– Было́е, всё было́е! Где те пышногрудые фемины, что насыщали моё воображение? – думал про себя амбициозный Иосиф, – Где та нескончаемая потенция, получившая с годами приставку «им»? Где те планы, бессонные ночи под кофе и сигареты, дешёвый портвейн и песни Высоцкого? Эх, физики-лирики, светлое будущее и коммунизм во всём мире, в ярком сиянии электрификации всея Руси! Куда ушло всё это?

В сей титанической задумчивости и застал м.н.с. Сундиков своего умудрённого опытом и годами наставника. Скрипнув, открылась серая облупившаяся дверь и перед Капельмейстером, как тень отца Гамлета возникла тень отрока Иона. Одет он был в протёртые джинсы и закапанный реактивами, прочими неясными жидкостями и порошками из бесчисленных кладовых ХрЕКИСа халат. Его бессмысленное лицо и ничего не выражающие белёсые глаза выгодно подчёркивал нелепый колпак с красным крестом, на котором проступали капли крови и чего-то ядовито-жёлтого цвета, похожего на мозговую жидкость. Довершала картину многодневная щетина и неясно зачем, видимо на всякий случай, прихваченный из коридора странный предмет, напоминающий миниатюрную косу.

– Ну всё, вот моя смерть и пришла!

Это было первое, что пришло на ум поднявшему глаза Иосифу Генриховичу в приступе деменции.

– Что ж, я прожил долгую счастливую жизнь, – пытался успокоить он себя, но почему-то не на шутку испугался, – нет, я ещё не готов, я ещё столько не сделал! Я ещё нужен Земле-матушке, я ещё поборюсь!

Хотя и не так сын Генриха Капельмейстера воображал себе лики смерти, но Ион в тот момент представлял собой столь живописную картину мифического загробного мира, что следующий неадекватный поступок профессора надолго потом вошёл в короткую память алхимика. В глазах Капельмейстера за несколько мгновений вдруг пронеслась буря эмоций, чувств и вся его жизнь, а вместе с этим изменялось и выражение лица. Вдруг одновременно оно отобразило страх, ненависть, смелость, любовь, умиротворение и решимость. После этого Иосиф Генрихович, с небывалой для его возраста проворностью, вдруг кинулся перед Ионом на колени (надо ещё сказать, что склероз к тому времени полностью стёр из памяти старика как всю историю с зачислением Иона в НИИ, так и его образ), начал хвататься цепкими пальцами за полы халата и кричать:

– Нет! Я ещё не готов! Дай мне ещё времени! Я нужен человечеству! Возьми лучше мою жену, костлявая!

Потом Капельмейстер принялся по-детски плакать и с криком: «Русские не сдаются!» (хотя был чистокровным потомственным евреем) и «Изыди!», освятив себя крестным знаменем, вдруг схватил первое, что попалось под руку. Под руку попался увесистый бюст отца русской науки Михаила Васильевича Ломоносова, которым профессор больно вдарил вконец оторопевшему Иону в область солнечного сплетения.

Не выдержав молодецкого напора отвергающего смерть, неготового к вечному неудавшегося кандидата на очередь к вратам в рай ренегата Капельмейстера, Ион пал со звуком мешка с костями на давно не мытый паркет, раскинув иссохшие руки и больно ударившись головой. Впрочем, он уже этого не почувствовал. Колпак слетел с его буйной головы, обнажив темя естествоиспытателя с врезанным неумелыми руками в мозг мобильником, запёкшимися коростой следами крови и первой стадией сепсиса. По комнате растёкся подлый приторный запах гниения.

– Я победил смерть! Я победил её! – раздался на весь институт ликующий крик первопроходца к вечной жизни.

Прошло мгновение, другое. Вопреки скудным представлениям о жизни призраков и библейских притчах Капельмейстера, смерть не исчезала. Она не превращалась в пепел, не рассыпалась в прах, а наоборот, начала постанывать и судорожно подёргивать членами. Кроме того, при более пристальном взгляде на «смерть», иссохшее тело Иона с распростёртыми руками и умиротворённой небритой бородкой, вздёрнутой вверх, стало подозрительно напоминать профессору-душегубу распятого Иисуса Христа.

– Боже милостивый, – пронеслось в мозгу Иосифа Генриховича, – что же я натворил!

Далее следовала немая сцена из романа Гоголя «Ревизор». Вернувшись в мир реальности и вернув способность логически мыслить, сын Генриха Карловича, когда-то действующего члена Всемирного общества филантропов-филателистов, более внимательно изучил предмет своего бандитского нападения и преступного злодеяния. Поохивая, как доброхотная бабушка, старый учёный предпринял безуспешные попытки объяснить происходящее.

– Если это не смерть или не сын Божий…

Пока связать поверженный образ Иона с миром живых его сознание отказывалось.

– То это поверженное священным бюстом Ломоносова существо… Кстати, кого оно мне постоянно напоминает? Это явление явно требует подробнейшего исследования. При чём даже не в наших условиях.

Он пытался развивать эту мысль дальше, но в собственной голове услышал только звуки завывания ветра и бесконечную пустоту. К его кабинету на крики «Я победил смерть» со всех сторон стали подтягиваться зомбиобразные старики и старухи всех мастей, для которых данная тема была особенно актуальна.

В этот самый момент у Медузы Горгонер зазвонил мелодией похоронного марша будильник в мобильнике, зовущий к пробуждению ото сна, переносящего её из мира фантазий в действительность несбывшихся желаний. Инстинкт протянул её руку с накрашенными чёрным лаком ногтями к телефону и набрал номер, озаглавленный в справочнике коротко, но ёмко «И». Электрические импульсы пробежали по радиоканалу сотового оператора с одного конца Зоны свободы на другую. Преобразованные вызывные сигналы достигли приёмного устройства вызываемого абонента и ворвались в отключённый мозг спящего летаргическим сном Иона. Автоматически принятый сигнал достиг голосовых связок и мертвенно лежащий организм, колебаниями гортани которого управляло электричество, внезапно заговорил сразу двумя голосами, при чём женским и мужским.

90% из видевших это происшествие некросотрудников НИИ незамедлительно из атеистов превратились в рьяных поборников веры. Некрещёные покрестились, постриглись в монахи и после до конца своих дней проводили время в молитвах, жертвенных самоприношениях и самобичеваниях. Кое-кто даже заделался чудотворцем.

Диалог, впрочем, произнесённый во всеуслышание гортанью находящегося в забытьи Иона, словно в театре одного актёра, был крайне банален:

– Ну что ты освободился?

– Полностью.

– Что делаешь?

– Лечу.

– Куда?

– Куда хочу. Всё больше к свету.

– Через туннель?

– Да, через чёрный туннель.

– Ладно, полетаем вместе?

– Хорошо, только надо прилететь в зону досягаемости.

– Так прилетай. Только не позже шести и в пол седьмого встречаемся на Гамаке, ты меня-то хоть помнишь?

– Конечно. Ты – чёрное пятно.

– Чёрное – ключевое слово. Значит помнишь. Всё, до встречи в аду!

Немая сцена из бессмертного «Ревизора» Гоголя повторилась ещё раз. В воздухе пронеслось «Свят-свят», после чего озадаченные зомби, движимые неистребимой силой человеколюбия, охая и стеная схватили бездыханное тело Иона за ноги и, погромыхивая его непутёвой головой, то и дело стучащейся о пороги и ступени, поволокли его на лабораторный стол для оказания первой хирургической помощи.