Подлинную, не спрятанную за «викторианские» перегородки душу тёти Эллы девочка увидит во время своей болезни. Дифтерит! Елизавета Фёдоровна хорошо знала, чем это может грозить, тот же недуг отнял жизнь у её сестры и матери. Мария лежала в горячке, испытывая жуткие головные боли и порой бредя. Придя в очередной раз в сознание, она увидела склонившуюся над собой тётю Эллу. Лицо Великой княгини выражало такую тревогу и такое отчаяние, а в её добрых глазах светилась такая любовь!

Через некоторое время, когда у выздоровевшей Марии возникнет спор с братом, утверждавшим, что по-настоящему их любит только дядя, а тётя лишь притворяется по его требованию, девочка, вспомнив тот эпизод у кровати, категорически не согласится — никто не может так притворяться!

Как бы ни складывался досуг, дворец на Тверской улице оставался, по мнению новых хозяев, малопригодным для частной жизни. К тому же расположение дома в центре гигантского шумного города, столь удачное для службы, создавало ощутимые неудобства для отдыха. Так что помимо традиционной главной резиденции требовалась и другая, более удачно сочетавшая в себе обе функции. Выбор пал на дворец в Нескучном саду.

Старая московская усадьба в Замоскворечье действительно отвечала требованиям генерал-губернатора. Представьте себе огромный парк, террасами спускающийся к Москве-реке, тенистые аллеи, пруд, павильоны. Конечно, не царские дворцы под Петербургом, не похоже и на Ильинское, но всё же здешняя тишина и чистый воздух создавали желанную атмосферу покоя.

Великий князь хорошо помнил эти места со времён своих первых, ещё детских посещений Москвы. А жене мог поведать их историю. С конца XVIII века считавшийся ещё пригородным район близ Большой Калужской дороги стал привлекать внимание богачей и аристократов. Демидовы, Голицыны, Щербатовы обустраивали здесь свои сады и дачи. Но настоящую славу Нескучному принёс граф Алексей Орлов, поселившийся в Первопрестольной на закате своей громкой жизни. Устроенный им парк сделался местом бесконечных увеселений, собиравших толпы гостей. Размах и роскошь праздников потрясали воображение: конные карусели в Манеже, пышные представления в Воздушном театре с аллегорическим прославлением Екатерины II и, понятно, самого чесменского героя, фантастические фейерверки. Единственная дочь графа, унаследовав имение, продала Нескучное Николаю I, который, прикупив к нему соседние дачи, распорядился создать здесь большую царскую усадьбу. В 1846 году в парке возвели новый дворец, названный Александрийским, — Августейшая семья, приезжая в Москву, с удовольствием поселялась в нём «частным образом».

Теперь с разрешения императора дворцово-парковый ансамбль, официально именуемый Александрией, сделался второй резиденцией генерал-губернатора. Крайне сдержанный в эмоциях даже при ведении дневника, Сергей всё же сделает запись: в Александрии «особенно хорошо и приятно». Это многое значит! Однако все её достоинства, привлёкшие сюда Великого князя, его подчинёнными не воспринимались — наоборот, длительные пребывания начальника вдали от центра Москвы казались им большим неудобством. В среде обывателей тоже возникло неодобрение, переезд генерал-губернатора «за город» некоторые посчитали пренебрежением к Первопрестольной и очередной «царской замашкой».

Помимо уже отмеченных преимуществ, Александрия давала ещё одно — здесь можно было поселить гостей. Дворец в Нескучном считался менее официальным, так что приглашённые чувствовали себя в нём весьма уютно, кем бы ни приходились хозяевам. В такие дни — а их выдавалось немного — досуг скрашивали разговоры, чаепития, домашние развлечения. Зимой на специально устроенном здесь катке Сергей Александрович любил покататься в свободные минуты. Крепкий мороз только на радость — можно построить ледяную горку и вихрем скатиться вниз, ощутив полузабытый детский восторг!

В Нескучном праздновали Рождество. Иногда его встречали в доме на Тверской, но обязательно стремились попасть на эти радостные дни в Александрию. По традиции для каждого члена семьи наряжалась отдельная ёлка, тщательно подбирались подарки. Хотелось хоть ненадолго забыть о житейских проблемах, о неурядицах. «Без Павла Рождество для нас и для деток было грустным, — признавалась Елизавета императрице Марии Фёдоровне в начале 1902 года, — бедненькие — они плакали. Но в этом возрасте рождественский праздник — подарки, и все вместе украшают ёлку — развеселил их несмотря ни на что, и теперь они, визжа, носятся с Сержем в саду вокруг деревьев, играют в снежки — это такая радость».

Великая княгиня заранее писала и рассылала поздравительные открытки, тихо и молитвенно встречала Рождественский сочельник, а утром 25 декабря вместе с мужем выезжала на литургию в храм Христа Спасителя. Как правило, для этого подавалась парадная карета, чем подчёркивалось значение праздника. Церковная служба длилась очень долго (за литургией следовал благодарственный молебен по случаю годовщины победы в Отечественной войне 1812 года), но после трёхчасового богослужения Великокняжеской паре приходилось ещё и «раскланиваться». То есть отвечать на многочисленные поздравления после приложения к кресту. Всех надо было поблагодарить, всем улыбнуться — такова московская традиция, нарушать которую невозможно. Вернувшись во дворец и поднявшись в комнаты по чугунной лестнице (напоминавшей о прежних жильцах, Демидовых), разговлялись в тесном домашнем кругу, обмениваясь подарками и погружаясь в волшебную атмосферу праздника.

Если в Александрии удавалось застать весну, хозяева наслаждались пробуждением природы. Старый парк постепенно оживал, наполняясь красками, ароматами, птичьими голосами. И тогда невозможно было не пройтись, оторвавшись от дел, по его аллеям и тропинкам, любуясь солнечными лужайками, водоёмом, декоративными постройками. Сергей и Елизавета неспешно прогуливались среди вековых деревьев, впитывая всё очарование весенней поры. Они с нетерпением ждали, когда появятся первые цветы, и, словно в награду, Нескучное щедро одаривало своих жильцов изобилием ландышей. Их здесь целое море! Таких чудесных, таких любимых. Елизавета их просто обожала: часто рисовала, украшала ими свои комнаты. Тот же цветок на одном её веере (подарок Павла), с ландышем она изображена на эмалевом портрете, что подарила мужу, в виде ландышей сделаны кофейные ложечки, выбранные ею для супруга. На десятилетие свадьбы Елизавета преподнесёт мужу нефритовую пепельницу в виде листа ландыша с цветком, а сама получит от Сергея вазу, украшенную теми же цветами, только выполненными из серебра. Ему также очень нравились эти незатейливые душистые вестники грядущего лета. Смотришь на них и вспоминаешь стихи милого друга Кости: