– Ох, сколько интересных определений! Так. Думаю, этот разговор стоит продолжить в моем кабинете. Вы как?

– Спасибо, профессор. Я прямо сейчас готов. Продолжить.

– Так идем же. Ну и что Вы, господин Писатель, взяли за основу? Старую добрую фантазию?

– В этом и странность. Чужую личность. Ее можно преобразовать с помощью текста. Не верите?

– Данко, Вы здоровы? Сердце не шалит? Голова?

– Смейтесь… Им, – Данко мотнул стриженной головой в сторону окна, за ним внизу во дворе кучковались студенты академии, – мое сердце точно не нужно. А этим и подавно. – Еще один кивок на небоскреб в серо-розоватых тонах. Там вот уже несколько лет располагалась экспериментальные социальные лаборатории Департамента воспроизводства. Основной их деятельностью были психологические опыты, направленные на ускоренное создание безопасных общественных ячеек. В будущем они были намерены добиться идеальной искусственной количественной и качественной регуляции для Города и малых городов, исходя из экономических интересов Социума.

– Но я хочу помогать. Помогать людям. Для чего мы еще нужны? – Данко покраснел и отвернулся к окну. Профессор похлопал его по плечу.

Ученье, действительно, превратилось в мрак. Академия в первоначальной своей ипостаси доживает последние годы. И я, должно быть, тоже. Какая же гнусность. Кто пронюхал? Как они узнали? Отобрать несчастный факультатив? Теперь я Герман Гесин – образцовый профессор, преподающий на языке нового общества. Когда-нибудь оно подавится этим своим языком. И замолкнет на веки. А мои мальчики? «Работник социальной словесности»! Что это за специальность такая? Обученная крутить мозги и без того безмозглым дурачкам литературная обслуга, способная сочинять непроходимо тупые стишки. Хотя нет, это я, старый олух, заблуждаюсь. Непроходимо вредными будут их опусы, ибо учили их хорошо. Одно успокаивает – мне самому терять нечего и некого. Я так хотел. Так было правильно. Только мальчишек жалко. Особенно Данко. Если о нем узнают, речь пойдет о жизни и смерти. Стучат. Легок на помине.

– Войдите! – Гесин отнял голову от, скрещенных в усталом жесте, ладонях. Когда никто не видел, он мог себе позволить побыть человеком, которому есть, что терять.

– Профессор, я не вовремя? Вы опять разговариваете сам с собой? – Гесин не смог удержать смешка.

– Ну что ты, Данко, все нормально заходи! Ты мне не мешаешь. Только дверь закрой. Тут одни соглядатае теперь. Скоро книги прятать придется.

– Если придется, обязательно позовите меня. Вдруг, вас сцапает Подразделение по подбору пар, а так ценная литература хотя бы попадет в правильные руки.

– Умеешь утешить, господин писатель. Садись. У меня есть целый час до следующего занятия под присмотром остолопов в сером.

– Кстати, профессор, мы с ребятами вычислили, кто Вас сдал ограничителям.

– Да что Вы? Сам бы я, конечно, не догадался. – Данко сделал большие глаза.

– Так Вы знаете, что это Марк?

– Видишь ли. У меня есть доступ к личным делам студентов. Не смотри так. И к твоему тоже. Я в курсе, кто у мистера Марка в родственниках. Данко, я хочу, чтобы ты пообещал, что не будешь вмешиваться. Давай лучше проверим, как работает этот твой литературный гипноз. Ты закончил?

– Да. Я… Я точно не знаю, как, но это должно сработать. Ваш… Страх потери должен преобразоваться. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Интересно. Жанр?

– Сказка, профессор.

Однажды человек, у которого ничего нет, шел по своим человеческим делам. Он был не коренаст, не статен, не притягателен, но и не безобразен. Не мудр, не глуп, не одинок, но и никому особенно не дорог. Ходили за человеком три ученика. Мрак, Ветер и Снег. Каждый талантлив и сумасброден, за каждого из троих человек переживал. Слишком много охотников до их способностей рыскали вокруг. Первый мог скрыть любую боль и несправедливость, лишь взмахнув полой своего черного плаща. С Мраком всегда было уютно, ведь никто не слышал их бесед. В такие минуты человек мог говорить о Душе. Ветер, самый безответственный из всей компании имел обыкновение ускользать, как только человек начинал поучать его, рассуждая, как бы сподручнее ветру дуть, чтобы угождать всем людям. Ветер только вздыхал могучей грудью, отчаянно дожидаясь конца урока. Ветер пришел к человеку, чтобы научиться терпению, ведь кто еще может выносить столько неудобств и боли, заручившись одной лишь мыслью – «так надо». Иногда человек просил Ветра об услуге, когда больше не мог шептать свое «так надо», «так надо». Тогда Ветер дул со всей силы в лицо человеку, унося с собой все его мысли. Снег же был безупречно красив. Он умел наводить морок. Глядя на него любой забывал обо всем плохом, не видя ничего, кроме безупречной красоты. То была холодная красота. Она не грела. Стихии ходили за человеком, потому что он единственный обладал Душой. Ее никогда никто не видел, но говорили, будто бы нет ничего прекраснее. Мрак хотел подарить Душе свой черный плащ, вдруг ее терзают тяжкие мысли? Добродушный Ветер унес бы Душу на край света, чтобы той было радостно, а Снег собирался проверить, сможет ли Душа растопить его благородный лед. Иногда ученики спрашивали человека, скоро ли покажется Душа, можно ли с ней поговорить? Человек в такие минуты становился очень грустным, ведь у него на сердце лежала ужасная тайна. Когда-то до встречи с Мраком, Ветром и Снегом он потерял Душу. Из-за бесчестных поступков, из-за своих и чужих ошибок, из-за обиды, да много из-за чего. Человек мог провести ночь, перечисляя причины по, которым, он считал, было правильно расстаться Душой, но будь она при нем, в глубине ее человек нашел бы истинную причину – страх. Когда-то он побоялся открыть Душу той, что казалась ему милей всего.

Двое стояли под дубом. Шел снег. Ветер играл поземкой. Сгущался мрак. Человек тогда был еще молод. Она стояла перед ним. Его Душа стремилась к ней, но человек не был уверен в благополучном исходе. Воображение рисовало печальные картины. Вот они вместе. А дальше? Ведь будет только хуже. Так всегда бывает. Было уже. Ей не понять меня, как не понять и другим. Наверное, я обречен на одиночество. Возможно, оно пойдет мне на пользу, и я создам нечто великое. Или не создам. Все равно она не полюбит меня. –Мысли человека казались Ветру очень глупыми, он с удовольствием развеял бы их. Но засмотрелся на черные блестящие волосы той, что стояла под деревом рядом с человеком и удивлялась его холодности.

– Наверное, я совсем ему не нравлюсь. Какой у него суровый взгляд. Но зачем тогда все эти встречи, разговоры? Я понимаю, он умен, образован, а я… Я не ровня ему, всего лишь глупая мечтательница.

Благородный Снег осыпал волосы девушки. Если бы он только мог то, обязательно поведал бы ей, какая она удивительная. Даже Мрак не смог бы образумить человека. Он взмахнул полой плаща. Тогда слова стали совсем бессмысленны.

Человек отвернулся и пошел прочь. Та, что была ему всех милей, осталась стоять под деревом. Утерла слезы и тонко выдохнула в спину уходящему человеку: – Зачем ты прячешь свою Душу?

Мрак, Ветер и Снег переглянулись и последовали за ним.

Они не знали, что тогда он обзавелся самым главным, самым ненавистным противником. Его звали Страх. Человек не хотел постоянно жить с ним и поэтому рассудил так: – Ежели у меня нет ничего, то и бояться нечего. Верно? А значит, точка. Кончено. Никого не буду любить и ничем не буду владеть. Пока человек шел, Страх извернулся и украл последнее, что было – Душу.

Человек прижал руку к груди и упал. Когда очнулся, то увидел трех юношей, склонившихся над ним, и услышал обрывок беседы.

– Но ведь можно ее отыскать, я знаю каждый уголок на много дней назад и вперед – воскликнул Ветер.

– А я могу укрыть ее своим плащом – добавил Мрак.

– Но мы никогда не сталкивались со Страхом – засомневался Снег. Человек, ты знаешь, как победить Страх? Научи нас.