С любовью и благодарностью – Элине Соколовой (Ран), за наши долгие беседы и твою способность находить самые нужные слова; Наталье Л. и Екатерине Е.; участникам немецких групп “Blutengel” и “Eisbrecher” за их музыку, которая помогла мне пережить сложные этапы в жизни, а также вдохновила на творческие эксперименты.

Эта история произошла в небольшом приморском городе, затерянном на просторах Нового Света.

Город не славился особыми достопримечательностями. Кроме старого парка, полуразрушенной часовни, построенной ещё в XVII веке и считавшейся историческим памятником, на реставрацию которого то ли не хватало средств, то ли желания городских властей, мрачного кладбища и нескольких массивных зданий, выполненных в готическом стиле, редким заезжим туристам здесь посмотреть было не на что.

Парк чаще всего был безлюден. За деревьями и кустарниками так давно никто не ухаживал, что те одичали и буйно разрослись. Городская легенда гласила, что во времена инквизиции здесь проводили шабаши.

В начале двухтысячных годов в парке появились зоны для отдыхающих, танцплощадка и детские аттракционы. Но всё как-то не ладилось. Танцы заканчивались плохо: драками, поножовщиной и изнасилованиями. Дети на аттракционах постоянно травмировались. Местные тут же пустили слухи, что в парке нечисто, и последнее происшествие лишь укрепило толки. Лет пять тому назад сбежавший из психбольницы пациент жестоко убил в парке нескольких человек. Считалось, что это были ритуальные убийства – у несчастных рассекли грудь и вырвали сердце. Стражи порядка застрелили психа и кто-то тогда заявил, что его душа осталась обитать в парке, ожидая случая завершить начатое. С тех пор суеверные жители парк обходили стороной, а танцплощадку и аттракционы закрыли.

По едва заметной, заросшей травой дорожке шла невысокая, хрупкая девушка, одетая в чёрную прямую юбку до колен и белую блузку. Её длинные волосы цвета светлой меди были заплетены в косы, ниспадавшие ниже плеч. В левой руке она сжимала букетик из двух белых лилий.

Девушку звали Кэтрин Элмерз. Разговаривая по телефону, она подошла к фонтану.

– Привет… Ладно, мы тебя подождём, – убрав телефон в сумку, Кэтрин бросила рассеянный взгляд на полуразрушенные скульптуры и ротонды, на мраморный фонтан в виде головы льва, который давно не работал и на заболоченный пруд, где на поверхности мутной воды плавали сморщенные листья кувшинок.

Был разгар золотой осени и поры листопада. В воздухе стоял запах жухлой прошлогодней травы, примятой несколько часов назад прошедшим дождём. Редкая птица подавала голос, скрывшись в переплетающихся ветвях деревьев, и ветер почти не тревожил листву. Старый парк притих, словно в ожидании кого-то ещё.

Кэтрин охватило неприятное чувство, будто за ней кто-то наблюдает. Тревожно осмотревшись, она сделала пару шагов в обратном направлении и заметила, как чья-то тень шмыгнула за безрукую скульптуру женщины в длинном каменном плаще.

– Эшли! – в негодовании воскликнула Кэтрин. – Вылезай, я так и поняла, что это ты. Напугала меня до чёртиков!

– Привет, Кэтрин! – из своего укрытия выскочила девушка, одетая в голубые джинсы, тёмную кожаную куртку и кроссовки. Эшли Фаррелл была чуть повыше Кэтрин. У неё были немного недостающие до плеч чёрные волосы, приятные черты лица, светлая алебастровая кожа, серо-голубые глаза, а также энергичный и вспыльчивый характер, бывший виновником многих неприятностей, случившихся в её жизни. Если Кэтрин благодаря яркому цвету волос и коже нежного оттенка шампанского ассоциировалась с тёплой весной, то от вида Эшли зачастую прямо-таки веяло арктическим холодом.

– Я не хотела тебя напугать. Где Лия? – осведомилась она, нетерпеливым движением руки поправив спадавшую на глаза чёлку.

– Сказала, что подойдёт примерно через полчаса.

– И как ты только терпишь её непунктуальность?

– Я уже привыкла и не воспринимаю её опоздания близко к сердцу, ты же знаешь, что она неисправима. Давай пока сходим на кладбище, сегодня двадцать вторая годовщина смерти моих родителей, я хочу положить им цветы, – Кэтрин вновь осмотрелась по сторонам. – Знаешь, у меня такое ощущение, как будто за мной кто-то следит.

– Это была я. Я долго тебя высматривала, поджидая, когда ты подойдёшь ближе.

– Не ты, кто-то чужой.

– Здесь никого нет. Думаешь, в кустах притаился маньяк? – ухмыльнулась Эшли. – Не с нашим счастьем, Кэтрин.

– Мне только этого не хватало. Мой шеф хуже любого маньяка, – поморщилась та. Кэтрин работала секретарём в агентстве по съёму недвижимости. Работа была несложная, но однообразная, да ещё диктатор-шеф часто портил настроение. Всё-то, по его мнению, было вечно сделано не так или не полностью.

– Что, пристаёт к тебе?

– Не пристаёт, а грузит всякими заданиями, не имеющими отношения к работе.

– Уж лучше бы приставал, я на такой случай совет знаю – пни наглеца по яйцам и обвини в сексуальном домогательстве, ещё и деньжат оттяпаешь, получится приятно и практично, – схватив подругу за руку, Эшли увлекла её за собой вглубь парка. – Я знаю короткий путь, напрямик быстрее доберёмся.

– Давай лучше пойдём как обычно, а? Я вообще-то на шпильках, а не в кроссовках, в отличие от тебя, – Кэтрин еле поспевала за ней.

– Не бухти, менять маршруты полезно, – приободрила её Эшли.

Они пошли через старый парк, и Кэтрин снова показалось, что кто-то невидимый следует за ними по пятам. Кроны деревьев плотно сплетались над головами, образуя арку. Вдруг что-то тёмное резко метнулось в сторону, и она невольно вздрогнула.

– Мы на месте, – Эшли остановилась возле металлической, местами заржавевшей ограды и смущённо добавила: – Тебе придётся пролезть между прутьями, но это ничего, ведь так?

Кэтрин бросила на неё испепеляющий взгляд зеленовато-карих глаз, и Эшли поспешила пролезть первой, чтобы не слышать возмущённой тирады подруги, которой та собиралась разразиться. Это было вполне в духе Эшли – преодолевать различные препятствия и преграды, исследуя дальние районы города, постоянно искать что-то новое и быть в гуще интересных событий.

Когда подруги перебрались по ту сторону ограды, то поняли, что до нужного им участка кладбища оказалось идти дальше, чем если бы они пошли обычной дорогой. Земля здесь была более рыхлой и влажной, и Кэтрин то и дело проваливалась в неё шпильками.

– Эшли, я тебя прибью, ты, жертва топографического кретинизма! – проворчала Кэтрин. – Сама не знаешь, куда идёшь! С кем ты тут лазала?

– С Шоном, но это было давно. Извини, я правда что-то заблудилась… Хм, а ведь это не такой старый участок, страшно представить, что же творится там, – задумчиво сказала Эшли, посмотрев налево, туда, где виднелись заброшенные могилы – последнее пристанище солдат, убитых в давно забытой гражданской войне, разразившейся в начале XIX века. Покосившиеся, поросшие мхом могильные плиты напоминали гнилые зубы.

– Не хочу об этом думать, – отрезала Кэтрин, глянув в сторону заброшенных склепов и могил, и отвернулась. Неспокойно было у неё на душе. Она даже перестала ворчать на подругу, что, по её вине, им пришлось сделать такой круг.

Проходя мимо одного склепа, Эшли бросила взгляд на мемориальную табличку с полустёртой надписью “Склеп семьи Айхенвальд” и почувствовала, как неприятный холодок пробежал по её позвоночнику, что весьма удивило её.

“Зря мы сюда попёрлись, сегодня здесь как-то жутковато”, – мелькнула мысль в её голове.

В выходной на кладбище было довольно людно. Солнце скрылось за горизонтом и понемногу сгущались сумерки, накладывая на кладбище печать грусти и тоски, благоговейных воспоминаний о прошлом, проведённом с теми, кто уже никогда не вернётся сюда.

Кэтрин направилась к могиле родителей и долго смотрела на гранитную плиту.