Расправляю бумагу и кладу под учебники.

Что мне с этим делать?

***

— Доброе утро, Вадим, — говорит с улыбкой мама.

— Добрый… день, — замечаю 11.37 на часах.

— Организовать завтрак?

— Пожалуйста.

После полуденного завтрака подходит старик. Травит пару второсортных шуток и переходит на серьёзный тон. Дело возбудили.

Если бы Стас не просветил, я бы удивился и накинул старику светлых мыслей. Поймал бы на лаже. Не упустил бы.

Родители объясняют, что будет происходить и как, несмотря на наличие прямых доказательств. Так работает система.

Для подобных дел нужен отдельный суд, чтобы не ждать два месяца. А если я забуду? Опять вспоминать? А если вспылю? Моральный вред компенсировать будет?

Вот счастье.

***

Без Дрочильщика время оседает.

К замечаниям знакомых могу добавить, что затих не только я, все сбавили обороты, когда история оттеснилась настоящим в далёкое прошлое. Будто её не было. Но она была. Для меня, моей семьи, для Дрочильщика Андрея и, должно быть, для его семьи.

Я впервые задумываюсь об этом: он – не одиночка. У него есть семья, родители.

Они знают, что сделал их сын? Если узнали, помогли?

Большинство моих знакомых не полагается на родителей. Каким «знакомым» окажется Андрей?

Из любопытства пишу. Он отвечает: «Мама была в шоке. И потом долго злилась, и кричала. Думаю, она очень волновалась, но не могла выразить чувства по-другому». Краткий ответ по теме.

Надеешься на условное? 10.56

Да 11.01

На исправительные работы. Так смогу искупить вину 11.01

«Передо мной надо вину искупать», – недовольно тычу в экран.

Честный ответ.

Ты будешь недоволен таким решением? 11.10

Буду. Но не пишу. Что-то останавливает: те же погоревшие эмоции. Заслужил. Никак иначе. Поэтому недоволен. Но недовольства, как такового, во всей красе и силе, я не ощущаю.

Почему так?

***

Майские праздники выдаются жаркими. Классом едем на шашлыки в сопровождении нескольких учителей и сильно ответственных родителей. Такими оказываются родители Васи. Громкими, заводилами, в отличие от сына инди-культуры.

— Ну-ну, налетайте! Пока горячее!

— Твой отец прирождённый торгаш, — комментирую я.

— А твои идеальные родители где? — язвит Вася.

— На работе.

— А нормальные люди отдыхают.

— А счастливые работают.

— Так себе оправдание, — утешает Гоша.

— Твоих тоже не видно, — замечает Петя.

— Им не до этого.

Я обвожу взглядом присутствующих. Многим родителям не до этого.

— Ну, жрать так по полной! — наставляю я.

Семьи Дениса не нахожу, сам он торчит в стороне, что почти вызывает жалость. Создаёт впечатление изгоя. Хотя на деле таким не является.

Эта мысль опустошает.

Всё-таки жалко его. Нелегко быть одному. И нехорошо забивать время с человеком своей бесконечной болтовнёй.

— На место положил, — угрожаю Гоше, ломая пластиковую вилку о деревянный стол.

Он замирает с куском мяса.

— Опиздюливаться будешь.

— За общее мясо?

— За мясо из моей тарелки.

Любит он мои нервы трепать.

Весь день собираем нотки внимания от учителей и родителей, то матернулись громко, то при ребёнке, то запалили с сигаретой, то вид у нас «сильно демонстративный». К замечаниям уши быстро привыкают, поэтому головы бессмысленно кивают, пока мы продолжаем материться и курить.

Под конец линяем, прихватывая Дениса. Сначала он ломается, но, когда я говорю, что его семья не обезумит, если он вернётся на час позже, соглашается.

— Тебя будто шантажом вынудили, — говорит Петя и осматривает Дениса – раз третий или четвёртый.

— Если бы я не хотел, то не пошёл бы, — отвечает притихший Денис.

Он плёлся в хвосте и не трещал без разбору, как со мной.

Ситуация другая, условия не те, но в этом ли причина?

Я оглядываюсь, цепляюсь за прыщи и опущенный взгляд. Петя, как всегда, меток в выражениях.

Шляемся по берегу: по песку и камням, реже по осколкам зелёного стекла. Солнце тянется к горизонту и почти не меняет цвет неба. Ветер с речки пресный и мягкий.

— Добрались, — стонет Митя и садится на песок.

— Ебать ты слабак.

— Вадим, — Митя поучительно выставляет средний палец, — не ты вчера шлялся с матерью «за покупками» по ебучему гиперцентру.

— Бюстгальтер помогал выбирать? — спрашивает Вася.

Мы разражаемся смехом.

— Без шуток про «мамку». Табу. — Отчеканивает Митя, но после давит улыбку. — Ублюдки.

— Благо у тебя семья полная, можно ещё про отца пошутить, — не останавливается Вася.

— Попробуй, пошути.

Пока перебрасываемся любезностями, Денис откалывается. Кажется, если бы он знал дорогу, непременно бы ушёл.

В перерыве между обсасыванием темы Данила с торжественным видом вываливает из рюкзака баллончики. Кое-где мятые, с пятнами краски.

— Данила, сколько в них? — спрашивает Митя и берёт один.

— Чистосердечно не ебу, — отвечает Данила, — брат свалил всё, что было не жалко.

— Тут и остатков на полноценную работу хватит, — Гоша встряхивает баллончик и рассматривает стену заброшенного завода.

До нас её уже украсили рисунками и всевозможными надписями, но вот самое главное – мы ещё ничего не оставили.

Парни разбирают снаряжение и принимаются трясти банками. Я выбираю баллончик с ядовитой зелёной краской. Денис не подступается, поэтому я кидаю ему на свой выбор. Он не ожидает – кипешит, поздно вытягивает руки, почти роняет, но ловит, прижимая баллончик к себе. А потом смотрит с вопросом.

— Включайся, — говорю я, — потом статью о них прочитаешь, натрещишь ещё, — и в этот момент мне хочется улыбаться.

Здесь, на берегу реки, под закатом, со всей компанией, которая, кажется, не изменилась с первой встречи, я забываю многое. Может быть, слишком многое, но мне нравится. Нравится запах лака в воздухе, следы краски на пальцах, несуразные рисунки, которые не претендуют на правильные пропорции и эстетику.

Вася распыляет краску вокруг себя.

— Ты – торчок? — ору я, убегая от него.

— За инди-культуру! — кричит он, догоняя меня, и оставляет пятно на футболке.

— Больной! — в горло смеюсь и давлюсь запахом краски. — Спасите-помогите!

— Похоже на импрессионизм, — комментирует Гоша.

— Не согласен, Георгий, это – лютый постмодернизм, — противопоставляет свою точку зрения Данила.

— Это – красный паук, — говорю я и оставляю пятно на футболке Гоши.

— С ума сошёл?! — ревёт он.

— Это всё поклонник инди-культуры, — я тычу в Васю с зелёным крестом на спине.

— Он меня довёл! — орёт Вася.

— Это… — начинает Денис и обрывает, когда мы смотрим на него. — Это бархатный клещ. Очень прикольный, — от его оптимизма и уверенности в своих высказываниях не остаётся былого налёта.

Мы переглядываемся.

— Так надо подписать! — подвожу итог я. — Данила.

— Так точно, — отвечает он, и я взбираюсь на его плечи, выводя, насколько возможно, ровные буквы и пару широких стрел. — Возьми мой, — Данила отдаёт синюю краску, и я добавляю цвета.

— Идеально.

Спрыгиваю и ощущаю холодок позади. Так же, как и запах краски. Это Гоша нанёс ответный удар.

— Ирод окаянный! — ору, преследуя задницу Гоши.

Тот запинается и падает в песок.

— Всё удовольствие испортил, — бурчу я.

— У меня голова кружится, — уточняет он.

— Ещё газку?

— Обойдусь.

Пока носились и распыляли краску по воздуху, Петя и Митя замутили грандиозное граффити. Денис хорошо вкладывался на побегушках, отыскивая нужные цвета.

— Сопротивление бесполезно, — направляю баллончик на Митю.

— Ага, давай, знаешь, сколько эта майка стоит? — он заносчиво откидывает чёлку.

— Боюсь представить.

— А ты попробуй. Рискни здоровьем! — басом произносит Митя, расставляя ноги и пружиня на коленях, как персонаж восьмибитной игры.