на строматолитном бочонке, выливая воду из кроссовок.

 Игорь поднял за подбородок его лицо и, отметив синеву под глазами, строго сказал:

– В легких человека железо крови окисляется кислородом до окисла и разносится кровью по всему организму. Затем восстанавливается: отдает кислород тканям и клеткам. Иначе наступает кислородное голодание. Я его уже ощущаю. Возвращаемся.

– Ты голоден? – Захар застыл с кроссовкой в руках и вопросительно посмотрел на Игоря.

– Меня качает и у меня болит живот. Так бывает при гипоксии. Тебе она тоже грозит, хотя ты этого, вероятно, не ощущаешь.

Игорь откровенно рассказал братишке, чем для людей это чревато.

– Не лучше ли нам возвратиться назад?

– А как же море? – Братишка определенно огорчился. – Давай лучше я понесу рюкзак! Мне тут даже шоколада не хочется. Тут даже играть не надо – все и так интересно. Давай лучше завтра. И как же – мя-ячик?  – умоляюще тянул Захарка.  – Ну…помнишь…сам говорил: «эффект бабочки»?..

Игорь закусил губу и тут же вспомнил, что где— то на дне его «волшебного» рюкзака болтаются нерастраченные с восхождений прошлого года «кислородные» таблетки.

– Ладно, сделаем кислородный коктейль и поищем мячик… не мог же он совсем исчезнуть, в самом деле. Найдем: всё будет тип— топ, – пообещал он.

 И, как всегда, оказался прав…

Оттого и случились те невероятные события, которые сблизили братьев еще основательнее. На всю жизнь.

Некоронованные владыки Девона

Торопливое солнце поднялось так высоко над горизонтом, что редкие черные пятна песка раскалились до градуса поварской плиты.  На них путники палеозоя испекли питательные водорослевые лепешки – разумеется, в смеси с яичным порошком. Его и сковороду Игорь по очереди друг за другом извлек из своего бездонного рюкзака.