Запахи, воскрешающие прошлое
(эссе)
…Кажется, индейцы… Да-да, именно североамериканские индейцы имели обыкновение таким образом восстанавливать в своей памяти события многолетней давности: они носили у себя на поясе множество плотно закрытых флакончиков с сильно пахнущими травами, смолами и маслами, которые доставали в момент каких-либо событий или сильных переживаний и вдыхали тот или иной аромат. Спустя годы, вновь открыв флакончик, они как бы заново испытывали былое своё состояние, восстанавливая в памяти картины давно минувших дней.
"…ничто так полно не воскрешает прошлого, как запах, когда-то связанный с ним". Да, прав Владимир Набоков, чертовски точен…
Роза Чародейки из дома напротив
…Ха! Я давно подозревал, что бабушка Ева, живущая напротив, за калиткой с номером «12» по нашей улице Хетагурова, никто иная, как старушка-чародейка, околдовавшая Герду в своём чудесном саду!
Ведь в то время, когда наступали холода и, к примеру, наши розы, а также все цветы у того же дяди Булика Зубрицкого увядали, за забором бабушки Евы было тепло, как летом, а цветы и не думали увядать!
Я поделился своими сомнения со своей бабушкой Верой, с которой мы частенько захаживали в гости к бабушке Еве.
– Не чародейка ли она?, – бабушка с интересом посмотрела на меня. – Х-м-м, всё может быть… Хотя… Она из Гуфта, а там чародеек, насколько я знаю, отродясь не было…
– А в Тонтобет, в твоём родовом селе? В Тонтобет чародейки есть?
– Ну, разве что я!, – рассмеялась бабушка.
Шутки шутками, но я решил пойти напролом.
– А Вы знакомы с Гердой?, – тихо спросил я у бабушки Евы в очередной наш визит в её чудесный сад.
– С Гердой? А кто это, детка?, – бабушка Ева вскинула брови, глядя на меня поверх круглых маленьких очков.
– Ясное, дело – кто, – я чувствовал себя хозяином положения. – Сестра Кая, кто же ещё?!
– Нет, хъæбул, не знаю… А может, запамятовала…
Ну, теперь-то я был готов поклясться полуночным набегом на янтарную черешню математика Гавруша с улицы Карла Маркса (о, вкуснейшая и запретная черешня – Гаврушы бал!), что передо мной, среди вечного лета, в своем плетёном кресле сидела сама чародейка из сказки "Снежная Королева"! Ну, а как иначе? Даже не знать, не слышать о Кае с Гердой?! Все о них знают – бабушки Вера и Варя, и дед Григол, и мама с папой, и Гия – мой двоюродный брат, и Вале Парастаев, и Дудаев Сосик. Про лапландку с финнкой и Северного Оленя я уже и не говорю, а бабушка Ева и слыхом не слыхивала?! Просто не хочет, чтобы кто-то в городе разгадал тайну, это же ясно – как постоянное лето в её чудесном саду… А я и не думал выдавать её тайну. Наоборот! Очень скоро я понял, сколько могущества может принести мне эта тайна…
… Я не стану сейчас раскрывать её имени. Скажу только, что она жила по соседству и была самой красивой девочкой из всех, кого я видел. Да – и она была старше меня на два года. То есть ей должно было вот-вот исполниться семь.
И чёрт меня дёрнул на улице, при ребятах, пообещать ей красную розу в подарок на День рождения! Не зря бабушка Вера говорит, что у меня язык без костей: надо было, конечно, сначала добыть розу и сделать сюрприз…
Но отступать было поздно и накануне Дня рождения Самой Красивой Девочки я напросился с бабушкой Верой в гости к Чародейке из дома напротив. Я сказал, что немного побуду в чудесном саду, когда бабушка собралась на работу к себе в лабораторию, под аптекой. Ну, там, где обычно Наргиза продаёт мороженое из голубого ящика на гремящих колёсах-подшипниках. Когда бабушка ушла, а Чародейка задремала в своём плетёном кресле, я потихоньку пробрался в отдаленный уголок чудесного сада и сорвал заранее намеченную, самую красивую розу. Она была пышной и пахла малиной, мамиными духами и ещё чем-то там вкусным – аж за пять больших шагов…
…То, что происходило на Дне рождения Самой Красивой Девочки, было как в тумане: но одно знаю точно – я чувствовал себя героем. На улице была почти зима, а я подарил единственную розу в городе, пахнущую малиной, мамиными духами и – вспомнил – пломбиром в брикете из голубого ящика еврейки Наргизы…
И Самая Красивая Девочка взяла розу, погрузила в неё свой носик, покраснела и еле слышно сказала: "Спасибо, Котик…"
И я какое-то время не мог дышать.
Вот и всё.
И да, я уже сказал, что её имени не назову, и не просите: она замужем, и говорят, муж её ревнив как Отелло. Кто знает, что взбредёт в его горячую цхинвальскую голову, верно?
…Чуть не забыл. Как-то раз, уже поздней весной, мы с бабушкой Верой пришли в чудесный сад напротив. Бабушка Ева угощала нас свежесобранной клубникой. Я быстро умял целую тарелку, и Чародейка громко сказала:
– Собери себе ещё клубники, детка. И вымой под краном…
А потом добавила потише, чтобы не услышала бабушка Вера:
– А за розами, хъæбул, приходи в конце лета…
…Вся штука в том, что у меня есть «машина времени». Она находится во дворе Храма Святого Князя Владимира на улице Забелина, на Китай-городе, в Москве. Она, эта роза, растёт там и благоухает. Конечно, не сейчас, – нынче она укрыта от холодов чёрным мешком. Но настанет срок и можно будет прийти сюда, и вдохнуть её аромат, пахнущей и малиной, и мамиными духами, и мороженым моего детства… И перенестись в чудесный сад бабушки Евы.
Мунджи
… О! За свои сто двадцать лет она выросла до невероятных размеров: в три отцовских обхвата толщиной и высотой с трехэтажный дом, эта наша груша сорта "гоха"!
Каждый плод весил сильно за полкило, и когда осенью созревшие груши срывались вниз, они запросто могли покалечить любого, кому не повезёт оказаться под кроной исполинского дерева.
Вот поэтому и приехал в тот день мамин отец, дед Григол, пригнав из Тбилиси целую автовышку с «люлькой» для ремонта уличных фонарей: только так и можно было быстро и безопасно собрать урожай наших гигантских груш. Дедушка заведовал изрядным автопарком 31-го Тбилисского авиационного завода и приводил меня в восторг, приезжая на разных грузовиках с весёлыми шоферами, разрешавшими мне садиться руль в сладко пахнущих дерматином и нагретых солнцем кабинах…
…Мама до сих пор не верит, что я отчётливо помню тот сентябрьский солнечный день. И я её понимаю: мне было лишь два года и четыре месяца.
Шофёр Нико, стоя в «люльке», собирал груши, которые всё-таки время от времени срывались вниз и, оказавшись по ту сторону нашего забора, разбивались об асфальт, выложенный вокруг здания горисполкома, истекая пахучим соком и обнажив белую сахарную мякоть… Дед, посадив меня на колено, изображал бешеную скачку на коне, заставляя хохотать и визжать от удовольствия.
– Уа-а… Странно всё-таки, – в задумчивости обратился дед Григол к подошедшей маме и опустил меня на пол. – Кæд мунджи нæу ашы лæппу… Как бы немым не оказался этот парень… Странно… Пора бы ему уже заговорить, а?… Может, специалистам показать его, что ли?
Мама вздохнула и закусила губу.
– Ну, ладно, поехали мы, Жанна, матери позвони, скажи, что я выехал домой…
… Дедушка с Нико уехали, а мы с мамой пошли прогуляться в горисполкомовский сквер, как обычно, среди цветочных клумб с дурманящими ароматами… Я помню, как встретили соседа дядю Лёву со смешной фамилией Тертеров, и тётю Нелли, которая принялась, было, меня щекотать по своему обыкновению, но я вырвался и ломанулся прямиком в цветник… Вдохнул этот запах, потом ещё… И неожиданно внятно произнес первое в своей жизни слово. ««Цветок»», —сказал я, заставив маму пару минут спустя звонить бабушке в Тбилиси.
– Мама!, – кричала она в телефонную трубку. – Котик заговорил! Скажи папе: Котик за-го-во-рил!!! Он уже не будет мунджи! Он точно не немой!!!
… Сколько лет уж прошло, но запах городских цветов, всяких там колокольчиков и анютиных глазок, способен в мельчайших подробностях воскресить тот день моего раннего детства, когда я, наконец, заговорил…