Ее тут же пронзил взгляд любимых голубых глаз.
При виде нее, стоящей в одном белье и чулках, глаза Димы полыхнули синим пламенем. Его взгляд метнулся сверху вниз и назад.
– Привет. А ты не замерзнешь? – усмехнулся он.
Он так и стоял у двери. Высокий. Стройный. Невозможно красивый. Как всегда, недоступный. Она снова поразилась его присутствию в своей жизни. И снова ощутила недоверие ко всем его признаниям. Подумала в миллионный раз, что он не может чувствовать к ней ничего из того, о чем говорил. Ей показалось, что его насмешливый взгляд – гораздо честнее тех слов, которые он ей зачем-то вчера озвучил.
Она вдруг ощутила острую потребность в откровенности. Отступила вглубь квартиры. Дима вошел, расстегивая куртку, закрыл за собой дверь. Остался стоять у порога, глядя на нее.
– На мне было платье. И пальто. И туфли, – произнесла она, не скрывая нервов. Даже радуясь, что во взгляде его напополам со вниманием сквозит эта легкая отстраненность, которая так ее и покоряла, и бесила. – И я никогда ни ради кого не покупала белье специально.
– А ради меня купила? – спросил Дима, говоря, будто с маленькой девочкой.
Она нетерпеливо вздохнула.
– Я знаю, как выглядеть женственно и сексуально… – она сцепила зубы, не желая себя жалеть и злясь на себя за то, что все же жалеет. В отчаянии продолжила. – Но я… Никогда не стану такой, как эта твоя девушка, которую ты привел вчера в офис. Настя. – Ульяна с вызовом, хоть и блестящими от слез глазами, смотрела на него.
– Я знаю, какая ты, – произнес Дима мягко.
Она молча вглядывалась в его глаза, будто пыталась проникнуть в его мысли. Он вздохнул.
– И она – не моя девушка.
Ульяна обхватила себя руками. Вдруг так замерзла. И ей так захотелось плакать.
– То, о чем я сказал тебе вчера, за ночь и этот день никуда не испарилось, – Дима откинул рукой челку, падающую на его глаза, улыбнулся уголком губ.
Она закрыла дрожащими ладонями лицо. Они так и стояли, не касаясь друг друга.
Глубоко вдохнув несколько раз, чтобы успокоиться, она убрала руки от лица, произнесла:
– Просто скажи, что мне делать, как себя вести. Я не знаю.
Он невольно еще раз окинул взглядом ее полуобнаженное тело в сексуальном белье, с усилием перевел взгляд снова на ее лицо.
– Оденься. Во что хочешь. В чем тебе удобно. И пойдем.
Она не двигалась, так и глядя на него беспомощно и несчастно.
Дима шумно выдохнул.
– Поскорее, Ульяна. Мне очень сложно себя сдерживать, – он одарил ее потяжелевшим взглядом. – Я не хочу снова сводить все к сексу.
– Прости, – встрепенувшись, она понеслась в комнату. Схватила со стула черные джинсы и ту самую облегающую майку, все быстро надела. Белый свитшот натянула поверх и выбежала снова в коридор.
«Не хочу снова сводить все к сексу». От этих слов все ее тело запылало, как от ласк. Взгляд Димы заявлял о желании, и оно усиливало ее жажду попасть во власть его рук вдвойне.
Сложнее всего им далась еще одна минута в прихожей, когда она надевала кроссовки. Наклонилась, чтобы завязать шнурки, и ее поясница оголилась. За натянувшимися джинсами стал виден краешек кружевных трусиков. Дима резко отвернулся к двери, на миг стиснув челюсть.
Они вышли и зашагали вниз по лестнице, избегая лифта. Зная, что впереди – вся ночь. Долгая. И такая короткая.
Глава 4
Дима открыл для Ульяны переднюю дверцу внедорожника, а когда она подошла, чтобы сесть, протянул руку к ее шее, повернул ее лицо к себе и поцеловал в губы. Это длилось всего миг, потом он отстранился. Но у нее уже все поплыло перед глазами. Дыхание сбилось. Желание и любовь сдавили сердце. Она села на сиденье, счастливая и несчастная. Пробыть в машине без него даже несколько секунд, пока он обходил машину и шел к своей дверце, показалось невыносимой мукой.
Когда он сел на водительское кресло и закрыл дверь, ей стало чуть легче. Но и тяжелее.
Любовь заставляла беспокоиться каждую долю секунды. Переживать, бояться. Вот сейчас он рядом. А что за мысли у него о других девушках? О жизни, о которой она не знает, и в которой ее нет? И что он думает о ней самой, об Ульяне? Ведь в любой миг он может разочароваться в ней, а она даже не поймет, что это был за миг, и в чем была причина.
Она невольно окинула взглядом его широкие плечи. Память прорезало воспоминание о том, как эти плечи вздымались над ней в одну из их первых ночей. Тут же кольнуло внутри, жаром пронесся по коже озноб. Она со вздохом отвернулась.
Машина тронулась. Ульяна смотрела на сумрачные улицы, которые проносились мимо. Рассматривала дома со светящимися окнами, деревья с осиротевшими без листьев ветками. Чем дольше они ехали в молчании, тем больше на нее накатывало непонятное отчаяние.
Он сказал, что любит. Так почему же, почему был вчера с другой? Что у них за отношения? Какие правила? И почему, ну почему он…
Она не выдержала, резко повернулась, посмотрела на его сосредоточенное лицо. Невольно залюбовалась тем, как освещают его скулы отсветы фар встречных машин. Он снова думал о чем-то своем.
«Помнит ли он вообще, что она еще здесь?»
Ульяна снова отвернулась. Потом, не удержавшись, опять взглянула на него. Обвела взглядом его идеальный профиль, задержавшись на бровях в разлет, отросшей челке, стильно свисающей набок.
– Ну, говори, – произнес Дима, как всегда, с добродушной насмешкой. Мельком взглянул на нее, снова посмотрел на дорогу.
Она внутри сжалась от боли всего вчерашнего дня.
– Почему ты пришел с ней вчера? – выдохнула она, сама не ожидая от себя.
Его лицо мигом посерьезнело.
Какое-то время он молчал. Следил за дорогой.
Потом взглянул на нее помрачневшим взглядом, снова посмотрел на дорогу.
– Хотел причинить тебе боль, – произнес наконец.
Она широко распахнула глаза, глядя на него. Просто не могла ничего произнести.
Откровенность. Она всегда так жаждала ее. Неужели он ее теперь все время будет казнить ею?
«Хотел причинить боль!»
Кто же признается в этом? Кто кроме него?
Она была ошарашена. Шокирована. И еще больше, сильнее разбита вдребезги и погружена в любовь к нему. Такое было ощущение внутри, будто осколки стекла попали в рваную рану на сердце.
Они доехали до следующего светофора в полном молчании. Он больше не смотрел на нее. А она не сводила с него глаз и пыталась не поддаться панике. А еще пыталась хоть как-то дышать, потому что от его слов у нее все взорвалось и застыло внутри.
Откровенность. Которой так ждешь. Она поражает в самое сердце. Может просто убить.
Они остановились на светофоре. Из ее губ вырвалось:
– Когда ты позвонил мне вчера, я была в поезде.
Дима резко повернулся к ней, в его взгляде появилась сталь, скрывшая все остальное.
– В каком поезде? – спросил он глухо.
Снова отвернулся. Зажегся зеленый свет. Но он не двигался с места. Им посигналили. Он дернул машину. Слишком резко.
И она почувствовала. Его боль. Почти равную ее боли.
Он ждал ответа. С каменным лицом вперил свой взгляд в дорогу. Атмосфера вмиг стала тяжелой.
– Я решила уехать. Отсюда. Оставить все, раз ты… Выбрал другую. Хотела сначала к маме. Потом одолжить денег и… Как-то добраться в Таиланд.
Она увидела, как на его лице обозначились скулы. Он ничего не говорил. Видимо, ждал подробностей.
– Я просто… Потеряла смысл… Потеряла все. Когда… Увидела вас, – она тяжело вздохнула. Не хотела жаловаться, но и не могла держать в себе эту обиду. И хотела ответить ему такой же жестокой откровенностью. – Когда ты позвонил вчера, поезд уже тронулся. Я не знала, что делать. Не могла говорить. Но и уехать уже не могла. Я… – она коснулась пальцами висков. Вчерашняя головная боль отдалась в них снова. – У меня была паника. Я не понимала, ехать или остаться? А поезд все ускорялся. Еще немного – и мы бы доехали до моста. Я побежала в купе проводников. Женщина не хотела меня слушать, а мужчина… Он понял. Вышел, сорвал стоп-кран. Открыл мне дверь.