— Хуже.
Тогда всё не строилось по незнанию, а сейчас развалилось от слишком большого знания.
— Хреново, — отмечает Петя.
Кажется, атмосфера угроблена с концами, но оно того стоит – я не хотел хранить молчание до сентября. Лучше сказать сразу, чем принести подобный подарок несвоевременно: «Ах да, я забыл вам сказать раньше…».
— А мне вообще Вадим написал, что заболел, и поэтому не сможет…
Вадим решил об этом умолчать. Решил закопать тему в самом начале? Не представляю, но, я думаю, что это неплохой ход, так он дал мне выбор: говорить или нет. Теперь вопросы, скорее всего, об умалчивании пойдут ему. Скажет ли он тогда правду?
Я потянулся за сигаретами, но вовремя подумал о действии и задержал руку.
— Соврал? — заговорщески шепчет Вася.
Ему только повод дай удачно подцепить Вадима.
— Ну не знаю, — говорит Петя, — его и в школе до последнего дня не было. Или вы уже тогда поцапались? — Он смотрит на меня.
Вадима нет, но о нём говорят. Хотят говорить. Я понимаю.
— Нет. В последний день это и случилось. Я тоже не знаю, где он был до этого. Но выглядел… так себе.
— Сто пудов от нервов, — важно оглашает Дима, — он же отличник, после уроков на дополнительные занятия ходит, тут точно что-то сработало. Даня бы сказал.
Иногда я забываю, что у Вадима в дневнике одни пятёрки, он сам об этом никогда не говорит, никогда не хвастается, учёба его в принципе не парит, но всё у него идёт гладко.
Когда я делаю вид, что меня учёба не парит, я качусь с дикой скоростью вниз и потом забираюсь обратно пару месяцев, под давлением классной, учителей и родителей. Я никогда не понимал, как Вадиму это удаётся. Когда спросил, он пожал плечами и сказал, что так просто выходит: слушает, что дают на уроках, и запоминает. Никакой магии, никаких трюков.
С ребятами мы решили пройтись по набережной. Плавно атмосфера изменилась, Вадима уже не трогали, и мне стало спокойнее. Может, получится жить в повседневности и без него. Но пока что он плотно засел в мыслях.
Не касаясь учёбы, я думал, что мы похожи. Что-то цепляло нас друг в друге, что-то не нравилось обоим, что было в нас самих. Потом мы легко сошлись: не было общих интересов или любимых вещей, нам просто было легко друг с другом, пусть иногда он и был невыносим, это всё казалось мелочью, казалось, ничто не станет между нами, нашими разговорами, подколами, этим особенным пониманием, когда слова не нужны.
Но было ли между нами что-то ещё?
Я не хочу задумываться. Эти мысли тяжёлые и неподъёмные – так говорит моё сопротивление, так мне плохо от того, что дверь закрылась.
Так глупо себя чувствую: мне даже нечего было сказать в своё оправдание. Я понимаю, что Александр Владимирович старше, что наша связь ненормальна, что я сам дал газу в этих отношения, я сам решил их выбрать, всё понимаю, но чем мне оправдываться? Я понимаю и Вадима, но также я знаю и себя и свои чувства. Однако мои чувства не оправдание. Кажется, я слишком ценю их, чтобы оправдываться ими. Они есть и это всё, большего с ним не возьмёшь.
Наверное, поэтому я промолчал, ничего не написал ему, ничего не сказал потом, эти мои чувства как и для меня, так и для Вадима не будут оправданием, не послужат объяснением. Они в другой категории «за», в той, которая важна только мне, а не Вадиму, закону, не, если подумать, здравой логике.
***
После первого сентября ничего не изменилось, кроме суматохи вокруг экзаменов.
Иногда хотелось заговорить с Вадимом, просто спросить, как дела, как прошло лето, откуда загар, но я понимал, что это совсем не к месту, не к ситуации между нами. По нему было видно, что он всё для себя решил, и я думал, что мне тоже надо так сделать – это лучшее решение. Просто жаль, совсем немного, что закончилось так, я бы хотел изменить сцену, не делать её такой резкой и пугающей для меня, но это не в моих силах. Мне остаётся только принять результат.
Когда мы пересекались на улице, я получал всё тот же осуждающий взгляд, но теперь я думал, что он хуже того, что был у матери, а потом… как-то так получилось, что принятие стало для меня невозможным, и я стал злиться на Вадима: лучше скажи вслух, а не смотри на меня так.
Всё это действительно было похоже на начало, просто мы оба знали немного больше.
Что думали парни, я не знал. Переживали и что чувствовали – тем более, знали ли, что именно чувствуют, – где-то за гранью моего понимания. Когда я смотрю на Васю, то сомневаюсь, что его это трогает. То же могу сказать о Диме и Пете, но это только потому, что они сами по себе такие: не слишком говорящие о чувствах. Я такой же. Стараюсь не понимать, что там гложет, от чего мне хреново, но всё понимаю. С Александром Владимировичем мы всё время это разбираем.
Нужно знать больше радости, грусти, страха и злобы – этими четырьмя чувства не ограничиваются. Не только ими можно описать жизнь.
В моей жизни много стыда и вины. Сначала было легче, когда я этого не знал, теперь принимаю, потому что так и есть, куда деться?
Когда я разбираю чувства, я иногда думаю, как к ним относился Вадим? Как много их у него? Сколько он принимает и сколько отвергает? Но в последнее время, когда я думаю о Вадиме, я испытываю злость, потому что не хочу видеть его и его реакцию на меня. Обо мне он наверняка думает что-то в духе: «Лучше бы его не видеть», типа как относился к тому Денису.
Я подкинул карточки с изображением эмоций и закрыл глаза.
А может, мои чувства могли быть оправданием? Да, смотри, я такой, мне нравится взрослый мужчина, боже, я от него без ума и я сто раз перефантазировал, как мы прекрасно вместе живём, и я счастлив, неужто нельзя?
Где-то подкрадывается стыд, который говорит, что нельзя, а где-то я, который хочет вырубить этот стыд и сказать: «Можно!».
Я всё понимаю, но также я хочу быть счастлив, хотя бы на то время, которое мне доступно. Кто знает, что будет потом? Когда закроется и эта дверь? У меня же не так много времени переживать о каком-то там бывшем друге, который прознал и прогнал меня, – его дело, пусть делает, что хочет, мне всё равно, я просто хочу быть счастлив, хочу, как раньше… не думать об этом, хочу встречаться на переменах, курить, шутить про сигареты и вместе, в компании, заедаться на фудкорте до отвала, а потом угорать на набережной.
Всё это было не так давно, но теперь между прошлым и настоящим пропасть и через эту пропасть мост не перекинешь, дверь эту не вскроешь и остаётся только примириться с результатом. Но я не хочу быть одним, кто будет с этим примиряться.
