Светлана покивала и повздыхала, поглядывая на Виталия, уже явно ощущающего себя студентом и не замечающего никого вокруг, и сказала, что вполне возможно, они тоже поедут на море, потому что у папы под Одессой живёт брат, и родители, когда она была совсем маленькой, ездили к нему.

– Боже мой, Светочка, у вас родня в Одессе? – всплеснула руками Римма Васильевна. – Но почему мама мне ничего не говорила! Это так замечательно, мы вполне можем там встретиться. Я оставлю маме свой адрес. – Она окинула её оценивающим взглядом, словно примеряя к будущему статусу Виталия, и не очень уверенно добавила: – Мы могли бы прекрасно провести время. Конечно, это не точно, может, нам придётся отдохнуть в Подмосковье…

– Мы тоже ещё не определились, – торопливо произнесла Светлана. – Мне хочется съездить домой. Встретиться с подругами.

– Да, конечно, ты ведь скучаешь по подружкам, – утверждающе произнесла Римма Васильевна, глядя мимо неё и, уже отходя, закончила: – Но всё же на море было бы полезнее.

– Несомненно.

Но Римма Васильевна уже не слышала, да и Светлана ответила просто из вежливости, глядя на подходившего к ней Сивкова. За время, пока она его не видела, в нём что-то изменилось. Может быть, во взгляде поубавилось наглости.

– Привет, – сказал Вовочка, и в его голосе, как и прежде, прозвучала интонация уверенного в себе покорителя женских сердец. – Становишься всё соблазнительнее. – И видя, как сузились глаза Светланы, торопливо добавил: – Ладно, не напрягайся. Если что не так, извини. – И после паузы, глядя в её удивлённое лицо, закончил: – Зря ты только ломаешься, лучше меня тебе не найти. Вот скоро в команде с мастерами буду играть…

И бросил вслед уходящей Светлане:

– А твоего Виталия обломаю. Если уехать не успеет.

Она круто развернулась, подошла к нему вплотную и, глядя снизу вверх, отчеканила:

– Он не мой, я ничья. А ты мне не нравишься.

– Постой, – Сивков схватил её за локоть. – Давай хоть раз поговорим…

– Не о чем, – она резко выдернула руку.

Морщась от боли, оставшейся после его пальцев, почти бегом поднялась на школьное крыльцо, на котором появилась потерявшая её Софья Лазаревна…

Римма Васильевна поговорила с Софьей Лазаревной, расспросила о родственниках под Одессой, продиктовала свой адрес и настоятельно порекомендовала позвонить, если они всё-таки надумают поехать на море. Этот разговор ускорил семейный совет, на котором было решено, что девочкам целесообразно съездить отдохнуть. На этом настоял Осип Давидович. Сам он в этом году из-за дел оставался без отпуска, отложив его на следующий год, а Сонечке настоятельно советовал заехать на пару дней домой, проверить, как там ведут себя квартиранты, а потом ехать к Гоше, который примет их, без сомнения, с радостью. При этих словах Софья Лазаревна опустила глаза, она не была в этом уверена. Сказал, что даст телеграмму и деньги на хорошие подарки брату и его семье и они прекрасно отдохнут, поедят фруктов, загорят. Розочка, в восторге от такой перспективы, хлопала в ладоши и повторяла: «Поехали мам, поехали…», а Светлана сказала, что её устроит любой вариант, даже если они никуда не поедут.

Большинством голосов было решено: пока есть время написать письмо Гоше и уточнить, насколько возможен их приезд. К тому же появился ещё один вариант летнего отдыха – Николай убедительно приглашал съездить в гости на его родину, обещая увлекательные походы по лесистым горам, незабываемые вечера на тёплых реках, самые лучшие молдавские кушанья и самое лучшее вино. Он брал на себя расходы по проезду от Москвы в его деревню и обратно, найдя в Розочке активную сторонницу, выбившую у Софьи Лазаревны уклончивое согласие на, «может быть», двухдневный заезд, чтобы взглянуть на родные места Николая.

Наконец пришло первое тепло.

Розочка целыми днями пропадала на улице, Светлана – в постели с очередным романом, выходя прогуляться только под вечер. Тем не менее, она была в курсе всех школьных новостей, прежде всего благодаря Розочке, и знала, что Сивков уехал на сборы в Красноярск, а Виталий сдал первые два экзамена на пятёрки; что Игорёк с мамой улетел отдыхать в Сочи, а Альбина загуляла со взрослым парнем, шофёром, и они, не таясь, обнимаются везде, где только бывают.

В свои нечастые прогулки Светлана неизменно встречала Николая, который всегда оказывался свободным и охотно составлял ей компанию. Но его готовность услужить начала раздражать, а присутствие – тяготить. И наконец, накануне последнего экзамена у десятиклассников, она всё ему высказала.

Они стояли над порогом, внизу вздымались и угрожающе рокотали пенные валы, от реки тянуло холодом, и она говорила, глядя на этот бурлящий поток, что он ей совсем не интересен и гулять с ним ей не хочется и самое разумное, чтобы они остались друзьями, хотя бы на какое-то время, на это лето, перестать видеть друг друга. И что она к нему относится как к старшему брату.

– Прекрати, – оборвал её Николай.

Подняв глаза, она увидела, как изменилось его лицо: в глазах появилась не виданная никогда прежде жёсткость.

– Ничего больше не говори. Мне давно нужно было тебе сказать, что я не хочу быть твоим братом. Да, у нас разница в возрасте, но это неважно, всё равно никто никогда не будет тебя любить так, как я. Хочешь, я понесу тебя на руках отсюда и…

– Нет, не хочу, – перебила она. – И больше никаких признаний, иначе мы плохо расстанемся.

– У меня были женщины, но когда я увидел тебя, я понял, ты – моя судьба.

– Молчи.

– Послушай, – Николай резко развернул её за плечи.

Она поморщилась от боли, попыталась сбросить его руки, но не смогла.

– Кто обидел тебя тогда, на вечере? Кто разорвал платье, скажи, я убью его.

Светлана посмотрела на его перекошенное ненавистью лицо. Ей стало страшно, и она негромко произнесла:

– Хорошо, хорошо, скажу. Но не сейчас. Дай мне время.

– Я дам тебе время. Сколько угодно, только ты не должна ни с кем… Я подожду, когда ты подрастёшь. Я умею ждать. Я увезу тебя. Никто не посмеет тебя никогда обидеть. Ты должна это знать.

Николай впился в её губы, и она не могла ни вырваться, ни избавиться от его бесжалостных губ. Лишь когда он отклонился, задыхаясь, закричала:

– Пусти!

И побежала, спотыкаясь на мшистых камнях, ожесточённо стирая ладонью с губ неприятный поцелуй.

Николай нагнал, попытался остановить, она оттолкнула его, он пошёл рядом.

– Тебе будет хорошо со мной, я буду носить тебя на руках. Ты сейчас это не понимаешь…

Она убегала от него, но он всё время догонял и говорил, говорил… И только захлопнувшаяся дверь подъезда прервала этот сумбурный монолог.

Было уже за полночь, но Розочка и Софья Лазаревна не спали. Они сидели на кухне, пили чай с малиновым джемом, строили планы на уже близкий отдых, в котором планировалась и поездка в деревню Николая. Светлана прервала их фантазии, срывающимся голосом заявив, что или она, или Николай, но, встретившись с настороженно-участливым взглядом Софьи Лазаревны, бессильно опустилась на табурет, разревелась, и, хотя совсем не собиралась, вдруг рассказала всё-всё, за исключением поцелуя, к концу рассказа всё более успокаиваясь и под восторженно-завистливым взглядом Розочки всё менее трагично относясь к происшедшему.

Как только она закончила, Розочка сорвалась с места, сбегала в комнату, из окна которой была видна улица, и вернувшись, доложила, что «он ещё здесь».

– Боже мой, боже мой… – повторяла Софья Лазаревна, огорчённая, растерянная и обиженная одновременно и за дочь, и за себя. – Такой приличный на вид, такой воспитанный…

– Мама, не говори глупостей, – вмешалась Розочка. – Он ведь так её любит! – Она закатила глаза, вскинула руки. – Как в кино… Светка, ты дура. Пусть бы он нёс тебя на руках. Представляешь, через весь посёлок. Все бы попадали от зависти.

– Роза! – прикрикнула Софья Лазаревна. – Ты ещё ничего не понимаешь.

– Конечно, – надула та ярко-красные пухлые губки. – Вот если бы мне кто-нибудь…