– А мне твое.

– Но раз ты не спускалась в подземное царство ради папы, то мне тоже не обязательно вырывать из груди сердце, чтобы показать людям путь.

На лицо Психеи снова набежала тень. Она бы спустилась и глубже, но удержать ее Артура можно было только одним способом.

– Я задумала один эксперимент. Поможешь мне? Хотя, тебе, конечно, еще рано заниматься литературой! – Психея снова лукаво посмотрела на сына. Все мужчины любят вызовы.

– Мама, мне уже десять! Я взрослый состоятельный человек.

– Да ну! – Психея рассмеялась.

– Ой, я хотел сказать, самостоятельный! И я мужчина! А значит, ты всегда можешь на меня положиться.

– Рыцарь. Надо было назвать тебя Айвенго!

– Ну неет! Лучше тогда Ричард Львиное сердце!

– Так слишком длинно. Твои учителя и без того считают меня сумасшедшей. К счастью, не всем знаком Горький. Когда ты успел одолеть шотландца?

– В прошлом месяце, когда был… с папой.

Данко внимательно следил за тем, как меняется лицо матери. Он хоть и прочитал намного больше, чем сверстники, но все не мог взять в толк, почему так вышло, что любовь его родителей куда-то исчезла, превратившись в отдельные любови. Отца к нему. И матери к нему. И огромную его, Данко, любовь к обоим. И как прекратить эту метаморфозу он не знал, но без колебаний бы отдал за ответ свое сердце.

– Мам, а правда твое имя – значит «душа»?

– Верно, где ты об этом прочел?

– Нигде. Узнал из одного разговора.

– И теперь не договариваешь?

– Не хочу тебя расстраивать.

– Едва ли. У меня отличное настроение.

– А его точно хватит?

– Если что, придется тебе его поднимать.

– Тяжело придется, потому что это папа.

– Что папа?

– Рассказывал про душу…

– Наверняка добавил, что у меня ее нет.

– Сказал, что ты продала ее за литературу.

Психея нехорошо усмехнулась.

– Ничего, Данко, мы над этим поработаем. Пойдем. Начнем сегодня же. Возьмем за основу прочитанный тобой недавно миф об Амуре и Психее.

– Алекс, ты только посмотри! Копалась в библиотечном старье и нашла душераздирающую историю! – Лола тормошила Алекса, который уснул, не дождавшись ее возвращения, хотя они договаривались провести вечер вместе.

– Это ты называешь, собирала материал для научной публикации? Вот и отпускай тебя одну.

– История Города кроме меня и еще пары таких же сумасшедших никого не интересует. И хорошо! Меньше будут лезть со своими социальными нравоучениями! Да ты взгляни на заметку! – Алексу пришлось отложить аргентинца, которого он последнее время везде таскал с собой, поскольку Лола улеглась на его плече и развернула старую газетную полосу, какие теперь можно было раздобыть разве что в познавательных лекториях и немногочисленных библиотеках, куда у Лолы, как у сотрудника исторического департамента доступ был. А то, что едва ли кто-то в ближайшие пару сотен лет откроет газетную подшивку, которую Лола выпотрошила, несколько успокаивало ее совесть.

– Читай же о, жрица Клео! Я внемлю!

– Вот ты смеешься, а тут одну даму любовь свела с ума. В прямом смысле слова. Пишут, будто бы Психея К., вот это имя, так вот, госпожа Психея К. совершала некие литературные эксперименты, а точнее писала рассказы, героями которых, согласно расследованию журналиста господина Колина И., становились ее родственники. Господин Колин И. обращает внимание на вариацию мифа об Амуре и Психее, в котором в роли главных действующих лиц писательница вывела себя и собственного мужа. Используя разработанные ею психологические методы, кои кажутся современной… – Современной, Алекс! – науке чуждыми и необыкновенными, она сумела повлиять на личность собственного мужа. Господин Колин И. также выяснил, что целью данного эксперимента являлось восстановление семьи писательницы. – Как романтично, Алекс! – Какими именно средствами пользовалась женщина-автор доподлинно неизвестно, но факт – у супруга госпожи К. диагностировали шизофрению, он был помещен в клинику для душевнобольных. Саму К. тоже постигла незавидная участь. Интервью господину К. удалось получить с разрешения главного врача госпиталя Святой Елены в Румынии. – Я проверила, там пару десятков лет тоже лечили умственные болезни, – Так вот, разговор с больной К. состоялся незадолго до того, как она погибла при загадочных обстоятельствах. Сына К. взяли на попечение родственники. – Бедный мальчик. Алекс ты выглядишь странно… Жуткая история, да? Жаль, так мало деталей. Вот бы раздобыть что-нибудь из материалов этого Колина И. А это лишь жалкая заметка. Алекс?

–Так значит, неизвестно, какими средствами пользовалась Психея?

– Ты что-нибудь знаешь?

– Нет. Хотя, подожди, ты можешь узнать, куда переводили пациентов госпиталя Святой Елены лет десять назад, тогда еще случились какие-то волнения?

– Протесты были вызваны ужесточением ограничений. Еще какая-то история неприятная случилась в литературной академии, ее, кстати, вскоре закрыли, а потом переформатировали. Хроник по этому поводу очень мало, но я попробую что-нибудь найти. А ты что-то помнишь?

– Нет. Мне рассказывали об этом. В Трансильвании. Ну же, Лола, не хмурься. У меня не так уж много прошлого. Осталось.

– Амур не помнил ничего из последних трех месяцев своей божественной жизни. Богом он был весьма посредственным, поскольку дальше своего распрекрасного носа не видел ничего. А между тем, каждая женщина, будь то на небе или на земле, не мешкая, отдала бы ему свою душу.

– Мам, извини, не хочу перебивать, но такое ощущение, что эти слова принадлежат даме, обиженной Амуром.

– Да? Так очевидно? Хорошо, начнем по-другому. Амур проснулся после очередного пиршества на Олимпе. В голове златокудрого бога звенело после дионисова пойла. Он протер свои сонные божественные очи и принялся разглядывать в зеркале слегка помятое лицо…

– Мам, Амур получается какой-то слишком… отталкивающий. Он же самый прекрасный бог. Он дарит людям любовь.

– О, мой наивный сын, как бы я хотела, чтобы ты продолжал так думать, когда вырастешь.

– Можно я начну?

– Прошу! Только есть одно условие. Амур не должен помнить ничего из последних двух, нет, давай трех месяцев своей жизни. – Данко кивнул.

– Амур проснулся после похода к оракулу, проспав несколько дней. Так было всегда, когда он сталкивался с высшей мудростью. Когда-то это предрекло ему встречу с прекрасной Психеей, любовью всей его вечной жизни. Он заранее узнал обо всех испытаниях, но научившись быть мудрым, не открыл их своей нареченной, не вмешивался в судьбу и позволил времени самому определять грядущее. – Данко вопросительно посмотрел на мать…

– Как красиво! Он не должен помнить… – шепнула Психея, боясь спугнуть вдохновение, с которым сын рассказывал историю. – Данко кивнул.

– Влетел Гермес, он быстрее всех почувствовал пробуждение Амура.

– Скажи-ка братец, сколько я проспал?

– Великий Зевс! Ты жив, бог любви, мы и не знали, что думать, даже Аид, даже Персефона не могли ничего сделать. Тебя не было ни там, ни там… Мы и не предполагали, что можно сотворить такое с богом.

– О, быстрокрылый брат, я не успеваю за полетом твоей мысли! Что же случилось со мной?

– Ты спал три месяца! Какие-то немыслимые чары. А сколько же людей страдают без твоего присмотра!

– Три месяца? Я ничего не помню! Последнее… Лишь она… Во тьме, потом свеча, и капля воска на плече. Я умираю от любви, Гермес. Смотри.

– О, эта рана. Мы видели ее, но думали, что колдовство не причинит тебе вреда. Ошибка стоила так дорого.

– Я уверен, лишь моя любимая сможет исцелить меня. Позовите же ее.

– Но ты сказал, что ненавидишь Психею… Подлой называл… Грозил изгнать…

– Это очаровательно, сынок! То, что нужно! Позволь, я продолжу… – Психея загадочно улыбнулась.

– Профессор! Профессор! Откройте! Ну же!