Будущий император Священной Римской империи Сигизмунд I Люксембург отправил Баязиду письмо, в котором выразил возмущение бесчинствами османов в Валахии и на венгерских границах. Султан не удостоил венгерского монарха ответом, лишь указал его посланцам на развешанное в шатре трофейное оружие. Папским легатам Баязид и вовсе пообещал, что после завоевания Венгрии он двинется дальше на запад и однажды накормит своего коня овсом из алтаря собора Святого Петра. Это бахвальство привело к тому, что на призыв Сигизмунда присоединиться к крестовому походу против турок откликнулись знатные рыцари со всей Европы.
Сборную армию французских, английских, шотландских, немецких, богемских, итальянских и польских крестоносцев возглавил граф Жан де Невер Бесстрашный, сын бургундского герцога, чьими деньгами преимущественно и оплачивалась кампания. Согласно генеральному плану им предстояло не просто освободить от османов европейские земли и Константинополь, но и, промаршировав через турецкие владения и Сирию, «вырвать у неверных Гроб Господень»… Европейцы были абсолютно уверены в успехе. Бургундцев сопровождал огромный обоз со слугами и даже музыкантами – по свидетельству современников, кое-кто из рыцарей начал разнузданно праздновать победу еще до начала похода.
В Буде они соединились с венгерским войском и двинулись к османским границам. По дороге они сожгли несколько небольших городков и крепостей, предавая мечу всех без разбора, будь то мусульмане или болгарские христиане, взрослые или дети. Беспрепятственное продвижение и отсутствие признаков приближения основных турецких сил окончательно убедили крестоносцев в своем превосходстве. «Пусть бы небо обрушилось на землю, у нас достало бы копий, чтобы подпереть его!» – хвалился один из участников похода. Вопреки призывам короля Сигизмунда быть осмотрительными, рыцари торопились прославить себя ратными подвигами, «ибо такова цель их пребывания в диких землях».
25 сентября 1396 года армии креста и полумесяца схлестнулись под стенами бывшей болгарской столицы Никополя. На военном совете перед генеральным сражением Сигизмунд I настаивал на необходимости выставить в первых рядах свирепых валахов и венгерскую пехоту – с тем, чтобы те связали османов боем и по возможности сломали их боевые порядки. Основная же ударная сила – французская и немецкая тяжеловооруженная конница – должна была дожидаться исхода первых схваток, чтобы или смести строй врага внезапным ударом, или поддержать пехоту в обороне, для чего конникам пришлось бы спешиться.
Однако же, при всей разумности предложенной Сигизмундом тактики, его план имел серьезный изъян: он учел маневренность и дисциплину османов, но не взял в расчет рыцарскую гордость… В первом же бою прятаться за спинами грязных крестьян?! Осторожность венгерского короля знатные крестоносцы восприняли как сомнение в их воинской доблести и сочли, что Сигизмунд просто пытается похитить у них «славу дня и честь победы». Масла в костер амбиций подливал успех Ангеррана де Куси, наставника графа де Невера, которому повезло накануне повстречать в одном из горных ущелий и уничтожить небольшой турецкий отряд.
В итоге бесплодный спор военачальников оборвал граф д’Э. С криком «Во имя Господа и святого Георгия, ибо сегодня они увидят, что я славный рыцарь!» он увлек за собой соотечественников в атаку. Французские шевалье все как один последовали за ним. «Печальтесь о безрассудстве! – писал хронист Жан Фруассар. – Когда они ринулись на оттоманов, их было не более семисот человек. О, если бы только они подождали короля Венгрии! Они могли бы совершить великие подвиги, но гордыня стала причиной их гибели».
От подножия холма до его укрепленной вершины крестоносцы гнали лошадей во весь опор. Ополчение и необученные новобранцы неприятеля при виде знамени с ликом Девы Марии в ужасе бежали, почти не оказывая сопротивления. Закованные в латы кавалеристы рубили противника мечами, пронзали пиками, топтали копытами боевых коней, соревнуясь, кто повергнет больше врагов… У вершины холма рыцарям пришлось спешиться, чтобы преодолеть ряды заостренных кольев, за которыми скрывалась турецкая пехота, в том числе уже знаменитые янычары. После недолгой схватки французам и немцам удалось разорвать вражеский строй и обратить османов в бегство.
В этот момент опытный Ангерран де Куси и старейший из крестоносцев адмирал Жан де Вьен предложили сделать передышку и, закрепившись на захваченной позиции, дождаться подхода союзников, но азарт погони заглушил голос разума. Несмотря на сильную усталость, рыцари продолжали преследовать отступающего противника, совершенно уверенные в том, что гонят перед собой основные турецкие силы. Правда открылась им лишь на вершине холма. С ужасом взирали они на ровные шеренги тяжелой османской конницы, дожидавшейся своего часа… «И львы в их сердцах обратились в робких зайцев», – сокрушался один из современников описываемых событий.
Когда армия Баязида двинулась в контратаку, то «звук турецких труб и барабанов потряс небеса». «За святого Дени!» – кричали с одной стороны. «За нашего повелителя!» – гремело в ответ. «Стрелы падали из облаков, словно дождь, – писал поэт Юсуфи Меддах. – Чтобы уклониться от них, храбрые воины кидались прямо на строй неприятеля, тогда как трусы искали спасения в бегстве, но тем самым лишь подвергали себя еще большей опасности».
Жан де Вьен пытался воодушевить соратников и сплотить их вокруг знамени с ликом Богородицы. Шесть раз древко падало в пыль, и шесть раз старый адмирал поднимал его, пока не был сражен вражеским копьем насмерть. Рядом отчаянно дрался предводитель похода Жан де Невер, за свою отвагу в этой битве заслуживший прозвище Бесстрашный. Только после смерти де Вьена телохранители сумели убедить герцогского сына сдаться. По примеру своего командира сложили оружие и прочие благородные рыцари…
Сигизмунд в это время гнал свои полки на помощь союзникам. Надежды на легкую победу над турками лежали в пыли рядом с французскими знаменами, но будущий император рассчитывал избежать хотя бы полного разгрома. На какое-то время венграм удалось оттеснить османов от подножия холма, но внезапно во фланг крестоносцам ударил клин сербской конницы Стефана Лазаревича… В считаные минуты все было кончено: «деспот атаковал со своими людьми знамя короля и повалил его».
Сигизмунд с группой приближенных бежал на борту венецианской галеры. Вслед за ним спасения на реке искали и другие уцелевшие в битве, «но так как корабли уже были наполнены людьми, матросы не колеблясь рубили руки тем беглецам, которые еще хотели взобраться на палубу, и они во множестве тонули». Тем не менее части побежденных все же посчастливилось добраться до противоположного берега. Участь пленных была ужасна.
Источники расходятся во мнении, что именно привело Баязида в страшную ярость, – большие потери его собственного войска или обнаруженные в захваченном лагере крестоносцев груды тел местных жителей, умерщвленных рыцарями еще до начала сражения. Наутро султан повелел выстроить всех пленных перед своим шатром и обезглавить. «…Кровопролития эти продолжались с утра до вечера, когда уже советники Баязида преклонили пред ним колена, умоляя своего господина, чтобы он умерил гнев во имя Бога, дабы самому не понести кару за чрезмерное кровопролитие», – вспоминал оруженосец рыцаря Иоганн Шильтбергер, один из немногих уцелевших в учиненной Баязидом бойне.
По османскому обычаю жизнь сохранили лишь юношам младше двадцати лет и нескольким дюжинам самых знатных рыцарей, за которых султан намеревался получить большой выкуп[54]. С последним Баязид не прогадал. За вызволение своего сына и его товарищей по оружию бургундский герцог заплатил баснословные 200 тысяч монет золотом. Помимо этого генуэзские посредники передали султану драгоценные рейнские ткани белого и розового цвета, пикардийский гобелен с сюжетом из жизни Александра Великого и белых норвежских кречетов. Ловчих птиц Баязид тотчас испытал в деле – на устроенной специально для европейцев султанской охоте. Роскошь действа, размахом напоминавшего скорее военную операцию, необычайно поразила пленников, однако полученные ими прощальные подарки оказались чрезвычайно скромными: железный жезл, воинский барабан и тугие османские луки с тетивами, якобы сплетенными из человеческих кишок. Тем же, кто не уловил намека, Баязид велел передать издевательское приглашение вернуться и рискнуть вновь испытать османов в бою.
