Она пожимает плечами.

— Я не знаю. Пара девочек говорили о том, чтобы пойти в «Веселый Роджер»(пиратский чёрный флаг с черепом и костями).

Я морщу нос. И от того, что она сказала «девочки», и от названия места, о котором она говорит.

— Да ладно, Венди. Ты здесь уже почти два месяца, и ты ни разу не сходила со мной погулять.

Она выпячивает нижнюю губу, ее руки складываются в молитве.

Качая головой, я вздыхаю.

— Не думаю, что я нравлюсь твоим друзьям.

— Это неправда, — настаивает она. — Они просто еще не знают тебя. Для этого ты должна действительно пойти с нами.

— Я не знаю, Энджи, — мои зубы впиваются в нижнюю губу. — Мой папа уехал из города, и ему не нравится, когда я выхожу и привлекаю внимание.

Она закатывает глаза.

— Тебе двадцать, девочка. Обрежь пуповину.

Я нерешительно улыбаюсь ей. Она, как и большинство людей, не может понять, каково это — быть дочерью Питера Майклза. Даже если бы я захотела, пуповину не перерезать. Его власть и влияние достигают каждого уголка вселенной, и нет ничего и никого, что вышло бы из-под его контроля. А если и есть, то я их никогда не встречала.

Колокольчик над входной дверью звонит, и входит подруга Энджи Мария, ее длинные черные волосы сверкают в свете верхнего освещения, когда она идет к нам.

Мои брови поднимаются, когда я смотрю на нее, а затем снова на Энджи.

— Что это за место, куда пускают двадцатилетних?

— Разве у тебя нет поддельного удостоверения личности?, — спрашивает Мария, подходя к стойке.

— У меня его точно нет, — я никогда в жизни не пробиралась в бар или клуб. — Мой день рождения через несколько недель, я просто пойду с вами в следующий раз.

Я отмахиваюсь от них.

Мария осматривает меня сверху донизу.

— Энджи, у тебя нет документов твоей сестры? Они выглядят... похожими, — она протягивает руку и прикасается к моим каштановым волосам. — Просто покажи немного этого тела, и они даже не посмотрят на лицо на удостоверении.

Я смеюсь, отмахиваясь от ее слов, но мои внутренности сжимаются, тепло разливается по венам и зажигает щеки. Я не нарушаю правил. И никогда не нарушала. Но мысль о том, чтобы пойти сегодня вечером, сделать что-то плохое, вызывает волнение в моем позвоночнике.

Мария — одна из «девочек», и она и близко не была приветлива. Но когда я смотрю, как она ухмыляется и проводит пальцами по волосам, я думаю, может быть, Энджи права. Может, это все в моей голове, и я просто не дала ей шанс. У меня никогда не было близких подруг, поэтому я не уверена, как все это должно работать.

— Мне все равно, если ты не хочешь идти, — Энджи дуется, бросая в меня свою влажную тряпку. — Я принимаю исполнительное решение.

Я смеюсь, качая головой, пока заканчиваю пополнять запасы чашек на утро.

— Хм... — Мария громко лопает свою жвачку, ее темные глаза смотрят мне в лицо. — Ты не хочешь идти?

Я пожимаю плечами.

— Дело не в этом, я просто...

— Наверное, это к лучшему, — прерывает она. — Я не думаю, что ВР — это твое место.

Я ощетиниваюсь и встаю прямее.

— И что это значит?

Она ухмыляется.

— Я имею в виду... это место не для детей.

— Мария, перестань. Не будь сукой, — вклинивается Энджи.

Мария смеется.

— Я не сука. Я просто говорю. Что, если он там? Ты можешь себе представить? У нее будет травма на всю жизнь от того, что она находится в одном здании с ним, и она побежит домой, чтобы рассказать папе.

Я поднимаю подбородок.

— Моего папы даже нет в городе.

Она качает головой, ее губы истончились.

— Значит, твоя няня.

Раздражение проникает в мое нутро, и необходимость доказать, что она не права, заставляет меня принять решение, срывая слова с языка. Я смотрю на Энджи.

— Я согласна.

— Да! — Энджи хлопает в ладоши.

Глаза Марии сверкают.

— Надеюсь, ты справишься.

— Дай мне передохнуть, Мария. С ней все будет в порядке. Это бар, а не секс-клуб, — насмехается Энджи, прежде чем повернуться ко мне. — Не слушай ее. Кроме того, мы идем туда только для того, чтобы она могла попытаться привлечь внимание своего таинственного мужчины.

— Я привлеку его внимание.

Энджи наклонила голову.

— Он даже не знает о твоем существовании, девочка.

— Моя удача должна измениться в какой-то момент.

Мария пожимает плечами.

Смущение заставляет меня вскинуть брови.

— О ком вы вообще говорите?

По лицу Марии ползет медленная ухмылка, а в глазах Энджи появляется тоскливый взгляд.

— О Крюке.

— У нас есть новое предложение.

Я наливаю двойную порцию Basil Hayden (виски) в хрустальный стакан, добавляю один кубик льда и наслаждаюсь вкусом, прежде чем повернуться лицом к Ру.

— Я не знал, что мы принимаем новые предложения.

Он пожимает плечами, зажигает конец сигары и делает затяжку.

— Нет. Но я бизнесмен, а у этой компании огромный потенциал.

Его голос звучит приглушенно, когда он говорит, затягиваясь табаком, но годы впитывания его слов как Евангелия позволяют легко понять его.

Руфус — известный миру как Ру — единственный человек в моей жизни, достойный моего доверия. Он спас меня от ада, и я никогда не смогу отплатить ему за это. Но любезность распространяется только на него, что осложняет ситуацию, когда он решает ввести в нашу операцию новых людей.

С возрастом он стал безрассудным.

— Однажды твоя неспособность отказываться от потенциальных возможностей приведет к тому, что тебя убьют, — говорю я ему.

Его глаза сужаются.

— Я не намерен умирать и оставлять свое наследство британцу.

Я ухмыляюсь. Все это в любом случае мое, просто он не хочет говорить об этом вслух. Не хочет признавать, что ученик превзошел мастера; что он держит бразды правления только потому, что я ему это позволяю. Это было правдой с того момента, как восемь лет назад, в день, когда мне исполнилось восемнадцать, кровь моего дяди пролилась под моей рукой. Я выпотрошил его, как никчемную рыбу, а затем тем же лезвием разрезал стейк за ужином, не позволяя никому усомниться, почему мои пальцы окрашены в красный цвет.

Ру может и носит титул босса, но все они боятся только меня.

Поставив бокал на край стола, я сажусь в одно из кресел с мягкой спинкой.

— Твоя смертность — это не то, о чем я люблю шутить.

Иногда я действительно верю, что Ру считает себя неприкасаемым. Это делает его небрежным. Он слишком легко доверяет. Позволяет людям подходить слишком близко. К счастью, у него есть я, и я вонжу свой нож глубоко в живот любому, кто попытается что-то сделать, а после буду наслаждаться тем, как жизнь вытекает из их глаз, а кровь капает мне на руки.

Думаю, когда ты пережил то, что пережил я, ты быстро понимаешь, что бессмертие дается только через воспоминания людей.

Ру наклоняется вперед, положив сигару в богато украшенную пепельницу на углу стола.

— Тогда слушай внимательно. У нас есть кое-кто, кто заинтересован в позиции нашего нового партнера, — Ру усмехается. — Хочет расширить нашу дистрибуцию. Запустить наш пикси в новые уголки вселенной.

— Очаровательно, — я смахиваю ворсинки со своего пиджака. — Кто это? — спрашиваю я, чисто чтобы успокоить его.

Я не заинтересован в привлечении кого-то нового. Мы использовали нашего нынешнего наркоторговца в течение последних трех лет, и я лично проверил его. Я видел, как он потел в своей одежде, наблюдая за погрузкой нашей пикси-пыли в самолет, спрятанной в ящиках с омарами. Сидел рядом с ним в кабине пилота весь полет, вертел в пальцах лезвие моего крюка, пока он мочился от нервов.

Если вы хотите обеспечить чью-то преданность, вы должны убедиться, что они понимают, почему вы этого заслуживаете. И я убедился, что люди понимают, что конец моего крюка ранит сильнее, когда человек, владеющий им, получает удовольствие от причинения боли.