Сгибая вокалисту ноги в коленях, Аой осторожно развёл их в стороны, и Така открылся так естественно, но настолько по-блядски, словно каждый день только и делал, что раздвигал их перед кем-нибудь. А Руки открывал для себя новые горизонты: никто и никогда не целовал его под коленкой. Никто и никогда не отсасывал ему настолько «грамотно».

…Юу собирался взять его сзади, как тогда — это было бы проще и менее болезненно, но Руки захотел видеть лицо, так что…

«Какое, блять, лицо? Это секс, детка».

«Ты имеешь в виду запихивание пальцев в мой зад?»

«А ты хочешь, чтобы я его порвал?»

«Распечатывая» любовника, гитарист проявил несвойственное себе терпение, выслушивая такие похабные ругательства, от которых уши свернулись бы в трубочку, будь Аой хоть немного сторонником интеллигенции. Но он лишь ухмылялся, призывая Руки заткнуться.

Матсумото постепенно вошёл во вкус и застонал, словно уличная девка, вынуждая Широ скорее заменить пальцы членом, а затем, вжимаясь в его тело, начать буквально вбивать его в жёсткий матрас. Руки вёл себя так бесстыдно, что Аою пришлось сбавить обороты — не хотелось облажаться. Вокалист извивался под ним, точно змея — гибкая, выносливая и голодная. Он выдаивал Юу, выцеживал по капле, сжимая его внутри себя так крепко, будто хотел оставить там навсегда. Секс с мужчиной приносил ему больше кайфа, чем недавний коитус с дамой.

Аой технично приближал их к финишу; перевернувшись на спину, он позволил Таканори взлететь наверх, осваивая навыки верховой езды. Такая «камасутра» порадовала остротой чувствительности: член гитариста погружался в тело Руки ещё глубже, задевая особую зону, от прикосновения к которой у Таканори перед глазами заплясали искрящиеся звёздочки. А чудесная рука Аоя стимулировала приближение разрядки, сжимая его плоть в такт движениям.

Широяма вдруг резко выдохнул, вскидываясь вверх. Тело дёрнулось в спазмах оргазма, и Таканори прочувствовал блаженство чужого рая, пока не достиг своего собственного. Острое удовольствие растворило реальность в ощущениях невесомости, отдаваясь покалыванием в конечностях, и Руки обнаружил на подбородке следы спермы: выстрелил мощно. Сам себе. Облизнувшись, он скривился: вкус ему не нравился, но чужое семя так и манило, чтобы попробовать и сравнить. Приподняв бёдра, он дал Юу выскользнуть и, сдёргивая с его члена презерватив, осторожно снял капельку.

— Не уверен, что на вкус она лучше, — хрипло произнёс Аой. Переплетая пальцы любовника со своими, он так и не позволил тому поднести руку ко рту. — Как ощущения?

«Зад саднит невозможно и поясницу ломит».

— Ныть отправляйся к себе.

— Твоя подмышка мне больше нравится.

— И ноги на меня не складывай.

«Я бы остался, если ты не против».

— Выражение «боль в жопе» тебе не знакомо? Последствий не боишься? Ты ж у меня… почти натурал.

— Мне говорили, что массаж простаты полезен для здоровья.

«Ты свалишь к себе, наконец, или нет?»

«Нет».

Такую довольную кошачью улыбку Руки замечал на лице Юу нечасто.

— Я напишу балладу. Уж так и быть.

***

========== 3. UGLY ==========

«Немедленно перестань окучивать Уруху, сукин сын, и не трогай его зад! Хребет бы тебе выдернуть за это!» — в сердцах думал Аой, глядя, как рука вокалиста невзначай задержалась в области чужого крестца.

«Я работаю, если ты не понял. Мне нужен грёбаный тэппинг¹, и я добьюсь этого любым способом, ясно тебе?»

Тон был отнюдь не дружелюбным. Скорее, агрессивным: Руки очень не любил, если кто-то начинал мешать его великим замыслам. И он действительно был занят, всеми силами пытаясь переманить Уруху на свою сторону. Вокалиста осенила очередная распрекрасная идея, которая, наткнувшись на непробиваемость гитариста, практически потерпела фиаско. Матсумото сыпал доводами, причём говорил много и больше не по теме и одновременно ссорился с Юу.

Аой слышал исключительно обсценные комментарии, звучавшие в адрес Кою, и, чувствуя, как возрастает раздражение вокалиста, начинал нервничать сам. Каждое слово чужих требований отчётливо врезалось в мозг: Руки умел мысленно орать, а ещё тон при этом делать таким металлическим, что хотелось заткнуть уши. Проклятый танк! Обожаемый…

— Руки, послушай, ну, сразу понятно, что ты не гитарист! — негромко говорил Уруха. — То, что ты придумал, — нонсенс! Так никто не играет.

— Вот и славно. Мы станем первыми!

Широяма наблюдал, как на поле жёсткой упёртости сошлись два мегаупрямства. Лид-гитарист еле сдерживался, чтобы не послать всё к чертям собачьим — слишком долго пришлось возиться с фрагментом, а Руки вдруг вмешался со своим тэппингом. Вынь да положь, как говорится!

Где-то в глубине души Широ был рад тому, что может считывать одного Таканори, поскольку последний, в свою очередь, терпел возмущённые вопли сразу с двух сторон: ревнивые — Аоя, и полные негодования — Урухи. И, наверное, очень хорошо, что сейчас их в студии только двое, а не вся группа сразу… Когда к Юу пришло это осознание, он сочувственно решил недолго помолчать, сосредоточивая внимание на скудных кустах за окном.

«Кусты, кусты-ы…»

«Умоляю, Широ, у-мол-кни!»

Ритмист тяжко вздохнул — что ж, не вышло.

— Така, о чём вообще разговор? Взять, к примеру, представителей тру-металла или альтернативы; где-нибудь такое слышал? Не слышал. Логично сыграть вот такую связку и привести её вот сюда, — Кою взял гитару, наполнив студию звуками заковыристого риффа. После чего, кинув медиатор на стол, сообщил: — А вот здесь Аой нам поможет, усиливая динамику, и у соло появится, наконец, кульминация, а то… затянуто всё… Скукота! Что скажешь, Юу?

— Ага, — широко зевнул ритмист.

— Чего «ага»? — не понял Уруха.

«Лучше помалкивай, Широ!»

— Да-да, — пояснил Широяма, глядя, как Руки передёрнуло от возмущения. На самом деле бездействие наводило на Аоя тоску, гитарист буквально умирал от безделья. Со времён Аомори Така больше с ним не спал. И в данный момент, когда слушать чужие препирательства реально достало, а занять себя всё ещё было нечем, Аой вдруг впал в ностальгию. Уйти он не мог, поскольку обсуждать общие соло являлось его прямой обязанностью, и оставалось только ждать, пока эти двое придут хоть к какому-то соглашению, дабы внести и свой посильный вклад в общее дело. Размышляя на разные темы, гитарист пришёл к воспоминаниям об умопомрачительном сексе в том номере отеля, когда Руки был таким откровенным, а его тело податливым и горячим…

— Уруха, — ласково произнёс вокалист, — я не против, но в этом месте мне бы хотелось, чтобы фоном для хука² послужил именно тэппинг.

…А ещё — какой Така раскованный. Аой несколько раз проворачивал в памяти мгновения, когда входил в него, стараясь не упустить ни одной важной детали этих драгоценных воспоминаний. В своём воображении Широяма снова и снова, всё глубже и сильнее, насаживал вокалиста на свою плоть. Ощущение от проникновения оказалось острым и болезненным от невозможности повторить его в действительности. Сейчас, например… ну! А память подбрасывала ещё и поцелуи, которые не давали Широ покоя, будоража чувственность. Руки давно перестал быть ледышкой — только не в постели с Юу: он горяч, словно гейзер Атами, и неукротим, как океанская волна…

«Да ты охренел! — ворвался в голову ритм-гитариста яростный вопль. — Нет!» Матсумото выразительно выпучил глаза, отрицательно покрутив головой.

Он считал всё это блажью и как-то не стремился брать во внимание сублимативные страдания Широямы. А ведь ритмист вспоминал Аомори довольно часто, но, к радости Матсумото, никогда не говорил об этом вслух. Таканори молчал и, считывая Широ, не отвечал тому ни «да», ни «нет», сохраняя независимость. Он обращал внимание лишь на конкретные действия и не мог не признать, что ему понравилось, как вёл себя Аой, особенно та часть, в которой они трахались. Тот избавил Руки от предвзятого отношения к сексу с мужчиной, и это открыло новый космос, космос бисексуальности, который волновал, вызывая ответную реакцию. И сейчас Таканори Матсумото почувствовал не только ответственность за того, кого приручил. Неожиданно он его захотел.