Его тогда нашла учительница. Молоденькая и уже совсем измученная: с одной стороны – родителями, требовавшими прекращения безобразия, и с другой – дирекцией, умолявшей не выносить сор и не портить репутацию школе, стоявшей в очереди на гранты. Она выбрала репутацию. Костя ненавидел ее за это всю жизнь. За то, что молча выпустила его из закрытого школьного нужника. Что попыталась коснуться его щеки, увидев зареванное лицо. Что предложила чистый платок, пахнувший вишней, даже проводила до дома. И – своим нежным тонким голосом ничего не сказала. Ни его родителям, ни родителям Ваксы.

– Я помню, – все повторял дед Василий, заглядывая Косте в лицо слезящимися глазами. – Но я про Саню хотел. Про твоего Саню. Это, конечно, дело житейское. Ну, бьются мальчишки, черт их разберет, кто там кому первым дорогу перешел. Но ты видел Андрюшиного сына, Максима: сирота же растет. Так что как отец отца прошу…

Костю передернуло. То ли от сквозняка, то ли от этого голоса, чем-то неуловимо напоминавшего тот, который он все еще изредка слышал во сне.

– Ваш внук жалуется на моего Саню? – Он старался говорить тише, не выпускать то, что рвалось изнутри. – Да он же выше на две головы!

Костя понял, что нота вышла фальшивой, что гордость звучала громче удивления и что дед Василий это, конечно, расслышал.

Ночь, когда родился Саня, была его триумфом. Он вез жену в больницу на грузовике, гнал, почти опрокидываясь в поворотах. Дорога была пустой, неуверенно пробивал темноту поворотов дальний свет фар. И только на купавинском мосту за деревней сверкнул одинокий встречный огонь. Мотоциклист, подумал Костя, гонит посередь дороги, камикадзе. Прогрохотав между сварными заграждениями, фонарь мигнул, вильнул и со странным хлопком пропал в зеркале заднего обозрения. Исчез.

Ему с тех пор часто снился этот мост. Ветер, несущий запах сохнущих водорослей и тины. Под мостом – темная топь, затянутая прозрачным льдом в паутине трещин. Он кидал сверху гладкий теплый камень, снова и снова оказывавшийся в кармане, и он с нежным стуком разбивал лед. Только реки под ним никогда не оказывалось.

В ту ночь у них родился не только Саня.

– Костя! – Дядя Василий почти умолял. Видно было, с каким трудом ему даются слова. – Ты знаешь, к чему может привести обыкновенная мальчишеская вражда. Вы с Андрюшей не дружили, да, но теперь речь о детях. Саня и Максим не должны это продолжать.

Косте хотелось кричать, хотелось выплюнуть ему в лицо все то горячее и ядовитое, что годами мешало дышать. Знал ли старик вообще, о чем говорил? Где он был в тот день, когда Костя ждал его, а оказался под верстаком? Не он ли остановил Ваксу и его озверевших друзей? И если да, то какое он имеет право сейчас просить? Или имеет?

– Андрюши давно нет. Знаешь, про близких всегда так кажется – что они никуда не денутся. Как варежки на резинке. А потом – раз – и одной варежки не стало. А вторая теперь болтается. А я все перекладываю ее из кармана в карман, понимаешь? Ну, чтоб не потерять. Поговори с Саней, пусть оставит моего Максима в покое. И береги сыновей. – Дед встал, простукал протезом к конторке и протянул Косте пакет, все это время лежавший на самом виду. – Вот твой заказ.

Дома Костя первым делом всегда шел в детскую. Санина кровать была заправлена с утра и явно не тронута – опять где-то носит. За него Костя не боялся.

Когда Саня первый раз вернулся из школы со сбитыми костяшками, когда шушукался у палисадника с друзьями, явно хвастаясь победами, он думал про свою учительницу, открывшую засов старого нужника. Теперь она была завуч, с личным кабинетом и столом буквой Т. Голос ее теперь звучал ниже, а в кабинете давно пахло мелом и коньяком. Придет ли она на этот раз? Расскажет ли про репутацию и гранты? Он ждал, он готовил ей едкую отповедь, позу, выражение лица. Но она так и не пришла. И он только с горьким удовлетворением наблюдал, как идут дни, как звереет и матереет Саня, а никто из школы так и не появился на его пороге.

Напротив Саниной кровати стояла вторая. Такая же.

Свет уже был потушен, Гоша уснул, зажав в руке телефон. Костя аккуратно вытащил его из по-детски маленькой ладони и разблокировал экран. Гоша, который почти никогда не выходил из дома, общался с вечно отсутствующим Саней голосовыми сообщениями. Усевшись в дурацкое кресло-боб, Костя открыл ватсап и заулыбался. Саня, как обычно, на связи. Выпускной класс, дополнительная программа столичного вуза, Саня – звезда научной секции, существующей на грант – тот самый, оплаченный несчетным количеством коньяка и оправданный – тысячу раз – успехами удивительных новых детей.

Длинный шлейф голосовых сообщений – ежедневная хронология событий. Костя знал, что Гошка прослушивает их каждый день. На много дней назад. Что-то вроде внешней оперативной памяти. Хотя в ней Гоша, не умевший забывать, не нуждался.

В комнату заглянула жена.

– Ну чего сидишь в темноте? Пойдем, не буди, у него сегодня весь день голова болела.

– Я минуту посижу. – Костя дождался, когда она выйдет, и стал по одному запускать новые аудио сыновей.

08:25. Саша

Привет. Спишь еще? Знаешь, бился над твоей задачей вчера всю ночь. Но – уговор был до пятницы, а день еще не кончен. Я думаю. Не списывай меня со счетов, умник!

11:58. Саша

Помню. Думаю. И не смей надо мной ржать… А? Я иду, иду!.. Я пошел, ща на последнем уроке будет докладывать этот придурок, Максим Ваксов. Ты его не бойся, Гош. Это он зря тебе херни наговорил в тот раз, сам он умственно отсталый. Пойду послушаю, что у него там с его фотонами.

13:42. Саша

Нет, ну ты прикинь! Если бы весь тот бред, что Ваксов там набубнил, имел бы отношение к действительности, то затухание на больших расстояниях было бы такое, что оптоволокном можно было бы разве что из спальни бабуле на кухню сообщение отправить. Борща попросить! Дебил он, я ж тебе говорил. Я зафигачил в сеть его доклад со своими комментариями. Чо я один ржу, пусть все насладятся.

15:02. Саша

У моего поста с докладом Максима уже несколько сотен лайков. Придурок пишет мне в личку, чтобы я его снес. Щас, ага! Еще хоть слово про тебя скажет, я и фотки его добавлю, как в прошлый раз.

16:11. Саша

Ты не жди меня, опять на весь вечер факультативы поставили. ЕГЭ, чтоб его.

17:52. Саша

Есть! Я вспомнил! Нас раньше на каникулы отправляли к деду на конезавод. А по вторникам приезжал ветеринар. Обходил стойла, пил чай с дедом, разрешал смотреть с галереи. Осмотры, прививки, анализы. Лошади боялись этого айболита до трясучки, узнавали его даже без формы и фартука. Так что – нет! Мой ответ – нет: лошади не любят вторники! Я решил твою задачу! Ха!!! Фиолетовый джойстик с подсветкой – мой.

18:31. Саша

Сижу на факультативе. Скукота и мухи. А от тебя до сих пор ни одного аудио. Ты меня слушаешь вообще?..

20:00. Саша

Гоша, не молчи. Я жду новой задачи, давай, чтоб на выходные хватило. Только что-то посложнее, ну! Заставь мои мозги кипятиться!

20:00. Саша

Ты только не раскисай. Мама говорит, тебе совсем лихо, опять голова болит. Прости, что задерживаюсь. Черт с ним, с ЕГЭ, готов я. Уже выхожу! Буду читать тебе книжку, ты выбираешь…

Последние сообщения повисли непрочитанными.

20:52. Гоша

День отстой. Больно. Ты крутой, все отгадал. Забирай джойстик.

20:53. Гоша

Я придумал новое. Обещай: не отгадаешь – не поедешь в Москву. Будешь учиться ближе к дому. Обещаешь? В общем. Если шум деревьев покрыт белым, то что ты услышишь, если пройдешь шесть ступеней?..

Осторожно прикрыв за собой дверь, Костя прошел по коридору и замер в дверях кухни. Жена сидела под лампой с книгой в руках. Не ляжет, пока не дождется Саню. Он схватил ключи и вышел, стараясь, чтобы она не слышала.