Две пиццы? 19.24

Сам так сказал. Но сейчас у меня ощущение, что я и один кусок не осилю.

Уже нет 19.24

Не знаю 19.24

Кажется, сейчас я меньше всего хочу что-то решать.

Я даже не могу решить, что ответить.

Оставляешь выбор мне? 19.24

Да 19.24

Хорошо 19.25

Стало свободнее дышать. Одной проблемой меньше.

Тот момент, когда даже выбор еды стал проблемой.

Я уткнулся головой в стену. Иногда что-то решать кажется сильно тяжёлой задачей. И тогда же воздух кажется тяжелее обычного.

К дому Александра Владимировича я пришёл после восьми, поэтому он уже был на месте. Непроизвольно улыбнулся, увидев его. Волосы немного взлохмачены. Он всё ещё в рубашке и в штанах с подтяжками. Я думал их больше никто не носит, кроме стариков, но Александру Владимировичу очень шло. Очерчивало тело.

Я понял, что пялюсь на его грудь, поэтому отвёл взгляд.

— Заходить не будешь?

— Буду.

— Я хочу душ принять. За это время, скорее всего, таймер прозвенит. Вытащишь противень из духовки?

— Да, конечно.

— Спасибо, — стало приятно. Потому что дома меня даже за уборку не поблагодарят. — Располагайся.

Перед тем как зайти в ванную, Александр Владимирович посмотрел на меня и улыбнулся. Сразу захотелось приписать своё значение этой улыбке, но я знаю, оно ошибочное, но также я бы хотел, чтобы именно таким значением она обладала.

Он дразнит меня. Сто процентов.

У меня же всё на лице написано. Я даю всему этому всплыть, когда мы наедине. Если бы так вёл себя при парнях, они бы уже прознали. Особенно Петя. Если Петя молчит, можно вздохнуть спокойно.

Притворяться проще, чем быть собой, особенно когда не знаешь, какой ты на самом деле. Может, будучи подростком, рано задавать подобные вопросы, но, когда чувствуешь, что в жизни неуютно, только такие и возникают. Хочется с этим что-то сделать, чтобы стало комфортно. Вот только что?

Можно всю жизнь себя гонять и не прийти к ответу. Или прийти к тому ответу, который ты всегда знал, но не принимал.

Рюкзак я поставил в шкаф и прошёл на кухню.

На столике заметил журналы. Медицинские, психологические и психиатрические. Открыл я как-то один и тут же закрыл. Ничего непонятно и сложно.

Хотел бы я не сравнивать своё образование с образованием Александра Владимировича, но эта тема слишком часто всплывает, когда мы разговариваем. Он говорит о чём-то действительно интересом, важном, мне хочется его поддержать в беседе, но я не представляю за что зацепиться, потому что мало чего понимаю, и только задаю вопросы, чтобы прояснить ситуацию. Поэтому надо больше читать, узнавать. Хотел бы я не показаться дураком, да уже миллион раз выдал себя. Будто он не знает.

Это действительно сложно.

На кухне заглянул в духовку. Форма глубокая. Верхний слой – сыр, под ним ничего не видно. Но пахло мясом. Присел напротив и смотрел.

Я только и думаю, как сложно, трудно и глупо. Это из-за Вадима? Обычно в таком объёме столько мыслей не лезет. Ощущение, будто надо обдумать всё, что случилось, и уже решить, что делать. Но разве это возможно? Я даже не понимаю, как чувствую себя сейчас.

Я рад, что пришёл, что Александр Владимирович разрешил переночевать, что я могу провести с ним вечер и утро, безумно рад, но… причина моего нахождения здесь никуда не ушла. Она и влияет.

Когда прозвучал таймер, я достал форму. Цвет хороший. С расчётом времени у Александра Владимировича тоже нет проблем. У меня, кстати, тоже. Хоть в чём-то у меня нет проблем.

Прихватки оставил рядом, из шкафчика достал тарелки и лопатку. На этом моя миссия закончена. Александр Владимирович даже убрался перед моим приходом. По крайней мере тогда, когда я прихожу, у него всегда порядок. В готовке тоже.

У матери – нет.

— Нравится? — голос Александра Владимировича раздался над ухом.

Я испугался, но не шелохнулся. Потому что моя главная реакция – оцепенение. Это мы тоже разбирали.

— Да, — сказал я и посмотрел на Александра Владимировича.

Волосы мокрые, почти залезают на глаза. Он переоделся в домашнее.

— Красивый… цвет, — я не понимаю, зачем сказал.

— Цвет?

— Да.

Цвет запечённого сыра.

Мы засмеялись. Вечно я такое говорю.

— Наложишь?

— Да, — я взял прихватки, а Александр Владимирович поставил чайник. — Вам как обычно?

— Немного больше. Что будешь? — Александр Владимирович открыл шкафчик с кофе и чаем.

— Кофе.

— Добавить что-нибудь?

— Сливки есть? — Александр Владимирович кивнул. — Тогда их.

Мы сели за стол. Напротив друг друга. От вида слоистой лазаньи потекли слюни. Кажется, понадобится добавка.

— Приятного аппетита.

— С-спасибо, вам тоже.

В моей семье так непринято. И контраст того, что я получаю с Александром Владимировичем, и тем, как была устроена моя жизнь до, отдают болью. Не хочу, чтобы так продолжалось. Хочу, чтобы было так, как происходит с ним сейчас.

Хочу не есть в одиночестве, хочу наслаждаться едой, хочу мочь спокойно разговаривать с родителями и проводить с ними время, но они этого не хотят. Они не видят проблемы. Или видят и думают, что дело во мне, что раз не нравится мне, то дело только во мне и ником больше.

У Вадима ведь не так? С родителями. Он разговаривает с ними, что-то делает, он всегда радостно о них говорит. Это слышно. И понятно. Как он шутливо отзывается о своём отце, но уважает его. Как любит и дорожит своей матерью, принимая её заботу. Я ему завидую. У меня нет фотографий с родителями на телефоне, я даже не могу с ними находиться дольше пяти минут.

С ними столько же проблем, сколько со мной.

— Как ты сейчас? — неожиданно спросил Александр Владимирович.

— Ну, кажется, более-менее. Не знаю. Отхожу. — Но меня немного беспокоило то, что о моём состоянии Александр Владимирович спрашивает чаще, чем я о его. Надо исправить. — А вы как? — мне показалось, что это прозвучало тупо. Как в переписке. Он только улыбнулся. — Ну, как ваше настроение? — я же улыбнулся от напряжения. Не прямо об этом я хотел узнать. — Я не буду вам мешать?

— Нет, — ответ успокаивает.

Если бы я мешал, он бы отказал.

Я слишком много думаю о себе и не думать не могу.

— Очень… вкусно получилось.

— Я рад, что понравилось.

Вот так вот просто и происходит общение: вопрос, ответ, фраза, ответ. Без причитаний, без повышенного тона, злости, без междустрочья, что кто-то кому-то что-то должен и обязан.

— Вы сильно за сегодня устали? После уроков много ребят подходило.

— Видел? — удивляется Александр Владимирович.

— Да. Когда ждал.

— Я думаю, что не устал так же сильно, как ты.

— Да ладно вам, — я всполошился. — Я же не работаю. И у нас был сокращённый день.

Александр Владимирович смотрит с интересом и ждёт ещё одну мою отмазку. Будто дело в этом.

Конечно, он не об этом.

— Если не устал, потанцуем?

Я не отказываюсь, хотя так и не посмотрел видео, которые планировал, чтобы в следующий раз не облажаться. Добавил в закладки и забыл.

После ужина, помытой посуды, Александр Владимирович подключает телефон к колонкам и выбирает подходящий плейлист, затем наугад – песню.

С тактом. Похоже на вальс. Кроме раз-два-три, я ничего не знаю.

Александр Владимирович включает настольную лампу Разворачивается ко мне телом и протягивает руку.

Я вкладываю свою ладонь в его, вторую кладу на плечо, он – на спину. Я хотел поднять голову, посмотреть, но не смог.

Я угадал и вовремя начал движение, вместе с Александром Владимировичем. Не по его инерции, а по своей. Смог поймать ритм и обрадовался.

Шаг вперёд, поворот, назад, поворот, вперёд, поворот.

Я расслабляюсь, но тут же крепче сжимаю руки. Нет, я ни капли не расслаблен, просто хочу сделать вид. Я «думаю», что мне это поможет.

Улыбнись, и станет веселее.