– Наверно второй не успел сесть? Или сел в другой вагон?! Они же знают станцию назначения! С охраной оно конечно надёжней! И мне спокойней, особенно за беременную жену! – поначалу успокоился озаботившийся, было, курьер.

– Нашли тоже сопровождающего?! Беременную женщину! Хотя мы никому об этом не говорили и ещё явно не видно! С другой стороны, а кого же ещё со мной вместе посылать? Не любовницу же?! Хотя можно и коллегу, раз в баню! Но маскировка ведь! – рассуждал мужчина.

– А интересно! Они нас и деньги охраняют, или деньги от меня?! – рассуждал чуть разомлевший бывший финансовый работник.

– Я ведь, в принципе, с этими деньгами мог бы того…. Это я-то? Нет, не мог! Никогда! Ведь я же коммунист! – понял советский человек.

Пётр Петрович уже полюбил этот зелёный маршрут – двенадцатую линию парижского метро. От их станции Рю-дю-Бак можно было без пересадки проехать девять остановок до станции Пигаль и далее пешком за три минуты дойти до места. А время на дорогу у них заняло почти полчаса.

Алевтине понравились и безлюдный тупик и уютная трёхкомнатная квартира на втором этаже с комнатой, имевшей свою прихожую и отдельный выход через чёрный ход во двор.

Но больше всего ей понравился галантный и предупредительный хозяин. Жак занял советскую не светскую женщину показом журнала парижских мод, пока её муж и Пьер Куртад долго секретничали в соседней комнате.

Получив расписку, Пётр попросил жену спрятать бумажку в надёжном месте своего наряда, что она и сделала, от неожиданности сунув её в бюстгальтер.

После этого Жак уложил в саквояж гостей влажные банные принадлежности и супруги вышли на улицу, правее сразу увидев уже светящуюся вывеску «Душ Пигаль».

– «Зайдём для конспирации!» – предложил Пётр.

– «Если только ненадолго – узнать и посмотреть?!» – согласилась Алевтина.

Он зашли, осмотрелись, поговорили, разузнали и снова вышли на морозный воздух. Обратно супруги решили прогуляться пешком, свернув направо на бульвар Клиши и дойдя до площади Бланш, откуда Пётр позвонил в посольство из телефона-автомата на углу.

Пока муж звонил, Алевтина впереди справа от себя во всей красе увидела знаменитый Мулен Руж.

– «А это знаменитая Красная мельница! Проще говоря, бордель!» – с видом знатока пояснил Пётр.

– «А ты откуда знаешь? Бывал, что ли?!» – поддела жена мужа за самое живое.

– «Нет! Но об этом все знают! Это же всемирно известное злачное заведение – мюзик-холл, а в общем-то кабаре!» – чуть смущённо оправдался Пётр.

– А вообще-то неплохо было бы туда как-нибудь сходить! Только дорого! Там наверно такие бабы?! – про себя тайно всё же помечтал он.

– «Петь, а давай сфотографируем!» – вдруг попросила Алевтина.

– «Да нет! Ну, зачем? Потом самим стыдно будет, когда люди начнут спрашивать, что и для чего!» – пытался уклониться муж.

Но жена была настойчивей и Пётр уступил.

– «Ну, раз ты так хочешь – на! Сама снимай!» – разрешил он.

Алевтина вышла на площадь и пару раз щёлкнула затвором ФЭДа.

– «Ну, что? Добилась своего?!» – забрал у жены фотоаппарат Пётр.

Затем супруги повернули на улицу Бланш, по которой дошли до сквера на площади перед церковью Святой Троицы, затем, повернув направо, – на улицу Сен-Лазар, преходящую в улицу де ля Пепиньер.

Свернув с неё налево на бульвар Малезерба, они дошли до знакомой церкви Мадлен.

– «Петь, что-то нам с тобой сегодня одни церкви попадаются?! К чему бы это?» – вдруг спросила Алевтина, когда они по улице Руаяль вышли к Луксорскому обелиску.

– «Так они здесь на каждом шагу!» – чуть раздражённо ответил уже подуставший муж.

– «Да уж! Даже церковь с нашим названием Святой Троицы есть!».

– «И не только! Здесь даже есть мост Александра третьего! Пойдём, он тут рядом!» – взял он жену под локоть, поворачивая направо на набережную Сены, и осматриваясь – нет ли за ними слежки.

– «Так мы же с тобой раньше переходили по мосту Согласия – там ближе!» – возразила, было, повернувшаяся влево Алевтина.

Но резкий порыв холодного ветра вдоль реки заставил её отвернуться, и прикрыть горло, слегка поёжившись.

– «Да ближе! Так этот следующий! Это же самый красивый мост в Париже! Его построили на наши деньги и ему уже пятьдесят лет!» – кивнул Пётр на маячивший в темноте мост.

Он даже хотел сфотографировать его, но было уже темно и холодно.

– Ладно, в другой раз, днём! – решил Кочет.

И Алевтина согласилась, хотя на ветру уже изрядно промёрзла.

На подходе к мосту по его сторонам стояли постаменты со львами и возвышались счетверённые колонны, на которых красовались будто бы взлетающие с них бронзовые фигуры Пегасов, удерживаемые спешившимися всадниками.

На ближней к Кочетам колонне они обозначали искусство, а на стоящей через дорогу – науку.

А в середине мостовой арки красовалась медная нимфа Невы с гербом Российской империи.

Весь мост, отделанный декоративными фигурами ангелочков, нимф, пегасов, диковинных животных и барельефов с человеческими лицами завлекал своим изяществом, так как в сумерках, как супруги не всматривались, всё это было плохо различимо. Как и плохо были сейчас различимы прохожие на улицах. Кочет опять обернулся, но ничего подозрительного опять не увидел.

Разумный Пётр Петрович прекрасно понимал, что нельзя грубо проверяться от слежки. Ведь тогда на него падёт подозрение, что он разведчик и с ним начнут работать более активно, изощрённее и изобретательнее. Лучше показаться простачком, эдаким очкариком-интеллигентом, просто каким-нибудь референтом-переводчиком, аналитиком в конце концов, коим он, кстати взаправду и был.

И эта хитрость тут же обошлась ему боком, а скорее не ему, а его жене Алевтине.

– «Аль! А этот мост называется ещё и мостом любви! Если на нём поцеловаться, то всё будет у влюблённых хорошо!» – неожиданно одной рукой привлёк он жену к себе, крепко целуя в губы.

Довольный и расслабленный Кочет в этот момент опять, теперь уже по свежей привычке, обернулся, отпустив жену. А та, разворачиваясь и отступая, неудачно поставила ногу на скользкий бордюр тротуара и, поскользнувшись, резко упала на спину, но чуть на бок. А Пётр от неожиданности не удержал крупную женщину, со всего маху ударившуюся о заснеженный асфальт.

Алевтина вскрикнула и застонала, схватившись за бок и живот. Пётр подхватил жену подмышки и приподнял, ставя на ноги. К счастью они не сильно пострадали, лишь чуть подвернулась лодыжка.

– «Аль, извини меня, не успел поддержать! Да ещё сумка эта не к месту тут, руку занимает! – в сердцах пнул он ногой, стоявший на асфальте саквояж – Тебе очень больно? Может скорую помощь вызвать? Или ты сможешь дойти до посольства?!».

– «Да, очень! Давай вызовем!» – простонала Алевтина, заливаясь слезами и наклоняясь в поясе, держась обеими руками за бок и живот.

Пётр Петрович стал озираться по сторонам в поисках телефонной будки, но жена остановила его.

– «Петь, ладно, не надо! Уже чуть лучше, отпустило! Пойдём пока, а там видно будет! – выпрямилась она, но тут же ойкнула опять, наклонившись, растирая лодыжку – Тут немного потянула! Но идти смогу, потихоньку! Я же тебе говорила про примету! Вот и случилось!».

Ещё немного постояв и отдышавшись, супруги медленно пошли дальше по мосту. К счастью Алевтина смогла идти.

– А ведь у неё расписка в бюстгальтере! – вдруг испугался Пётр.

– И как я сразу не вспомнил?! Так можно и засыпаться!? Как тогда нужно было поступить с распиской в бюстгальтере? Пришлось бы Алю здесь при всех слегка раздеть! А если бы она всё же согласилась вызвать скорую? А я вдруг бы позабыл про расписку и она тоже?! А её в больнице раздели и расписку бы обнаружили?! Да это точно был бы полный провал! И международный скандал! Да за такое меня и расстрелять мало! – судорожно рассуждал Пётр о только что, чуть было не случившейся с ними беды.