– Ты что со мной сделал? Ты что мне в сок подсыпал? А ну, говори! И быстро приведи меня в прежнее состояние!

– Ну что ты несёшь, в самом деле! – молодой человек пожал плечами. – Сама подумай. Да, кстати, я, наверное, действительно должен объясниться. Обязательным условием этой, и, возможно, последующих поездок является добровольность. Отмечу также, что здешний вектор времени расположен перпендикулярно относительно вектора времени того места, которое ты только что покинула, и посему, сколько бы ты здесь не пробыла, ты возвратишься в то же самое мгновение, из которого ушла, и, естественно, в то же самое место.

– Верни меня назад, немедленно!

– Хорошо, добровольность – прежде всего, – сказал субъект, пожав плечами, и всё снова закрутилось. Хава опять почувствовала, как голову сдавило, глаза застелило туманом, но через мгновение все закончилось, и, как прежде, они стояли в распадке между двух невысоких гор, увенчанных монастырями, и по-прежнему, как и до этого странного события, по улицам, цепляя крыши, ползли низкие серые облака…

– Рад был с вами познакомиться, и смею надеяться, что скоро мы встретимся снова.

– Во-первых, мы не знакомились, а во-вторых, зачем это мы снова встретимся? – спросила Хава спокойно.

– Меня зовут очень просто… М-м, ну ладно, пока не важно. А встретимся мы для того, чтобы продолжить наш разговор, который ставит своей целью разубедить вас в ваших теперешних взглядах.

– Например – …

– Не все сразу, милая Хава, не все сразу. Сегодня с вас довольно впечатлений. Переваривайте.

И он, повернувшись, очень быстро зашагал вверх по улице и вскоре скрылся за углом. Хава села на стул. Вокруг ничего не изменилось, и никто не обращал на нее внимание. Все усердно поедали разноцветное содержимое огромных, словно рыцарские щиты,  тарелок. Отлетал в небытие третий день Великого праздника.

**** **** ****

Хава вяло крутила руль, механически включая сигналы поворота, время от времени замирая у светофоров и пропуская снующих людей. Солнце завалилось уже куда-то за горы, слабо подсвечивая красным черепичные крыши домов.

Машина тронулась с места и покатилась до следующего перекрёстка. Время от времени на  тротуаре встречались «голосующие» солдаты, но Хава решительно никого не хотела брать, впрочем, как и всегда. Вскоре она пересекла площадь, а дальше шоссе разбегалась в три полосы, все перекрестки остались за спиной, и дорога уже не петляла как прежде. Она ехала по правой полосе, и тротуар мелькал вырванными, то там, то тут,  кадрами с изображениями людей – мужчин и женщин, тяжело дышащих от жары собак,  деревьев, в кронах которых тонули маленькие дома. Внезапно один кадр из этого бесконечного фильма высветился особенно ярко и тотчас стал гаснуть, растворяясь  где-то за спиной, да так и исчез, оставшись неопознанным. Хава ехала дальше, но что-то всколыхнуло ее, что-то обеспокоило,  какое-то забытое чувство, которое незамедлительно, как и все нераспознанное или непонятое, перешло в тревогу. Но все это длилось недолго  –  несколько мгновений –  и затем улеглось, не оставив после себя даже тени. Хава повернула вправо, и машина покатилась с горы. Здесь тротуар был пустой, и уже ничто не мелькало, не било по боковому зрению, а просто сливалось в единый серо-зеленый фон.

На тротуаре показался высокий человек, и, даже, несмотря на некоторую близорукость, Хава узнала его еще издалека. Однако в тот момент ее заинтересовало не то, откуда он вообще взялся, а то, как он так быстро… «Ну конечно! Это он тогда промелькнул! Несомненно!» – Хава проехала мимо, лишь мельком, раза два или три, бросая короткие взгляды в зеркало заднего вида. Человек стоял, как ни в чем не бывало и, вроде бы, даже улыбался. А, может быть, ей просто показалось. Мало ли кто встретится на дороге, огибающей Вифлеем.

**** **** ****

Древняя полуразрушенная крепость стояла на самом краю каменного русла небольшого ручья,  схваченного с обеих сторон густым кустарником. Хава сидела неподалеку на мраморной скамейке и читала. Здесь было хорошо и почти всегда безлюдно, поскольку редко кому приходило в голову, просто так, свернуть с большой трассы.

Он появился внезапно, а точнее, его голос зазвучал смешливыми нотками у нее за спиной. Хава вздрогнула и  обернулась. Она обреченно махнула рукой и вздохнула: «Опять это ты!»

– Да, это я, – с готовностью отозвался субъект, перепрыгивая через лужу. – Принес, знаете ли, замечательные прищепки.

– Что за бред опять!

– Ничего не бред, –  ответил недавний знакомый и выгреб из кармана пригоршню деревянных прищепок.

Хава засмеялась.

– Вы напрасно смеетесь, – подняв брови, сказал человек, – это, если хотите знать – непревзойденный шедевр прищепочного ремесла.

– Какого?..

– Прищепочного. Извольте, тяните, – и он прицепил прищепку к рукаву пиджака. – Тяните, тяните, не стесняйтесь!

Хава вздохнула и взялась за прищепку, но та, похоже, вцепилась в рукав намертво.

– Вот, – сказал субъект, подняв палец вверх, –  я был прав. Впрочем, как и всегда. А между тем секрет прост. Там есть небольшие зубчики и пружинный стопор. Вот и все.

– Какой еще стопор? Что вам от меня надо?

– Ничего особенного. Просто вам нечеловечески везет.

– А, я опять миллионный покупатель?

– Нет, десятимиллионный. Мы уже распространили этот замечательный товар в центральной Африке.

– Слушай, ты что меня за дуру считаешь?

– Секундочку! – незнакомец опять поднял палец. Он явно кривлялся, но при этом очень искусно делал умное лицо. – Я тебя хоть раз обманул? Нет, действительно! Яд превосходный, острова всамделишные. Просто ты струсила и убежала, но тут, как говорится, не сторож я брату своему, а тем более – сестре.

– Сестре… Тебя как зовут хоть? Только не ври.

– Ну зачем же. Зовут меня очень просто – Аристофан.

– Все-таки соврал…

– С чего ты взяла? –  субъект,  как  будто, обиделся.

– Ну хорошо, и что теперь будет, если я куплю твои прищепки?

– Система премирования остается прежней. Ты можешь некоторое время пожить на Сейшельских островах.

– Ага, уже на Сейшельских.

– Ну не все ли равно? Так будешь брать? Недорого – семь шекелей. Всего-то навсего. И потом, это может быть хорошим подарком: праздники не за горами!

– Хорошо, – Хава достала деньги и протянула Аристофану.

Тот взял их и, сунув в карман, на секунду задумался, а затем, словно бы очнувшись от каких-то мыслей, махнул рукой и очень серьезно сказал:

– Поехали!

И вновь все завертелось, и в одну секунду Хава увидела себя, стоящей на берегу какого-то острова, увидела, как бы, со стороны, а потом и воочию, и почувствовала под ногами горячий песок, на который лениво накатывались бирюзовые волны. На этот раз паники уже не было, все воспринималось спокойно, почти как должное.

– Слушай, а что мне здесь  делать?

– Как это что? Что хочешь. Здесь можно найти все, что угодно. Все в твоих руках и бесплатно. Но с некоторыми условиями.

– Вот, вот, вот, – Хава саркастически заулыбалась, – а я уж было заждалась – что это он условия не предъявляет.

– Да нет, ну что ты, в самом деле! Я же говорил:  главный принцип – добровольность. Это во-первых. А во-вторых… Впрочем, это даже и не условие, а скорее просьба – ты никогда и никому не должна говорить о том, что видела и чем занималась.

– Это почему же?

– Ну, хотя бы потому, что сначала тебе не поверят, а если же ты будешь настаивать, то просто сочтут дурой, а там и до психушки рукой подать. Тут, как говорится: «Язык мой – враг мой». Так что, ты уж помолчи, ради Бога, и, возможно, это вменится тебе в мудрость.

– Ну хорошо, ты, все-таки, может быть мне расскажешь, что здесь есть, чем можно заняться?

– Опять –  двадцать пять! Ты помнишь, кем хотела быть в детстве?

– Класса до шестого – астрономом, потом химиком, кажется так.

– Очень хорошо! Там для тебя есть и телескоп, и реактивы, и карты, и посуда всякая, в общем, все, что необходимо. Времени сколько угодно. А хочешь – на яхте катайся или в бассейне плавай. Одним словом, здесь есть все, но это – мир в себе. Впрочем, как и любой другой мир. Просто мало кто об этом задумывался.