От раздумий руки лезут – почесать затылок, шею, обшаривают карманы и нащупывают измятую пачку, где не осталось сигарет.
— Зайдём в магазин? — предлагает Андрей.
========== 32. Пятница-воскресенье, 05-07.07 ==========
— Как понять, что ты знаешь человека? — спрашиваю я.
— Хороший вопрос, — комментирует Андрей. — Ты, правда, хочешь в этом разобраться?
— Хочу понять, что из того, что я знаю о Трещотке, правда.
— А… В таком случае, всё, что ты знаешь о нём, правда.
— А если он врал?
— Как факт, ложь, которую ты знаешь, тоже правда.
— Я не философствую! Дебил…
Испортить моё настроение не составляет труда.
— Я тоже, — отвечает без обиды или напора. — Ложь из ниоткуда не берётся. Чтобы соврать, нужно знать о чём. По идее, ты слышишь то, о чём он знает, что увидел или услышал от кого-то другого. А знания – тоже часть человека. Получается, ты узнаешь о том, что известно человеку.
Если думать так, то…
— Да, — почти с озарением говорю, — но это – слишком заумно. А если он… придумал?
— Тогда… ты узнаешь, на что способно его воображение? — неуверенно смеётся. — Воображение считается его частью?
— Я же не скажу: «Нет». Но я не понимаю, как это работает.
— Знаешь, люди, сами по себе, это – склад знаний и опыта.
— Откуда ты этого набрался?
Спрашиваю раньше, чем вспоминаю, что Андрей старше меня.
— Знакомая рассказала.
— У тебя есть знакомые? — не скрываю шока.
— Ну, появились.
— Тогда я не понимаю, почему ты проводишь время со мной. Грехи зализываешь?
— Нет.
— Честный ответ, — вздыхаю.
— Относительно первого, — улыбается Андрей, — думаю, что моё присутствие немного, но может тебе помочь. Поэтому я согласился на встречу.
— Вот как.
Я бы никогда не подумал, что моё присутствие или разговор со мной могут помочь.
***
— Вернулся, блудный сын? — с удивлением и восторгом встречает отец.
— Я перекусить, а потом снова бежать.
— О как. — Ни капли протеста.
«Такие времена».
— Но перед этим посплю, — далеко мы уходим, когда заводим разговоры.
— Ага, значит, вернулся.
— А куда денусь?
— Вадим, привет, — говорит мама. — Как дела?
— Всё хорошо. Никак не надышусь воздухом на улице. Да, из выхлопных газов и других гадостей города, — знаю, за что зацепится старик, и отвечаю по ходу.
Ещё немного разговариваем, определяемся с планами на вечер субботы и расходимся по комнатам.
— Спокойной ночи, — говорю и закрываю дверь.
Недостаток сна сказывается. На каждом родительском слове залипал и думал, что оно значит.
Сказал: «Всё хорошо». Без раздумий.
Повторяю за Денисом.
Смотрю в телефон: «Я напишу» – отвечает. Серьёзно. Официально. Будто всегда так отвечал.
Да никогда…
Душно сегодня было, да? 22.50
***
— Тебя больше не достают? — спрашиваю у Андрея.
Хочу забить голову чем-нибудь, кроме Дениса и его: «Ага».
— На меня решил переключиться? — подмечает с осторожностью.
— Ага. Спешу стать твоим героем. — Вспоминаю, как Андрей благодарил меня. — Опять. Но… я не думал, что так получится.
Это – исключение.
— Всякое бывает, — Андрей пожимает плечами и улыбается. Будто ему действительно легко. — Думаю, мне повезло. Возможно… м, Трещотке, — прозвище не говорится свободно, — тоже повезёт.
— Случилось бы это сейчас.
— Было бы хорошо.
— Но этого может не произойти.
Ветер шумит.
— Тоже верно.
— Ну так? Что по этим?
— Тебе, правда, интересно?
— О-о-очень, — чем дольше оттягивает Андрей, тем больше скучаю я. — Всё мечтаю пересечься с ними, — придумываю, восстанавливая детали единственной встречи. — Особенно с тем, который главный. Как-нибудь круто выбить айфон из рук и сломать. Не нарочно, — улыбаюсь. Ещё как нарочно.
Стоит только вспомнить, сколько проблем принесло это видео. И стоит заметить, что этих проблем уже нет.
Цепляюсь за замок на куртке.
Прошло два месяца. Всего-то. Но слишком многое изменилось.
В груди тяжелеет.
Сжимаю край джинсовки в кулак. Молния теряется, язычок тоже.
— Если тебе, правда, интересно, — отвлекает Андрей, — то ничего не изменилось.
— В смысле?
— Ну, вся ситуация, в целом, подлила огонь. Я рассказал, почему, — обращаю внимание на руки Андрея: пальцы снова дерут швы, — поступил так. Из-за кого. — Я чувствую, как, говоря кусками, Андрей успокаивает себя. — С ними… говорили. Но они, конечно, конечно отрицали. Мне не поверили. Доказательств нет. Короче, поддержки я не нашёл. В универе из-за этого проблемы. И поэтому я взял перерыв. И, когда мы пересеклись, всё повторилось.
— Один-в-один?
— Я пытался сопротивляться. Ты не подумай. Сейчас я их не вижу.
Это «сейчас» не останавливает его пальцы и не возвращает прежнюю речь.
— А если я скажу, что видел, как они тебя прессовали?
— Это будет странно, — смеётся Андрей. — Решат, что они учили меня уму-разуму. По-свойски.
— Так ты уже думал об этом.
Он зажато улыбается:
— Приходилось.
У каждого действия есть последствия – надо запомнить.
И это не делает мне лучше.
***
С родителями веду себя скованно. Говорю меньше, не оцениваю. Не даю острых комментариев, почти не ем. Даже я это понимаю. Родители тем более, но они поддерживают меня в моём глупом упорстве казаться сильным и не раскрывают с поличным. Знают, что у меня есть свои причины. Что я не просто так изменился. Знают, что это нечто большее для меня.
Поэтому, в любой момент, я могу понадеяться на них – рассказать. Поделиться. Но для этого момента нужна причина.
Пока не найду её, останусь таким: под покрывалом, и буду думать, что хорошо спрятался, раз меня не замечают.
***
Днём остаюсь один. На бэхе гоню до площади. Нахожу знакомых, с ними катаюсь, разучиваю трюки. Когда заявится Стас, покажу пару и самого припахаю учиться.
Представляю, как он выдаёт пируэты лучше фигуристов, – ради этого стоит постараться.
Надеюсь, – оседает мысль, – это случится как можно раньше.
Фотографирую площадь с нашего пригретого местечка и отправляю: «Помнишь ещё?».
Чтобы не сорваться, он нагрузил себя работой. Но ничего не обещает, что он не сорвётся, да? Всё может быть. И всё может быть впустую.
Не знаю, смог бы я так поступить с собой ради своего же блага.
Наверняка, это было трудное решение.
Делаю круг по площади и возвращаюсь.
Хочу только, чтобы его решение окупилось.
***
— Может, я думаю слишком много? — высказываю Андрею.
— Не исключено.
— Хватит. Прекрати. Почему не сказать: «Да, блять, ты загоняешься» или «Нет, это нормально»? — смотрю в упор на него.
Андрей ничего не говорит. Ощущает мой хмурый взгляд на расстоянии вытянутой ноги и не отводит глаза. Смотрит с тем же напором.
— Потому что я не знаю, — не выдерживает и отвечает. — Но, если ты хочешь услышать что-то определённое, я могу повторить за тобой.
— На хер надо, — сдуваюсь я и втягиваю шею в плечи.
Солнце не сходит с позиций третий день. Мы же ныкаемся по дворам и паркам. В этот раз обогрели качели, на которых очень удобно сидеть напротив друг друга и показывать своё негодование.
Я был единственным, кто его показывал.
— Меня это достало, — изнывая говорю.
— Это видно.
— И жара эта тупая, — пинаю сидушку Андрея, — и Денис, этот говнюк, сука, мать его. Он не подумает писать! Ни-ког-да. Не будет по-другому. Точно. Пизда.
— Его зовут Денис?
— Это неважно. Важно… хуй его знает, что важно, — закрываю лицо руками.
Я бы всех назвал. Всех обозвал. И возненавидел. И чмырил. И унижал. Но среди всех них я – тот, кто не может справиться. Тот, кто не может ничего исправить.
Задерживаю дыхание, а воздуха уже не хватает. Будто я сжираю его телом, и мне самому не остаётся.