Рот и губы пересохли. Я стал пить меньше жидкости, когда осознал, что в туалете придётся терпеть унижение и стыд. Это произошло случайно, не хотел так делать намеренно, просто думал, что нужно попить, а потом думал, что могу потерпеть. То же было и с едой. Я мало ел, и поэтому мне не хватало сил.

— Чёрт, — сипло выдавил я и накрыл глаза рукой.

Нижнее веко правого глаза начало подёргиваться. Холод проступал сквозь куртку. Я сжался.

От недоедания часто ныла голова. От недостатка жидкости сосало в желудке. Я был обессилен физически и морально. Сон так и не вернулся, меня рубило. Хотелось лечь прямо на кладбище, на его могиле и поспать хотя бы десять минут.

Идея казалась притягательной, но я понимал, что как раз таки сейчас нужно вытянуть себя, дотерпеть до дома, а там спать можно хоть весь день.

Я убрал руку и поднял глаза. Небо было светло-серым, вокруг тишина: ни птиц, ни ветра, ни людей – ничего не слышно, и поэтому я услышал свой телефон.

Звонил Толя.

— Да? — я мигом взял трубку.

— Илья, привет.

— Да, привет. — Мне сразу захотелось уточнить, не случилось ли чего, раз он аж позвонил.

— У тебя… у тебя всё в порядке?

— Да, в порядке. — Я испугался, откуда он мог узнать? — Почему спрашиваешь?

— Я писал тебе не так давно, потом увидел, что ты не заходил, ну и… понимаешь.

Понимаю. Связал два и два.

— Всё хорошо, я просто забыл. Сам не думал, что это возможно, но, как оказалось, возможно.

— Не хочешь встретиться?

— Я… — я осмотрел кладбище. Хотел сказать, что буду час до города добираться, но решил придержать информацию при себе. — Да, в принципе, да, можно. Где встретимся?

***

Через полтора часа я был в городе, на месте встречи. Издалека увидел Толю, он выглядел хорошо, пока не увидел меня.

Это напомнило мне о том, когда мы вместе пошли ко мне и увидели пакет с головой козлёнка. Те же тревога и непонимание, желание ничего не видеть и желание разобраться во всём.

Я состряпал на своём лице улыбку с пренебрежительным непониманием.

Я знаю, как выгляжу, знаю, почему Толя теперь выглядит так, но нужно держать лицо, не надо показывать того, что творится во мне.

— Привет, — поспешно сказал он, не успев дойти до меня.

— Ага, привет.

— Илья, — мы не успели зайти, а Толя уже стрелял замечаниями, — ты выглядишь… усталым.

— Я немного приболел.

— Ты себя нормально чув-чувствуешь? Может, не стоило…

— Всё в порядке. Если бы я не мог, я бы не пришёл.

Эти слова не сильно утешили Толю.

В кофейне я заказал какой-то сэндвич и что-то, что можно было выпить через трубку. Яков никогда не кормил меня с рук, всё аккуратно подавал на ложечке или вилочке, поэтому я взял то, что буду есть руками. Трубок у него не было – это очевидно. Я надеялся, что сегодня его образ не будет есть вместе со мной, как раз наоборот, я буду делать это сам и буду в компании Толи, что только можно было пожелать.

Я оказался сильно голодным. Пропихнул в себя сэндвич почти не жуя, а потом мучался с тяжестью в животе. Лимонад делу не помог.

Толя всё спрашивал, нормально ли я себя чувствую, а я кивал как заведённый и улыбался ему:

— Всё нормально.

И чем дальше шло, тем меньше он мне верил – не смотрел в глаза, искал за что зацепиться, почти не говорил. Наверное, он хотел мне поверить, но, учитывая мой вид, это давалось нелегко. Я же думал, как сделать так, чтобы он не беспокоился. Чтобы такого сказать или показать, чтобы не промахнуться, попасть в цель и убедить его.

Мне было сложно убедить даже себя, как сделать это с Толей, который думает о таких вещах больше меня, я не знаю.

Ничего в голову не лезет.

— Ты всегда можешь рассказать мне, если что-то не так, ты же знаешь, — обнадёживающе произнёс Толя.

Как он ещё мог? Он всегда был таким.

Я кивнул, улыбнулся, но лицо свело.

Будто бы я мог.

Он же не знает… не знает, что я ни разу, мать его, ни разу! – не подумал о нём, когда был у Якова. Я думал только о себе. Боялся только за себя. А Толя… он мог умереть тогда, но я забыл о нём, будто его никогда не существовало, будто не он был моей поддержкой, будто не благодаря ему я смог снова улыбаться и забыть о тупом Новом годе, который изъел всю душу. Но я так сделал. Забыл всё. Вычеркнул. Как я мог снова ввязать его в свои проблемы?

Не мог. И не буду. Не нужно ему лезть в это.

От этого только хуже.

========== 8. ==========

Говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Но, когда надо, это система не работает. Неважно, что я видел и слышал и, что важнее, чего не видел и не слышал, образ Якова и воспоминания о нём продолжали преследовать меня.

Пока мы были с Толей в кофейне, то по большей части просидели в тишине. Я не знал, как поубедительнее сыграть отсутствие у себя проблем, а Толя не знал, как сделать вид, будто не замечает их присутствие у меня.

Мы знали друг друга слишком хорошо.

И просто чтобы отвлечься, найти хоть что-то, что переключит нас обоих, Толя спросил, как я планирую провести Новый год. Я даже забыл о том, что он будет. Я прекрасно помнил, что на дворе декабрь, но всячески игнорировал приготовления к празднику.

Я задумался.

Что до Якова, что после него, Новый год я праздновать не хотел, но положение обязывало быть с родителями, а они отмечали. Сначала я встретил его с отцовской семьёй, всем видом показывая, как мне нужен отдых, потом с матерью и её мужиком, так же всячески выпячивая усталость и обессиленность. Мою незаинтересованность никто не воспринимал, она казалась «задумчивостью» или «беспокойством о собственном состоянии». Я позволял им интерпретировал так, как хотели они, результат всё-таки был одним, и он меня устраивал.

Следующий встретил с Толей, Саней и Верой – в их компании я ощущал себя лучше всего, несмотря на то что Толе приходилось тяжелее. После того, как переехал, вообще не волновался по поводу праздника, родителям говорил, что встречу с друзьями, а к ним приходил на каникулах. Одиночество меня не волновало, но сейчас… я и не представлял, как поступить.

Навязаться Толе? Подговорить Саню и Веру? Или всё-таки сунуться к родителям?

Уже тогда я думал, что от Якова отвязаться не получится. Не знаю по какой причине, такой расклад казался закономерным.

Ответил, что пока не знаю и открыт для всех предложений, Толя был в таком же положении.

Когда я приехал домой, то залез в телефон.

Вчера написала мама, спрашивала, записался ли я к врачу. На диагностику. Врач – последний, о ком я думал. Несколько сообщений от одногруппников и целая мешанина в чате группы. Я даже читать не стал, кинул телефон на кровать и пошёл мыться.

Из-за количества сообщений сразу появилось желание объявиться на парах, к тому же сессия на носу, сейчас не время торчать дома.

Понятно, что не время, но что ещё остаётся?

Яков без внимания не оставляет – раздевает меня, не отлипает в ванной и трогает в душе.

Я только поджимал губы и старался покончить с делом как можно скорее, повторяя ему отстать от меня, но он, как и раньше, не внимал ни одному моему слову. Он только слушал голос и выглядел до безобразия счастливым.

***

С утра я собрался на пары, получилось даже немного поспать, но, когда я вышел, почувствовал, что на пары не пойду. Без конкретной причины. Вместо этого я опять потратил силы, деньги и время впустую, абсолютно не представляя, что делаю и что конкретно мной руководит. Только туманные чувства, которые не прощупать и не узнать.

Ехал намного дольше, чем до кладбища, оно и не удивляло, Яков постарался забрать меня как можно дальше, чтобы было поменьше людей и возможности выбраться самостоятельно. Если бы меня тогда не подобрали, даже если бы у меня были ноги, я бы не знал, куда идти, в какой стороне находится хоть что-нибудь, что мне поможет.

Я вылез из машины раньше, чем доехал до места. Нужно было морально подготовиться, но в чём эта подготовка заключалась, кроме оттягивания времени, я не мог сказать. Надо было поймать момент, одно из этих мутных чувств и определить его, но тело определяло только холод на улице. Температура ниже, чем в городе, и снега сохранилось больше.