Подписав в первый же год своего правления мир с персами, Осман II вскоре ввязался в разгоревшуюся Тридцатилетнюю войну – разумеется, на стороне антигабсбургской коалиции. Облачившись на удачу в доспехи Сулеймана Великолепного, юный султан сам повел войска к границам Речи Посполитой. Перед отъездом на Хотинскую войну Осман II из страха перед возможным в его отсутствие переворотом приказал убить своего ровесника – шестнадцатилетнего шехзаде Мехмеда, старшего сына Кёсем. За разрешением на это преступление ему пришлось обращаться к самому кадиаскеру европейской части империи, потому как шейх-уль-ислам давать свое благословение на это наотрез отказался. По преданию, когда принца душили, он успел выкрикнуть проклятие: «Хотя я ничего не достиг в жизни, но прошу Бога об одном: чтобы тебя он лишил и престола, и жизни!»
Поход начался удачно. Легкая победа в Цецорской битве в 1620 году и добытая в бою голова опытного полководца Станислава Жолкевского внушили Осману немалый оптимизм. Следующей весной он продолжил наступление на поляков, но удача – и часть янычар – уже изменили султану. Многодневная осада Хотина, сражение с войсками Речи Посполитой и запорожцев под командованием Петра Сагайдачного не принесла Осману ничего, кроме разочарования и крепнущей ненависти со стороны янычар. Турки шли в бой неохотно и все сильнее роптали, недовольные руководством неопытного султана. Осман, в свою очередь, обвинил в неудаче янычар, отмечая их леность и трусость. По возвращении в империю султан собирался под предлогом совершения хаджа вывезти в Анатолию имперскую казну и собрать там новое войско взамен морально разложившихся янычар, но не успел.
18 мая 1622 года в Константинопольских казармах начался кровавый мятеж, впервые в истории империи направленный конкретно против султана. Осман пытался утихомирить янычар, выдав им на растерзание особенно нелюбимых солдатами чиновников, но это не возымело желаемого эффекта. На следующий день восставшим удалось захватить султана в плен. Опасаясь за свою жизнь, Осман II обратился к бунтовщикам со словами: «Под влиянием лживых слов и по молодости я оскорбил вас, лучше бы мне этого не делать…Разве вы меня не хотите [видеть на троне]?» Низложенного султана заточили в Едикуле[154], а 20 мая в его камеру проникли подосланные великим визирем убийцы. «Они стали набрасывать на него аркан, но султан Осман, будучи крепким юношей, мужественно сопротивлялся», – писал современник. В качестве доказательства смерти низложенного Османа II палачи[155] отрезали ему ухо и нос, которые отправили тем, кто стоял за этим преступлением.
Судя по всему, сердцем заговора оказались мать шехзаде Мустафы Халиме-султан и его зять Кара Дауд-паша, принимавший непосредственное участие в убийстве Османа II. Во время второго правления слабоумного Мустафы I Дауд-паша получил должность великого визиря, но его амбиции простирались гораздо дальше. Он надеялся сместить династию Османов и посадить на трон кого-то из своих сыновей. Недееспособный султан Мустафа не был тому помехой – чтобы расчистить своим детям дороге к трону, Дауду-паше оставалось избавиться только от детей Кёсем. Он даже подсылал убийцу к ее сыну Мураду, но благодаря отваге и находчивости Кёсем злоумышленник был заколот до того, как успел совершить преступление.
Династическим планам Дауда-паши не суждено было осуществиться – на высоком посту он продержался чуть больше месяца, пока Халиме-султан не пожертвовала[156] им ради успокоения сипахов, возмущенных убийством законного султана. Их лидер Мехмед Абаза-паша открыл настоящую охоту на янычар-изменников. Те немногие, кому посчастливилось избежать его праведного гнева, переодевались в гражданское платье и, называясь в дороге армянскими именами, пробирались в столицу. В империи, по сути, началась необъявленная гражданская война. Ситуация стабилизировалась лишь благодаря усилиям нового великого визиря Каманкеш Кара-Али-паши, сумевшего убедить Халиме-султан, что Мустафа I должен отречься от престола, правда, при условии, что ему сохранят жизнь. Недееспособный, но дважды побывавший правителем огромной империи Мустафа вновь отправился в кафес, где провел оставшиеся ему дни. Поговаривали, что несчастный так и не осознал, что Османа II больше нет, и весь срок своего второго «царствования» бродил по дворцу, заглядывая в каждую дверь в поисках того, кто снял бы с его плеч бремя верховной власти…
10 сентября 1623 года на османский трон взошел сын Кёсем, одиннадцатилетний Мурад IV. Наконец она дождалась своего звездного часа – стала не только валиде, но и следующие несколько лет исполняла при сыне-подростке обязанности регента. Фактически до своего совершеннолетия ее сын ни дня не правил самостоятельно. Не имевшая прямых рычагов управления государством, Кёсем взвалила на себя нелегкую ношу. С самого начала царствования Мурада IV анархия, царившая в империи с момента смерти Ахмеда I, набирала обороты. Неразберихой в соседском доме не замедлили воспользоваться давно жаждавшие реванша Сефевиды. Персы вторглись в Ирак, где предатели из числа османских чиновников сдали им критически важный для экономики империи Багдад, и выбили турок с Южного Кавказа. Крымские татары восстали, в Северной Анатолии продолжал выказывать неповиновение правительству Мехмед Абаза-паша… Константинополь обрел шаткое политическое равновесие, но погрузился в хаос уличной преступности.
Впрочем, первые решения Мурада после того, как он формально отстранил мать от власти, лишь ухудшили и без того тяжелое положение империи. Отчасти из опасения повторить судьбу предшественника, отчасти из желания продемонстрировать подданным свою «твердую руку», Мурад IV в 1628 году казнил собственного зятя, великого визиря Кара Мустафу-пашу, обвиненного в «нарушении установлений Господних». В отношении следующего великого визиря, Хюсрев-паши[157], молодой султан допустил еще бóльшую ошибку – вместо казни он просто отстранил бывшего начальника янычар от власти. Султанская гвардия немедленно взбунтовалась и погрузила столицу в кровавый мрак пожарищ и политического террора. Янычары даже штурмовали султанский дворец Топкапы и на глазах у Мурада IV зарезали очередного великого визиря.
Хотя сам молодой султан справился с кризисом на удивление достойно, гибель многих ставленников Кёсем от рук разъяренной толпы сильно пошатнула влияние валиде при дворе. Тщательно обдумав свое положение и правильно расставив приоритеты, Кёсем отошла в тень, предпочитая безопасность иллюзии власти. Впрочем, совсем бразды правления валиде не утратила – вместо откровенного вмешательства она просто стала действовать хитрее, загребать жар чужими руками. Известно, что она продолжала время от времени посещать заседания Дивана и поддерживала тесный контакт со многими великими визирями. В присутствии евнуха она даже общалась с министрами практически непосредственно, отделенная от них всего лишь резной ширмой.
В 1635 году Мурад IV двинул армию против Сефевидов. На Кавказском фронте туркам сопутствовал успех – они заняли Тебриз, Ереван и Нахичевань, но главного триумфа молодой султан добился лишь в 1638 году, когда османы под его командование после 40-дневной осады вернули себе Багдад. По преданию, перед решающим штурмом командир персидского гарнизона предложил решить дело поединком. От османов вышел сам Мурад IV и первым же ударом размозжил противнику череп, после чего повел воодушевленных его подвигом солдат на штурм. Чтобы еще больше подстегнуть имперскую армию, султан велел не жалеть мирных жителей и не брать в плен ни одного иранца… Всего в последовавшей резне погибло около 60 тысяч человек.
Репрессиям подвергались и османские подданные, особенно беженцы, которые стягивались в столицу из регионов, спасаясь от мятежей и голода. Впервые в истории Османской империи правительство по требованию султана начало проводить политику дискриминации жителей по конфессиональному признаку, в том числе и адептов так называемых «покровительствуемых религий» – иудаизма и христианства. «Неверным» запретили носить платья тех же фасонов, что носят мусульмане, а также одежду из роскошных тканей и мехов. Позже знаменитый османский путешественник Эвлия Челеби написал: «Мурад был наиболее кровавым из всех османских султанов»[158].
