Роэма (роман-поэма)

Фото автора от 25.11.2014. «Моя Прекрасная Ника» витает в мыслях. Работа начнется через три дня.

И вот она, как по мановению волшебной палочки, перед Вами, читатель. Скажу сразу: если Вы в ее реалистическом полотне заметите и символические мазки, то нам зачетных очков только прибавится. И Вам, и мне, и книге, и нашему совместному продукту. Продукту, который неслышно, незримо и неосязаемо, но всегда рождается после читательского осмысления писательского труда. Иногда продукт не только оседает в сознании читателя, но и выводится им наружу в виде мнения, рецензии, анализа. Принимаются любые…

На джомолунгме притяжения Женщины

Лишь об одном, моя любовь, я попросить тебя хочу.

Я не боюсь на свете ничего:

ни непонимания людей,

ни гонений,

ни трудностей,

ни падений,

ни взлётов,

ни бури,

ни штиля,

ни неудач,

ни безвестности,

ни славы,

ни бега времени,

ни томления разлуки,

ни самой смерти,

ни даже…

твоего равнодушия ко мне.

Но неизвестность для меня страшна сейчас.

Не мучай ожиданием меня, –

молю тебя, –

не мучай больше!

Любовь моя!

Другой бы, хитрый льстец,

всё так же перечислив,

себя вознёс бы пафосным аккордом,

а заодно тебя

сиропом вкрадчивым облил бы:

«Меня страшит лишь только то,

что можешь мне ты не ответить

любовью на мою любовь!» –

Не верь ему!

Не слушай ты его!

Я больше этого льстеца

люблю тебя!

Пойми…

Ответь…

Анна Владленовна Самохина

По рождению – Подгорная.

(14.01.1963, г. Гурьевск Кемеровской обл. – 08.02.2010, Санкт-Петербург).

Замечательная актриса. Красивая, очаровательная, неотразимая женщина.

Глазами Ширѝн и Ника больше всего схожи с ней.

Такие же искорки во взгляде при улыбке, хитроватые и ласкающие одновременно, такой же рот. Люди помнят Анну Владленовну. А любой пользователь интернета может взглянуть на её многочисленные фотографии в Сети.

– Вы Фаренгейт Аскольдович? – спросила пассажирка с заднего сидения, перебравшись в его опустевшем Дамасе на кресло среднего ряда и подавая деньги за проезд.

Это было в конечном пункте маршрута, на Светлане. Так народ название магазина, работавшего здесь еще в советскую эпоху, присвоил всей округе на въезде в город, где всегда располагалась автостанция, а в последующие времена появился и базар, и множество торговых точек, и заведения общественного питания, и пятак загородных таксистов.

– Да, – улыбнулся водитель, а в голове тут же мелькнула догадка, почему в дороге эта молодая красивая женщина нет-нет да встречалась с ним глазами в зеркале заднего вида, и всякий раз в ее взгляде была какая-то заинтересованность: «А! Значит, знала меня раньше!». Но в следующий миг пришло недоумение: «Откуда ей известна моя давнишняя партийная кличка, которая уже сто лет нигде не звучала?!».

– А я – Ника, – улыбка придала ее лицу выражение хитроватое, но не настораживающее собеседника, а напротив, еще более притягивающее.

Он слегка шевельнул одной бровью и улыбнулся шире и приветливее. Это могло означать: «Ах, да! Сколько лет, сколько зим!». Или: «Очень приятно! То-то всю дорогу меня тянуло к вам!». Или: «Да, да! Ваше лицо очень знакомо! Сейчас, сейчас вспомню, каким образом мы знаем друг друга!».

– Ну, конечно, вы меня не помните! – проговорила она с коротким, негромким смехом. – Вы можете довезти нас до Радуги? А то мы с вещами… Я доплачу. А по дороге еще и напомню наше давнее знакомство.

Радуга – это опять-таки название магазина и округи.

– Хорошо, – он слегка кивнул головой. – А мальчик? Ваш брат? Племянник?

– Это мой сын. Его зовут Роман, Рома.

Подростку было лет 11-12, и потому в сознании мужчины промелькнула реакция: «Ранний брак».

– Можно я к вам пересяду? – продолжила она, видя, что водитель собрался завести машину. – Так будет удобнее разговаривать.

– Конечно.

Во взрослой жизни, начавшейся, пожалуй, после того, как он, студент-биофизик 3-курса Московского университета имени Ломоносова, женился неожиданно для всех (для себя – тоже), – во взрослой жизни он никогда и никакой женщине не отказывал в ее просьбе. А симпатичной – тем более. Это – рыцарское, бескорыстное отношение к даме, то ли врожденное, то ли взращенное прочитанными и осмысленными произведениями классической литературы. А скорее всего, его восприятие женщины как существа, которую нужно оберегать и служить которой составляет честь для настоящего мужчины, суть плоды, возросшие из семян, брошенных высоким искусством на природную почву, богатую и благодатную. И, конечно, имело значение общая атмосфера, в которой росли дети, родившиеся во второй половине 1940-х годов: честность, благородство, взаимовыручка, высокая значимость образования, знаний и труда, особенно производительного, искренняя вера в правильности пути, по которому идут Держава, строй и народ. Руль, Дамас, частный извоз – это его работа, способ добывания средств к существованию. Поэтому доплата – штука хорошая, но он и без нее довез бы женщину до дому, коли она просит. Впрочем, если в своей зрелости наш таксист был учтивым и сговорчивым по отношению к женщинам, то в детстве, отрочестве, юношестве и молодости он боготворил девочек и девушек своего окружения. Точнее, красивых. Тех, которые ему нравились. Еще точнее, ту, которую любил на тот момент. Тайно, скрытно от всех, не называя свое чувство по имени даже для себя. Но – любил. А остальных – как будто и не существовало для него. Максимализм! Уж точно, врожденный. Который есть и будет в любом возрасте. Но во взрослой жизни сдерживаемый так называемыми приличиями, тактичностью, деликатностью, культурностью, опытом, необходимостью.

– Что же вы молчите, Фаренгейт Аскольдович? – спросила Ника, когда уже половина пути по центральной улице города осталась позади.

– Я просто думаю о том, что кто-то обещал мне что-то рассказать, – улыбнулся он, взглянув на нее мельком и сразу же вернув свое внимание на дорогу.

– Вы помните пионерский лагерь в Пскенте? – она повернулась к нему вполоборота.

– В моей жизни был пионерлагерь в Пскенте, – отвечал тот, не отрывая взгляда от дороги.

Так, считает он, должен вести себя за рулем любой мало-мальски опытный шофёр. А то, что в фильмах водитель по полминуты смотрит не на дорогу, а на ту, что рядом, так на то оно и кино, чтобы гнать нелепицу, вздор, чушь, благоглупости и прочую ахинею. И крупные дорожно-транспортные происшествия – аварии пользуются особой любовью киноавторов. Чтобы зритель не заскучал в затянувшемся счастье героев, а напротив, переживал и страдал в зигзагах их судьбы. И вообще: беготня, погоня, крики, ссоры, недоразумения, несусветные несуразности, мордобой (причем сила и количество ударов обездвижили бы стадо буйволов, а парочке дерущихся двуногих – хоть бы хны!), преступники (нередко – благородные), полицейские (в том числе – мафиозные), пистолеты, выстрелы, убийства, катастрофы, несчастья, вампиры, говорящие человеческим языком животные, чудовища, драконы, динозавры и прочие экранные страсти-мордасти, – теперь в фильмах обязательны хотя бы пара-тройка из названных средств воздействия на зрителей, дабы не выпасть за борт кассовых сборов. В странах Запада уродовать во имя барышей психологию, мораль и мировосприятие масс давно стало нормой. Да и в пространствах бывшего СССР переняли немало таких приемов и приемчиков. И каналы телевидения, коих стало великое множество, заполонены ходкой продукцией – своей и залетной, завозной, которой гораздо больше доморощенной. И уже выросли поколения, которые принимают уродующие штучки-дрючки с экранов за саму жизнь. И кое-что копируют в своих действиях и поведении. Что, спокойные разговоры, мирная жизнь, трудности созидания в любом деле и подобные реалии не интересуют зрителей? И такое кино убыточно? Так, может, тогда и вовсе не делать фильмов, если реалистические неликвидны, а высоко котируемые – уродуют человечество? Да, но как изъять из обращения мегатонны отрав, которые к настоящему времени, а именно – к концу 2014 года, разобраны благодаря цифровым технологиям и продолжают разбираться потребителями, хранятся и используются чуть ли не в каждом доме? Словом, нет этой вакханалии, этому шабашу ведьм ни конца, ни краю…