Помните евангельский рассказ? На берегу моря Иисус увидел двух рыбаков и сказал: "идите за мною". Те бросили сети и пошли. А как же дом, работа, семья? Так не бывает! Но именно такой волшебной встречи я и ждал всю жизнь. Я мечтал о женщине, с которой не надо дешёвых актёрских трюков, присущих обычным людским отношениям. О той, с которой мы скажем друг другу "иди за мной", ничего не обдумывая и ни в чём не сомневаясь. Моя встреча с Ней и была тем долгожданным чудом. Впрочем, Галине я сказал лишь пару фраз о том, как замечательна моя новая любовь.

Зная мою холостяцкую долю, Галина давно пыталась приискать мне пару. В её шикарной квартире, что рядом с Кафедральной площадью, постоянно крутились местные русские красавицы. Но каждая оказывалась чересчур своеобразной. Одни взахлёб говорили о величии России, постепенно впадая в экзальтацию. Другие ругали российскую власть за то, что она убивает мало врагов. Третьи, помоложе, грустили об ушедших прелестях Советского Союза, которого никогда не видели. Я же, в прежние годы наевшись политики, хотел любви. И каждый раз, когда отвергал очередную кандидатуру, Галина обижалась.

Однажды она хотела меня сосватать своей квартирантке – даме из Сочи. Мы устроили чаепитие с тортом, и дама оказалась вполне ничего, особенно когда я рассмотрел её сетчатые колготки. Впрочем, я так и не понял, на какие деньги она живёт. Спрашивал несколько раз, но квартирантка мямлила про какие-то почтовые отправления, и это напускало тумана ещё больше. Когда я отказался и от неё, Галина пришла в ярость. Потом долго доказывала, что упускаю отличный вариант. Но сердцу не прикажешь, а интуиции – особенно. Об этом я и думал, когда мы ехали из бассейна, глядя на огоньки Вильнюса, проплывавшие в мокрой осенней тьме.

Приехав, мы отыскали в бездонных холодильниках съестного. Анечка уселась на полу перед телевизором, включив свои кровавые мультики. Мы с Галиной ужинали на кухне. "Знаешь, – сказала она, – твоя новая знакомая мне про тебя написала. Ты ей тоже очень понравился". Мне показалось, что в чёрное небо взмыла праздничная ракета и рассыпалась букетом разноцветных искр. Я хотел расцеловать Галину, и лишь её невидимый московский мужчина меня останавливал.

Взяв смартфон, я написал индейской женщине, спросив про здоровье и настроение. "Много работала, устала. Ты обедал?", – пришло мне в ответ, и я будто ощутил, как Её тёплая ладонь коснулась моей лысой макушки. Меня словно обволакивал тонкий белый кокон из понимания и нежности. Вернувшись домой, я желал Ей спокойной ночи и благодарил за то, что Она есть на свете. "Пусть эта ночь подарит покой и спина о себе не напомнит", – писал я. "Напомнит. Сегодня вряд ли смогу нормально поспать))", – отвечала Она.

В нашей земной действительности есть тончайший уровень: неизвестная энергия, измерить которую невозможно. И потому я не знаю, почему меня тянуло к индейской женщине. Скво будто растворялась во мне, и я чувствовал, как из меня смотрит Она. В одиночестве я мысленно шептал Ей слова, ласковые и доверительные. И казалось, что Она мне отвечает, точно так же безмолвно.

"Как красив и сладок этот белоснежный туман, – отписал я утром, едва открыв глаза. – Туман это ожидание, ведь он всегда рассеивается. Дождись. Пусть твой день будет ясным". Я представил Её приветливую улыбку и тут же получил ответ: "я улыбаюсь и знаю, что всё будет именно так".

"Как ты сегодня спала?".

"Как обычно. Совсем не выспалась))). Не забудь надеть шапку".

В редакции было работы невпроворот. Я снимал документальный фильм про Первую мировую, и днём отправился в парк Ви́нгис, искать речные виды. Выбрав самый красивый, я отправил Ей фото. "Хорошо бы там погулять.....", – заметила Она, и я понял, к чему Её многоточие. Всё складывалось великолепно, мы тут же договорились о вечернем свидании.

Около семи Она подъехала к редакции на своём чёрном "Опеле", не опоздав ни на минуту. Неловко быть безлошадным мужчиной, которого возит женщина. В этом я был уверен с самой юности, но почему-то всю жизнь просидел на пассажирских сиденьях. По пути рассказывал Ей, что записался в автошколу и скоро получу права, чтобы Её возить. А пока – предложил платить за бензин.

– Не надо. Бензин прилагается к машине. И вообще всё, что захочешь, – засмеялась Она кокетливо.

– Но тогда пойдём как-нибудь в хороший ресторан, я тебя угощу.

– Мне от тебя ничего не надо.

Я пожал плечами. Мы припарковались у края поля, которое уходило вниз и терялось в темноте у реки. Через реку тянулся мост, подвешенный в вышине на канатах. Когда мы шагали по мосту, я медленным, но решительным движением сжал Её ладонь и заставил взять меня под руку. Она подчинилась, смущённо глядя под ноги.

Индейская женщина рассказывала, что Её мама – оппозиционер со стажем и до сих пор ходит на московские митинги. Она показывала мамины фото в мобильнике: та позировала на фоне взрывных политических лозунгов. Каждый из них мог стоить уголовного дела, потому за свою маму Она боялась и мечтала перетащить её в Литву. А чтобы свить семейное гнёздышко окончательно, моя скво хотела получить литовское гражданство.

Когда я спросил про отца, любимая замялась, выдавив фразу о том, что они давно не видятся. Из вежливости я эту тему закрыл и спросил о профессии. Оказалось, в молодости Она окончила Московский музыкальный институт и сейчас в Вильнюсе давала частные уроки фортепиано. Одной из учениц была Анечка. Изысканность этой женщины, подкреплённая музыкальным образованием, приводила меня в восторг. Я со своей консерваторией за плечами был Ей почти коллегой и мы понимали друг друга с полуслова. Но окончательно Она меня сразила, когда стала сыпать литературными цитатами.

– Всё будет хорошо! – говорил я.

– Всё будет правильно, на этом построен мир, – парировала она словами Булгакова.

Она была моим отражением, моей копией в женском обличье, до каждой мизерной чёрточки, до каждой живой молекулы. Мне тоже хотелось блеснуть и я запел песню на литовском: "До тебя самый длинный путь. О, моя печаль…" Затем я перевёл спетое на русский. "Как же это красиво и просто", – тихо сказала Она и взяла меня под руку крепче.

Когда мы были на тёмной поляне, я нашёл в кармане булку. Грызть её моя спутница, ясное дело, отказалась. Зато положила булку под ель: "это животным, пусть поедят". Наш вечер казался беззаботным, и всё же я ловил в Её глазах тайную грусть: когда нам за 40, мало ли бывает поводов? Я старался Её веселить, вспоминая анекдоты. Но кроме пошлятины в голову ничего не лезло. В какой-то момент Она справилась со своей грустью, приняв равнодушный вид.

– Ты интересный, у тебя много женщин, – сказала Она без сожаления, будто хирург, поставивший диагноз.

– Ни одной! Они все обычные, а ты – нет.

В полутьме Её глаза округлились: "но ведь для здоровья нужен секс…". Остановившись у пустой лавочки, я глядел недоумённо. "Ты свободный мужчина. И если есть свободные женщины, то не вижу проблем", – добавила Она деловито. Услышанное не вязалось с образом возвышенной музыкантки и любительницы русской литературы. Но потом я подумал, что это – маленькая женская провокация. Индейская женщина меня проверяла, желая убедиться в моей верности. Наверное, было немало мужчин, причинивших Ей боль.

С юных дней мы сжигаем массу времени в пустом флирте, думая, что это лишь игра. Мы делаем интимные намёки тем, кто нас не любит. Ведём откровенные переписки с чужими мужьями и жёнами, считая, что это не измена. Ложимся в кровать с чужими любимыми, уверяя себя, что имеем на это право. И очень удивляемся, когда в жизни случается беда. Каждый знает о законе бумеранга, пребывая в странной уверенности, что именно на него закон не действует. И кое-кто в этом уверен до самой смерти, так ничего и не поняв. Об этом я и говорил Ей, убеждая, что верность – самое главное в человеке.