— Ты настойчива, Нана-чан, — пьяно выдавил из себя мужчина, открывая дверь лишь частично и упираясь головой о косяк, ибо стоять было тяжко. Он даже не потрудился включить свет.

— А через дверь общаться с девушкой невежливо.

— Я бы сказал, что невежливо ходить в гости без мужа.

— А тебе так стрёмно от осознания, что и впустить меня боишься? Что с тобой, Каору-сан? — язвительно спросила она.

Дверь, наконец, открылась, и девушку обдало тяжёлым запахом перегара. Она фыркнула, в отвращении помахав перед носом ладошкой. Её взгляду предстал небритый и опухший Ниикура, с немытыми свисающими патлами, в грязной и мятой футболке и таких же нестираных штанах. Только по глазам не было заметно, что он пьян.

— Ты меня на слабо не бери, маленькая коза! Здесь моя территория, всосала? Я у себя дома, — раздражённо выдал он. — Чего, не нравлюсь таким? До свидания.

Но он замешкался с прощанием. Эти тоненькие ножки, торчащие из-под платья, худые ручки, снова производили на Каору впечатление. Она такая маленькая и хрупкая, а он уже с порога надавил авторитетом. Хотя, с другим кем-то и сработало бы. Но Нанако была не просто маленькой и хрупкой, прибавьте ещё хитрая и продуманная… девка с яйцами. А, может, опять случилось чего?

— Неандерталец!

Каору и сам знал, что политесом не отличается. Но, может, помягче с ней надо было? Вон, обиделась. Лобик нахмурила, губки надула, зонтик теребит сердито.

— Ладно, заходи, — смягчился мужчина, впуская девушку в квартиру. — Пройти не предлагаю, не прибрался, — саркастично объяснил он. — Что за катастрофа?

— Скажи, что обычно делают в ситуации, когда муж гей?

— Оу, — гитарист сложил губы буквой «О», многозначительно при этом зажмурившись. И внезапно выдал: — Не ко мне вопрос.

— Масару уехал в Осаку… по делам, — она игнорировала желание Каору избежать этой темы. Её вовсе не смущало ни заявиться к нему домой, ни делиться с ним аспектами своей семейной жизни. — Вернее, он мне так сказал, — продолжала Нанако нервной скороговоркой. — Был очень убедителен. А лицо такое счастливое, аж противно… Сразу представляешь, по каким делам он туда…

— Нана-чан, ты же леди! Фильтруй хоть немножечко. Пожалуйста, (блять).

— Язык приматов намного понятнее в данной ситуации, или тебе ближе кэйго¹?

Каору узнавал её сейчас с совершенно новой стороны — Нанако прекрасно умела себя подать в обществе. Обладая великолепными манерами, она вызывала восхищение, как идеальный пример леди и жены. Образчик для подражания. Утончённая, строгая, красивая. Но сейчас девушка не соответствовала ни одному из стандартов того, что в японской женщине считается милым. Куда делась природная сдержанность? Где стыдливое молчание? Она даже в сексе не вела себя, как это принято… Почему рядом с Каору она позволяет себе опуститься до уровня низкосортной хосте..? Да потому что настоящая Нана именно такая — впитавшая неукротимый дух побережья. Дай как-то проговорился, что она родом с Окинавы. Чёрт подери, и почему Каору такое вообще нравится?

— Мне надо с кем-то поговорить. С тобой! — Доносилось будто издалека.

А Ниикура пялился на округлые коленки и не знал, как реагировать. Да, своим визитом она застала гитариста врасплох. Ведь могла бы обсудить проблемы с кем-то ещё, но Каору оказался более… удобным? Воображение тут же нарисовало ему банальную комбинацию «раком», в которой Дайске Андо жёстко рвал ему зад. За все прегрешения вольные и невольные… Надо заставить Нанако уйти. Сейчас же.

«Поговорить ей надо!» Гнев стремительно застилал мужчине глаза. Выпитый алкоголь только усугублял это чувство. В таком вздрюченном состоянии лучше бы вообще не открывать рта, поскольку мужчина знал, что скажет, и это «что-то» будет очень неприятным для стоящей перед ним «леди». Зачем она явилась? Каору придвинулся к девушке почти вплотную, в ярости ударяя по стене кулаком.

— Ты. Меня. Совсем. Не знаешь! — Ему захотелось её унизить. И Каору был уверен, что это сработает. Их круг общения давно замкнулся на определённых людях. И Ниикура как никто понимал, насколько тяжело моральное давление от множества навязанных этим кругом правил. Где-то внутри теплилась надежда, что Нана пришла потому, что нуждается в человеческом участии и поддержке. Но мужская интуиция говорила, что она далеко не столь наивна, какой стремится себя показать. И Нанако пришла за конкретным утешением. Ей хреново, она на распутье и ищет того, кто встанет на её сторону… — Я, блять, не сексолог, чтобы решать твои проблемы. Ты на рожу мою посмотри! — пальцы впились в её подбородок, вынуждая увидеть его разбитое лицо. — Нравится? Второй такой хук от твоего супруга моя челюсть не выдержит. Не превращай меня в мудака! Что ты себе думаешь? Кто я тебе?!

Эта неконтролируемая вспышка гнева напугала Нанако. Она вжалась в стену, и на лице девушки отразилось разочарование.

— Я думала, мы друзья…

— Ты подстроила ситуацию и воспользовалась мной, а я поддался. Мы оба получили, что хотели. Телами не дружат, маленькая коза! — прозвучало пощёчиной. — Но… в будущем… — Ниикура становился демоном, выпуская на свободу гадкую правду. — Я не против помочь тебе забыться, — хрипло выдохнул он, глядя в глаза девушки, — если сильно захочется. Но сначала стань свободной. Приходи, когда разведёшься… Нана-чан.

Она ударила его. Вложила в ладошку всё возмущение и обиду. Голова Ниикуры резко мотнулась в сторону, и тёмная грива волос скрыла от Наны мрачную глубину его взгляда. Каору смотрел на жену друга, и думал, что такими злыми слезами, наверное, можно наплакать целое ядовитое море. Оттолкнув мужчину от себя, она стремительно выскочила за дверь.

А за окном, усугубляя атмосферу драмы, взбунтовалась погода. Небо трагически потемнело и нахмурилось, сдвигая облака. Это могло бы стать отличной панорамой для съёмок какого-нибудь закрученного триллера, только вот, увы, происходящее хоть и смахивало на фильм, но в действительности им не было. Гитарист закрыл дверь, прижимаясь лбом к холодной поверхности стены. Эта девка мешала ему быть объективным, потому что нравилась. Его пьяное самолюбие вопило: «Нахер баб, ты всё сделал верно!», но разум уже заклеймил Каору чувством вины.

Начинался ливень.

«И куда она под дождём? В такую погоду даже такси не поймать».

Ниикура быстро надел кроссовки и вылетел за девушкой на улицу. Выскочив из подъезда, он огляделся по сторонам в поисках знакомого силуэта. Лицо заливала вода, и гитариста мутило от неожиданно быстрых передвижений. Каору почувствовал, что и на ногах-то он сейчас не особо нормально стоит. В таком состоянии надо либо пить дальше, либо, наконец, лечь и проспаться. И вообще он уже стар для всего этого дерьма. Сжав поручень лестницы, чтобы унять головокружение, мужчина остановился.

— Что, проорался?! — шмыгнув носом, сказала Нанако, перекрикивая шум воды. Она находилась в полутора метрах от него. — Легче стало?

Девушка стояла под дождём и мяла в руках зонт. Наверное, от переживаний так и не догадалась его раскрыть. Её платье, пропитавшись влагой, сексуально облепило тонкую фигуру, плавно подчеркнув округлости груди и бёдер. Она выглядела одновременно несчастной и очень притягательной. Ниикура сглотнул, пытаясь не отвлекаться на второе и сосредоточиться на первом.

— Не знаю, не анализировал, — буркнул он себе под нос, всё ещё держась за перила. Каору как-то упустил из виду, что женщины, хоть и стервозные, но дико эмоциональные существа, и разговаривать с ними нужно совершенно иначе, чем с коллегами по работе, например. — Возвращайся, простудишься. Переждёшь у меня, пока это… дождь не закончится… — Гитарист задержал дыхание, переживая новый приступ тошноты. Всхлипывания участились, и мужчина протянул к девушке руку. — Я был груб, извини.

— Масару… предложил мне… смириться, — Нанако продолжала судорожно всхлипывать. — В обмен на стабильность. А то, что у меня есть… желания, он категорично отказывается принять. Я… не знаю, что делать. И ты тоже скотина!

— Подожди-ка секундочку… — сказал Ниикура, и его стошнило на газон. К счастью, он успел отвернуться. — Прости… я несколько… перебрал, — выдал гитарист между спазмами. — Ну, брак вообще вещь непростая…