– Что значит «мир в себе»?

– Ничего, скоро поймешь. Это очень хорошо, что ты в прошлом астроном и химик… Тебя навещать?

– Но я ведь должна буду отсюда как-то выбраться. И вообще, мало ли какие вопросы могут возникнуть.

– Хорошо. Я буду появляться каждые два дня. Если что-то срочное – позвони по телефону.

– По какому номеру?

– Какая разница, – искренне удивился Аристофан.

Затем, кажется, крикнула чайка и Хава обернулась… Она удивленно завертела головой по сторонам, пытаясь раскрыть розыгрыш, но все было тщетно –  Аристофан исчез.

В первый момент хотелось бежать во все стороны сразу. Она сделала пару шагов в сторону виллы, затем неуверенно обернулась и подошла к яхте, что покачивалась у пристани. Все было настоящее. Хава ступила на борт, и душу защемило, захотелось тотчас поднять паруса и понестись неведомо куда…Знать бы как… «Ладно, в конце концов, для начала можно здесь просто спать. Вполне удобно и страшно романтично. Да и вообще, полная свобода включает в себя также возможность спать где хочешь», – Она сошла обратно на пристань и, оборачиваясь время от времени, зашагала к берегу.

****

Массивная деревянная лестница, цепляясь за прибрежные скалы, вела вверх к дому. На лужайке перед входом стоял небольшой столик и два кресла. На столике дымилось кофе. Хава присела и взяла чашку. Она почему-то была уверена, что кофе предназначен ей, или, может быть, она просто устала удивляться, душа, наконец, пришла к порогу своего насыщения, и теперь все, чтобы ни произошло, воспринималось как должное.

Отсюда море было видно как на ладони, и манил синей далью горизонт, и деревья совсем рядом шумели кронами, и какое-то необъяснимое чувство распирало, кружило голову, устремляя желания неведомо куда. Хотелось упасть прямо на траву,  и, закинув руки за голову валяться просто так, провожая глазами пролетающие мимо облака. Мысли,  одна восторженней другой, прыгали сами собой. « Сколько здесь всего! Жизни не хватит …Счастье, вот оно какое! Это просто свобода и наполненное делами одиночество!»

Хава встала и прошлась вокруг дома. Казалось, что трава была подстрижена только что, и, вообще, создавалось впечатление, что все вокруг: и дом, и лужайка, все это только что, перед ее приходом вынули из магазинного полиэтилена, достали из коробок, и, тщательно подгоняя все детали, собрали и расставили по местам. Хава потрогала траву босой ногой и ощутила приятное щекочущее покалывание и влагу еще не исчезнувшей росы.

Дверь, естественно, была не заперта, и Хава вошла в дом, оглядываясь, будто бы опасаясь кому-то помешать. Внутри никого не было, и общая атмосфера смахивала на ту, что бывает, когда заходишь в хороший гостиничный номер – каждая вещь лежит там, где ты и ожидаешь, но при этом все вокруг хоть и выверено, но как-то безжизненно. Гостиная была выполнена в темных тонах и обставлена готической мебелью: шкафы, уносящие взор куда-то в темную даль под самый потолок, сплошь расписанный сюжетами на мифологические темы; или, скажем, размашистый черный стол с высоченными креслами вокруг; камин с лежащими рядом дровами. Все гладко, официально и неуютно, хотя, может быть, это пока, а там видно будет…

Хава подошла к столу и погладила черную блестящую поверхность. Столешница ответила гладкой прохладой. «Настоящая!» – в каком-то отчаянии подумала Хава, – «Все настоящее!»

Хотелось не то плакать, не то кричать. Вот, если бы столешница оказалась горячей и шершавой, как прибрежная скала, наверное, стало бы легче, и все бы улеглось, и все можно было бы списать на безумие или, хотя бы, сослаться на небольшое затмение, вызванное, кстати, тоже не понятно чем. Но нет, мир вокруг был твердым и неизменным, он был настоящим. Хава стояла и в напряжении вертела головой, будто готовая отразить неожиданный удар какого-то невидимого врага. Почему-то на цыпочках, она пересекла гостиную, и, затем, по винтовой лестнице поднялась на второй этаж, где располагалась огромная библиотека. Там было хорошо и прохладно, пахло книжной пылью и тишиной тайны.

Большой стол  стоял недалеко от входа и оттуда был виден почти весь зал. Это был даже не стол, а скорее бюро, поскольку на нем возвышалась груда ящиков светлого дерева, видимо, заполненных картотекой. Она прошла через весь зал, оглядываясь на шкафы, и, шаря глазами по полкам, выхватывала то там, то тут некогда знакомые имена и названия… Уже у последнего стеллажа, Хава деловито толкнула массивную, вероятно, дубовую дверь и вышла на большую террасу, совершенно невидимую с центрального входа. От нее, устремляясь  куда-то в сторону гор,  убегала желтоватая кирпичная дорога.

– Ух, ты! – мелькнуло в голове. – А остров-то – огромный! И конца не видно, лес кругом

Сама не зная зачем, она пошла по дороге, поднимаясь все выше к перевалу. Затем дорога вильнула вправо, и стало понятно, что она, закручиваясь спирально, ведет на вершину круглой горы, не такой уж высокой, но сплошь поросшей лесом и оттого похожей на чью-то мохнатую голову, наклоненную немного вперед.

Лес казался густым и темным, пугал вздохами и шорохами, мягко прикасался влажными запахами, нависал над головой разлапистыми ветвями. Дорога петляла среди замшелых валунов, разбросанных по всему лесу. Хава вдруг остановилась, почувствовав что-то необычное. Она ни с того ни с сего ощутила себя каким-то пришельцем, инородным телом. С одной стороны вся эта вилла с ее строгой и какой-то искусственной роскошью, а с другой – этот лес, живущий совершенно отдельной, странной жизнью, полной событий, понятных одному ему.

Здесь на повороте дороги валунов было особенно много, и Хава словно почувствовала, что несмотря на кажущуюся тишину и очевидный покой, тут, на самом деле, ничто не стоит на месте, ничто не замерло. Напротив, она ясно увидела, что камни здесь вели тихую борьбу с деревьями. Впрочем, присмотревшись, можно было легко понять, что это всего лишь видимость борьбы, предназначенная для первого, не очень глубокого впечатления. Деревья легко и неотвратимо раздвигали огромные глыбы  в стороны, протягивая вверх свои ветви. Скорее всего, они прекрасно понимали, что серые великаны хоть и чужды им, но борьба с ними – это так, и не борьба вовсе, а всего лишь вопрос времени, а настоящая борьба предстоит после, со своими же собратьями-деревьями, когда нужно будет рваться вверх изо всех сил, чтобы схватить хоть немного солнца. И преимущество их настоящих противников только в том и состоит, что они выросли немного раньше и это обстоятельство, пожалуй, не побороть…

Хава прошла еще немного и вышла на вершину, совершенно лысую, аккуратно выложенную серыми плитами. Посередине этой площадки возвышалась округлая башня телескопа. Дух уже не захватывало, и Хава деловито вошла вовнутрь. Телескоп казался огромным и  неимоверно красивым – черный метровый рефлектор  какой-то современной системы. “Надо же, и тут не соврал!” – Хава даже мотнула головой не то от восторга, не то от удивления. И опять всплыло уже знакомое ощущение, что все это только что вынуто из целлофана. У самой стенки, чуть правее от лестницы, Хава  увидела столик и стул. На столе стопка каких-то книг, компьютер и телефон. Она подошла и медленно, будто сомневаясь, подняла трубку. На том конце что-то потрескивало и шумело, и она даже не сразу поняла, что это какой-то странный шум, похожий на сотни или даже тысячи голосов, слитых в единый поток. Она  набрала первые пришедшие на ум цифры, вроде бы «74», а потом уже подумала: «А что же сказать? Может спросить… Да нет, он ведь говорил, что можно всем пользоваться».

– Да, телескоп можешь использовать в своих исследованиях, – послышалось в трубке. – Кстати, если ночью будешь по лесу возвращаться – не бойся, это совершенно безопасно. Можешь включить подсветку. Это такой красный выключатель у выхода. Больше, я так понимаю, вопросов нет, а посему – до связи.

И вновь в трубке послышался странный шум, и стало  почему-то не по себе, а, может быть, просто одиноко. Она вышла из башни на площадку. Солнце садилось прямо в море, и лес шумел под вечерним бризом.