– Боюсь, что тогда будет уже поздно что-то менять, – с безысходностью больше прошептал, чем сказал, аль Сэих.

– Да. И тут ты прав, мудрейший. Но, решение уже принято и изменению оно не подлежит, – ответил-отрезал Ча, – не к чему сожалеть и думать о том, что неизбежно. Торжества ре-эволюции и гуманистических основ общества нельзя ни избежать, ни остановить.

В зале воцарилась мёртвая тишина.

– Но не будем о грустном, друзья! Нам надо думать не о тёмных годах юпитериан и предстоящей битве, а о том как мы с вами, дорогие мои, будем дойными кракотоламусами в верхних и нижних конечностях ста прекрасных юных самок. А так как у многих из вас уже всё, что должно доиться ссыпалось в песок, у меня для Вас небольшой подарок. Сюрприз, так сказать! – торжественно смеясь произнёс Ча.

Он запустил обе конечности в карманы своих широких военных галифе и достал оттуда две таблетки-капсулы – одну красную, одну чёрную. Ча вытянул верхние педипальпы к своим собратьям и в открытых клешнях протянул им пилюли на обозрение.

– Как вы думаете, что это, комггадогеноссэ? – Ча специально заговорил картавым голосом своего любимого героя – Ху Юна.

Он сузил и без того узкие четыре глаза, из которых так и сыпались искорки смеха и задора.

– Пгавильно! – не дожидаясь ответа, довольным, торжествующим голосом произнёс он, – то о чём столько говогили гавианисты, свегшилось, комггадогеноссэ! Это его величество ДИДЛОДЕНАФИЛ, моё личное новейшее изобретение, кстати уже прошедшее испытания на животных.

– Дидлодена-что? – изумлённо спросил самый младший из Бессмертных, Аль Мамлюк де Бюль-Бюль, – и кто такие эти… как вы сказали… «гавнисты»?

– Заставь полиаморфа Солнцу молиться! Какие ещё к Маабдуху гавнисты! А дидлоденафил, юноша, это волшебное средство, которое заставит ваши старческие железы взлететь как птеродактилей ре-эволюции в чистое небо, из висячих садов Восьмиасамаха, превратив их в остроконечные пики равианизма. Съев эти чудодейственные капсулы, спустя несколько секов ваши генераторы личинок наполнятся секрециями, и вы будете скакать как в молодые годы бесстрашный Беёбарас Калатун-задэ на своём любимом парнокопытном слизне Муарбек-Кериме. Вы будете наполнять секрециями колбы Дженптурских самок, как Айюб Люли продажных желтоюпитерианцев, выдаивая из себя биоматериал непрекращающимся огнём протуберанской ненависти. Мы разобьём псевдоконечности самок, как до-эволюционные биомассы Дворец лунного солнцестояния Аль-Насар в 27-м архипарсеке. Мы наполним колбы биоматериалом, как бездонные кубки юпитерианским вином. Наши железы-пики и вымя секреций будут рвать и метать, бить и колоть, до полного изнеможения клешней ста прекрасных Дженптурианок.

– Мы-мы… А нижние конечности мы сами-то не двинем? – скрипящим старческим голосом прохрипел-передразнил его Убо Ебо, самый осторожный их всех равианистов, – уж больно, батюшка наш, ты раздухарился. Мы ж отродясь эдак-то вот не выделывались, и нам вместе с твоим этим «дидлоденафилом» ведь придётся выпить выжимку листьев морвадола, настойку пилельфана и обложиться спазмаглистиками. Это я уже не говорю про блокаторы, ингибиторы и прочие ингибиуретики. Пожалей ты нас, батюшка!

– На том свете отдохнём, друзья! В последний бой, так сказать! В бой идут одни старики! – он на сек задумался над этой фразой, – а ведь и действительно, в бой идут одни старики!

Ча расхохотался, оглядев своё старперческое воинство насекомых-гигантов малого и большого доения в парусиновых кимоно, мягких тапочках, просветлённых подшёрсточными сединами, а некоторых согнутых в три погибели.

– Нет ребята, ни шагу назад! Отряды ползающих смертников уже зарядили гниломёты! Грудью ляжем на женские амбразуры! Всё пропьём, но чести Летающего флота не опозорим. Готовьтесь расчехлять своих альгамбров, свистать всех на верх!

С этим победоносным возгласом, Ча сорвал со стены древнюю Дженптурскую поющую световую шашку времён императоров Асука-Камакура, вынул её наголо и, воздев над головой, помчался через весь зал, изображая, что скачет на лихом парнокопытном слизняке. Так он и ускакал, оставив в молчаливом недоумении восемь бессмертных равианистов.

– Ох, чувствую, смерть наша близка, граждане мои бессмертные, – качая головой сказал Убо Ебо, – куда мы доскачемся на этом слизняке, ведомо одному Ма Року, да может разве что колдуну Пэр Дуну.

С безысходностью Бессмертные поднялись с ковриков и зашаркали по домам, принимать лекарства и готовить свои дряхлые тела к оргии доения.

Глава

VII

.

– Вот так ты и появился на свет. Ты и восемь твоих братьев и сестёр. Тебе необходимо было узнать эту историю, сынок, ибо, как говорится, хитрость жизни в том, чтобы умереть молодым, но сделать это как можно позже, – подвёл итог Отец-Председатель, и Первого обдала волна сияющего тёплого света.

– Зачем ты рассказал мне эту историю именно сейчас, Отец? – дрожащим голосом выдавил из себя Куй.

– Не говори того, что не изменяет тишину к лучшему. Помни, что сильный преодолеет преграду, а мудрый – весь путь, – загадочно ответил Председатель.

Он давал понять, что все ответы на свои вопросы Первому предстоит найти самому, а завесу его дельнейшей судьбы, как и всего Совета Девяти, придётся открывать самостоятельно.

– Итак, сын мой, Куй мой! Дальнейшую миссию и предназначение Совета Девяти вы узнаете со временем. «Ибо только время всё расставляет по своим местам».

Комрадогеноссе У пронзительно взглянул на Первого. Его взгляд был настолько красноречив, что говорил лучше любых слов.

– Пока же ты должен довести начатое до конца. Завтра я проведу внеочередной секретный Хурултай равианистической гоминданы Дженптура, на котором мы должны утвердить сценарий, разработанный твоей командой и Генеральный план планетарной ре-эволюции. Пока же отдохни, сынок, все инструкции о дальнейших действиях и документы ты получишь завтра.

Голограмма Председателя начала таять, воздух вокруг неё заколебался и через мгновение развеялся как лёгкая дымка, оставив комрадогеноссе Первого в молчаливом недоумении. Хорошо сказать, отдохни. А как тут отдохнёшь, когда перед тобой стоит тёмная мгла неопределённости? Когда инсектинин гуляет по твоему мускулистому телу, а мысли роятся в голове такие, что даже самый прокачанный ум в мире начинает то покрываться инеем холода, то испариной жары мар-мара?

Только одно Куй знал совершенно точно и отчётливо. То, что завтра их план будет утверждён. Что дату начала ре-эволюции уже не изменить, 7 гексабря 5000 года войдёт в историю и Onix-99 и начнёт своё победоносное шествие по Юпитеру. Курок аннигилятора уже взведён и отпущен. Только сотые доли микросека отделяют лазерный луч от выхода из ствола, и его уже не повернуть обратно. Только что будет с ними? С Советом Девяти? Найдётся ли им место на новой равианистической планетарной райской реке на поля благоденствия? Или придётся сгнить на задворках истории? Первый напряжённо парил в чистом белом пространстве из угла в угол, как хищный квидр в клетке, а в его гениальном мозге в это время проигрывались миллиарды прогнозов и сценариев дальнейшего хода событий.

*****

«…И многие из спящих в прахе Юпитера пробудятся,

одни для жизни вечной,

другие на вечное поругание и посрамление…».

Но оставим на время Куя в его гнетущих раздумьях и перенесёмся ровно на 680 парсеков вперёд от описанных событий, в 5067 аркант по юпитерианскому солнечному календарю, во времена победившего на всём Юпитере равианизма. Аркант, когда всей планетой стало управлять Планетарное Равианистическое Правительство Дженптура. Аркант, когда все мы стали Дженптурцами, или их рабами и вассалами. Ни Ма Рок, ни колдун Пэр Дун не смогли даже и предполагать, к чему приведут их идеи, во что превратится Юпитер ровно через 1000 аркантов после написания знаменитой «Теории равенства». За десять квантов исполнились все планы зловещего Ча Де Бздуна, которые он родил в своём сияющем разуме в 4969 арканте. Сбылись все сценарии Совета Девяти и свершились генеральные планы строительства равианизма на планете Юпитер, утверждённые Советом Бессмертных Старейшин.