– Нет здесь поблизости никаких кафе. Садитесь в машину, мы вас покормим.

Наверно, только я могла сесть в машину к незнакомым ребятам, ехать с ними неизвестно куда по ночному городу. А может, на Дальнем Востоке это в порядке вещей?

Останавливаемся перед обычной пятиэтажкой, какими успели застроить не только весь Советский Союз, но даже Болгарию…

Типовой дом, типовая квартира.

– Наташа, мы девушку привезли голодную. Сегодня прилетела, а в крайкоме кормили только бутербродами.

– Сейчас пожарим картошку! Володя, открой банку с огурцами. Серёжа, доставай тарелки!

Стол просто ломится. И рыба – как же у океана без рыбы! И картошка, с пылу с жару, я обжигаюсь, но ем!

И появляется гитара, и песни, знакомые и незнакомые, и я читаю стихи…

В гостиницу попадаем в двенадцать ночи, перед самым закрытием.

Оказывается, я познакомилась с редакцией студенческой газеты. С третьим её сотрудником, Олей, мы потом дружили много лет.

Будят меня чётко в половине шестого, и без пяти шесть я уже стою у входа в гостиницу. Ровно в шесть тормозит «волга», шофёр, не выходя, открывает дверцу, и мы едем, едем!

Воздух особенный, насыщенный дыханием океана, и Алла, как заправский экскурсовод, рассказывает о местах, которые мы проезжаем.

Какое счастье! Дорога, прекрасная асфальтированная дорога, ложится под колёса. Почему я так мало написала о Приморье? Впрочем, о заповеднике написала, послала Алле, она в очередном письме порадовалась, что не напрасно возила меня восемь часов туда и восемь обратно.

Мы едем, едем, солнце уже в зените, и дорога меняется, становится просёлочной, пыльной, как у нас на Дону.

Останавливаемся только один раз, у Аллы термос и бутерброды.

В лес въезжаем как-то незаметно. Он стоит по обе стороны дороги, от океана мы ушли давно.

Сначала он был редким и невысоким вроде. Потом ели и сосны стали выше, сомкнули ветви. Оказывается, мы уже в заповеднике.

Машина остаётся у конторы, мы идём пешком по тропе, а не по дороге, и это действительно заповедный лес. Наверно, деревья знают об этом и растут себе спокойно и растят свой подлесок.

У егеря умное интеллигентное лицо, лёгкая спортивная фигура. Он нетороплив и приветлив.

– Как это вы сегодня уезжаете? К нам никто не едет на один день. Куда можно так спешить?

– У меня очень короткая командировка. Я попросила Приморье, чтобы на тигра посмотреть, живого, не в клетке. Не могу смотреть на зверей в клетках.

Он смеётся и качает головой.

– Давайте зайдём в магазин.

Магазин маленький, продавщица – пожилая женщина с каким-то умиротворённым лицом.

– Зина, девушка приехала на тигров наших посмотреть. Сколько вы тут?

– Тридцать лет.

– Видели тигра?

– Не дай Бог! След – видела. Слышала его рык один раз, на всю жизнь хватило.

– След я вам покажу, подходил недавно молодой самец.

След в дорожной пыли – огромная, просто огромная кошачья лапа. Мне хватило этого следа, чтобы представить прекрасного, сильного, свободного зверя.

– Светлана, пора. Нас ждут на свадьбе, никто же не знал, что ты приедешь!

– Ну а знали, что бы изменилось? Что ли свадьбу перенесли? – шучу я невесело.

Не хочется, не хочется уезжать. Я вполне могла бы, как егерь, как продавщица, прожить здесь всю жизнь.

– Света, солнце, поехали!

Стихи я написала уже в Москве…

И опять дорога, пыль и жара, но мы едем к океану. Воздух свежеет, и темно уже, совсем темно.

Едем на огонь. На берегу костёр, палатки, скатерть с закусками на траве. Человек пятнадцать сидят, бродят, подбрасывают ветки в костёр.

Подарок у нас, оказывается, в багажнике. Невесту с женихом невозможно отличить от остальных – джинсы с футболками, как у всех, только счастливые, такие счастливые лица!

Все ночуют здесь, а нам надо уезжать.

– Куда же вы, только приехали!

– Эти ненормальные в Москве дали Светлане командировку на двадцать дней – на Сахалин, Курилы и Приморье! Ей завтра на Русский остров, время мы ещё не знаем.

Снова едем, и я сплю до самой гостиницы от полноты счастья…

Я решила, что к морякам надо ехать непременно нарядной.

Отмылась до какой-то запасной кожи, волосы распустила, платье красивое, которое гладить не надо, босоножки на высоких каблуках.

Стою себе на причале, даже на какое-то возвышение забралась, чтобы меня обязательно заметили. За мной должен катер прийти. Меня беспокоит одно – как меня узнают? Дурочка, как можно не узнать – вокруг люди в спецовках, и мужчины, и женщины!

Катер лихо чиркнул по касательной и остановился. Он был белоснежным от ватерлинии до мачты! И полон моряками в белоснежных кителях! Один, постарше, поднялся по трапу.

– Вы наша гостья? Милости прошу! Я покажу вам город с залива, а потом отвезу на Русский остров. Там ребята вернулись из первого в своей жизни похода – к экватору. Полгода на берег не выходили.

– Так их надо поскорей на берег выпустить, а вы им – поэтессу!

– Берег никуда от них не денется!

Он помогает мне спуститься по трапу. На каблуках непросто, но я делаю вид, что мне это ничего не стоит. Он становится к штурвалу, я – рядом, остальные толпятся за нами.

Господи, сколько счастья мне выпало в жизни! Штиль полнейший, скорость сумасшедшая, он разворачивается, встаёт стена воды, сверкает на солнце, обрушивается на катер… Я совершенно мокрая, волосы висят сосульками, и нет на земле человека счастливее меня!

Кто-то придерживает за плечи:

– Это только для вас командующий сам ведёт катер, обычно он этого не делает! И всю свиту взял с собой, одиннадцать дежурных офицеров!

Я немею. Поэтесса, наверно думает он. Для неё обычное дело, когда командующий флотом катает её по заливу на своём катере с одиннадцатью дежурными офицерами!

Залив золотой от солнца, будто его растворили в воде, и стена воды, которая при каждом развороте обрушивается на меня, на командующего, на дежурных офицеров, словно из чистого золота.