Дома мы застали очень печального папу, он разгадывал кроссворд и стучал ручкой по газете. Он позвал маму на кухню, и я слышала прерывистый шепот, резкий «ах», который остановила рука, зажавшая рот, и тихие всхлипы, которые заглушало родное плечо.

Проклятые рейтузы не хотели сниматься и все цеплялись за колготки. Я разозлилась и в яростном рывке, который должен был освободить ногу от рейтуз, задела свой дорогой подарок. Вселенная, спасибо за то, что ты придумала мандарины мягкими. Хрупкий шар уцелел, но маленькое сердечко все равно билось очень часто.

– Малыш, позвонил дядя Коля.

Папе было сложно говорить, он сел рядом со мной, чтобы видеть мои глаза. Одна его рука тихо лежала на колене, вторая беспокойно терла шею. Мама включила режим многозадачности и вытирала тарелки, варила картошку и кипятила белье. На мгновение мне показалось, что родители зависли: папа молча тер шею, мама методично терла вафельным полотенцем блюдо. Но нет, показалось.

– Он сказал, что бабушки сегодня не стало. Она вчера легла спать, а сегодня не проснулась. Такое бывает с пожилыми людьми. Пришло ее время, пришло. Понимаешь, малыш?

– Значит, у бабушки не будет Нового года? Значит, она не увидит мою открытку?

– Да, малыш, это так.

– Я тоже не хочу Новый год!

Я в этот же день съела все конфеты и мандарины. Мы больше никогда по-настоящему не праздновали Новый год. Ставили ёлку, готовили салаты. Но был ли это праздник? Тот, которого ждёшь с замиранием сердца, тщательно выбираешь подарки родным, подбираешь такой восхитительный наряд, чтобы снять это все дело на плёночный фотик на гордость ещё нерожденным внукам.

Спрячьте носовые платки, я обещала рассказ, а не длиннющий роман, поэтому часть про разочарование в силе Деда Мороза я описывать не буду. Скажу только, что сделала ещё одну открытку бабушке, где нарисовала их вместе с дедушкой и написала: «Бабушка, я буду скучать очень-очень. Испеки дедушке мои любимые печеньки. Ему понравится. Надеюсь, на вашем облачке есть телевизор, и ты сможешь смотреть любимый сериал». Облизнула конверт, без адреса кинула его в ящик. Интересно, куда девают безликие конверты?

Когда идёшь не по дороге из жёлтого кирпича, а по обычному серому асфальту с кучей перекрестков, шоссе без светофоров, тупиков и улиц с односторонним движением, не сразу получается выбрать правильный путь. Иногда приходится постоять в пробке, иногда потупить на площади с круговым движением год или два, чтобы понять, что нужно развернуться или сесть в другую машину. Я вроде ехала по своей полосе и в нужную сторону, но кажется, в некоторых местах кто-то забыл включить фонари.

Этот эпизод с конфетами включил один.

– Варь, где у нас швабра и сушёный имбирь? – услышала я из кладовки вместе со звуком от падающих вещей.

– Ты не повесил на холодильник свое приглашение на шабаш, поэтому твоя черная шляпа ещё в химчистке.

– Варь, я серьезно. Мне нужно сделать посох для Игоря Михайловича, мы решили, что он как заведующий отделением будет Дедом Морозом, а я обещал ему с реквизитом помочь. Имбиря свежего нет, а я хотел курочку с ним приготовить. Так сушёный есть?

– Дарлинг, ну какой сушёный имбирь? У нас даже сода закончилась. Ты вообще слышал когда-нибудь, чтобы у людей сода заканчивалась? Да у коробочек с ней дизайн ни разу не менялся, потому что производитель их ещё в девяносто третьем слишком много заказал, не думал, что она так медленно уходить будет. Хотя нет, здесь, наверное, свинью им подложили производители разрыхлителя. Или химики с пемолюксами всякими.

Из кладовки после очередной порции грохота показалась голова, швабра, а потом и весь остальной муж.

– Дорогая, далеко-далеко в параллельной вселенной, где сейчас девяносто третий, грустит усатый и лысеющий директор содового завода, потому что у него нет такого гениального сотрудника, который бы провел маркетинговые исследования и честно сказал бы ему, что усы ему не идут, а лысину все равно видно, как ты волосы набок не зачесывай.

– Эх, я была бы незаменима! И всё-таки, зачем главному стоматологу посох? Лучше бы тогда администратора в Снегурочку нарядили. Она хоть по возрасту не подходит, но волосы у нее иногда белее снега.

– Это пиарщик наш придумал. Наряжаем Игоря Михайловича в костюм Деда Мороза и едем в детский дом ребят с Новым годом поздравлять. А потом они к нам в клинику на бесплатный осмотр приедут.

– Гм.

– Это «гм» типа «пиарщик мог бы придумать что-нибудь получше» или «гм» типа «какая добрая, милая идея, которая принесет детям пользу»?

– Это такое чувство, что везде Новый год. Неужели он и правда имеет такой вес для людей?

– Конечно! Для многих новый год это вес, дополнительный, на весах. Ну, там оливье в тазике, ты поняла. Новый год – зачастую единственный праздник, которые празднуют люди. Он может быть семейным и шумным, одиноким, но глубоким и мудрым, хорошо спланированным и спонтанным. Это же волшебное время, когда улыбку у незнакомого человека вызвать в нашем сером городе проще простого. Надо лишь надеть красную шапку с белым помпоном или зажечь бенгальский огонь.

Мое воображение дорисовало шапку, посох вместо швабры, и покрасило бороду в седину. У него светились глаза, и я поняла, что он говорит очень искренне. Я даже опешила.

– Муж, ты что, любишь Новый год? Так почему мы всегда так…

У моего швабронаходчивого мужа завибрировал карман. Еще порция грохота и он уже довольный кричит в трубку Игорю Михайловичу, что посох добыл. А я что? А я ничего, стою и думаю, неужели он правда волшебный какой-то, этот праздник?

* * *

В моем кабинете довольно противно свистит окно. Там между рамой и стеклом никак не достать маленький и скользкий кусочек пленки, поселившийся там ещё со времён установки. Когда на улице сильный ветер, а он сильный почти каждый день, окно посвистывает. Похоже, что в прошлой жизни оно было фольклористом, может на ложках ещё играло, но сейчас только на моих нервах. Сначала для того, чтобы как-то компенсировать негативные эмоции от этого горе-музыканта, я повесила в кабинете новую очаровательную картину. То есть, нет, сначала наш конфликт с окном я сделала вооруженным – я пыталась достать пленку щипцами, пинцетами, пылесосом, длинными ногтями нашего бухгалтера. Но окно оказалось сильнее ногтей (Катюша, прости, с меня маникюр) и своим победным ехидным свистом каждый день провожало меня домой. Совпадение?

Теперь на меня смотрел добрый пушистый лабрадор, которого безумно хотелось обнять. И было вдвойне печально от того, что нельзя. Через неделю я поняла, что одного лабрадора мало. Нет, это не значит, что я повесила картину со вторым лабрадором или другим замечательным пёселем. Я повесила ветерок. Знаю, ощущение, что я работаю в дешёвом магазине эзотерики, но, кажется, это работает. По крайней мере, я не слышу ехидства в противном свисте. Если и ветерок всё-таки не сработает, буду меняться кабинетом с орнитологом, у него там три попугая и канарейка, он даже не заметит, что в новом кабинете есть подвох.

Стены темно-голубые, на одной часы и плакаты, на другой стеллаж с карточками и книгами. Есть письменный стол с компьютером, стол для осмотров, раковина и весы. На подоконнике фикус Олежка, на стеллаже баночка с ароматным маслом и деревянными палками, которые волшебным образом наполняют комнату запахом цветов. Что у меня ещё есть? А! Комод с инструментами и такая доска светящаяся, на которую снимки вешаю – негатоскоп. Создала атмосферу? Мне кажется, да.

Этим длинным описанием обстановки я пыталась намекнуть на мою профессию. Но если у меня не очень хорошо получилось, скажу прямо – я ветеринар. Работа такая многогранная, здесь как в Лас-Вегасе: и восторг, и море печали от утрат. Только в Вегасе теряют деньги и достоинство, а здесь иногда настоящих преданных друзей. Не люблю такие дни, сразу так тяжело на душе. Но как приятно помогать этим маленьким существам.

В кабинет вошёл следующий посетитель. Ветерок приветственно буркнул свое «дзынь». Лохматый мужчина в толстовке с большим оттопыренным карманом деловито сел на стул, поставил пустую переноску на пол, медленно и как-то особенно вежливо сказал «здравствуйте» и стал сосредоточенно ковыряться в оттопыренном кармане. Ветеринар есть, хозяин есть, а зверя нет.