Я усмехаюсь. А что, кстати, наш Благословенный Морн? Наверняка, уже имел неприятную беседу с Миртес, после которой отсиживается в отчем доме, где получает нагоняй за роман с Алетрой, ограбленного Бога Бетхара и дружбу с отребьем по имени Сентек. Благословенный Джалан – человек уважаемый, с хорошими связями, он замнет это происшествие. Он поговорит с Миртес, останется ей должен, и они разойдутся взаимно удовлетворенными: Миртес получит информатора в Аниме, а имя Морна исчезнет из этой неприятной истории. Ну и, конечно, Морна ждет какое-нибудь там наказание вроде лишения карманных денег на пару месяцев. Всегда удивлялся, почему тридцатилетний мужик до сих пор клянчит деньги у отца. Я невольно думаю о своей семье, о которой как обычно не думал прежде, чем ввязываться в неприятности. Будем надеяться, у Морна хватит совести о них позаботиться, раз уж ни совести, ни смелости для того, чтобы помахать кулаками со стражей ради лучшего друга и самой великой любви в его жизни, у него не нашлось.

От мысли о семье настроение у меня сразу портится, я вытягиваюсь на спине, закрываю глаза и ныряю в многообразие тюремных звуков: бубнеж, стук, треск, крик, чья-то ругань, скрежет… Я засыпаю.

Дверь в мою камеру открывается, и меня вытаскивают в коридор. Ребра болят еще больше, да и голова трещит как после нескольких дней пьяного угара. Зато глаз, кажется, чуть открылся, по крайней мере, поле зрения у меня теперь слегка пошире. Меня ведут вверх по лестнице. Неужели выпустят? Да ну, Сентек, не надейся – на этот раз так легко не отделаешься. Мы поднимаемся на очень даже прилично выглядящий этаж, и меня заводят в кабинет, судя по всему принадлежащий какой-то важной шишке. Дверь за мной запирают, в кабинете темно, горит только лампа на столе. За окном тоже темнота. Сутки я что ли проспал? Хотя ничего удивительного. За столом, положив перед собой руки, сидит женщина. Эти самые руки я не отважился рисовать и снабдил ее другими. Руки у Миртес не очень красивые: пальцы короткие, толстые, остриженные ногти даже несмотря на старания служанок никогда не принимают ухоженный вид.

– Моя Царица, – я низко кланяюсь и охаю от боли.

Миртес молчит. Сейчас у нас с ней зеркальное отражение нашей беседы с Морном в храме Бетхара. С ее точки зрения самый главный идиот – это я, и это меня ей придется спасать. Наверное.

– Опять за него заступился?

Я пожимаю плечами.

– А что мне еще делать?

– Сентек… – вздыхает она.

На ней плащ с капюшоном, которыми так увлечены нынче знатные дамы. Никогда не понимал, как они их носят в вечной жаре Ландера.

– Ну и что со мной будет? – спрашиваю я.

– Посмотрим, – сейчас голос у Миртес другой, совсем не такой игривый, как обычно, это железный голос женщины, которая уверена в своих силах и знает себе цену.

– Прости, что не сказал тебе. Я должен был. Просто как только я узнал, то сразу же бросился за ними, ну а когда прилетел туда, то понял, что дело дрянь и… сымпровизировал. Получилось, как видишь, не слишком удачно.

– Ты знал, что Вейт собирается жениться?

– Откуда бы? До меня дошло только в камере. Я подозревал, что она должна выйти замуж за кого-то знатного, но чтобы за Вейта… Только когда увидел черную стражу, начал подозревать, что дело нечисто.

Хотя все я знал, и многие в Ландере знали, жрецы Анима хуже баб – нет-нет да и разболтают все по пьяной лавочке.

– Врешь, – холодно говорит Миртес.

– Нет, Миртес, я не вру, – я поднимаю на нее взгляд. – Я хоть когда-нибудь тебе врал?

На самом деле, я постоянно вру ей. Ее темные глаза похожи на провалы на бледном лице, я замечаю морщины на лбу, губы сжатые в плотную тонкую линию. Я качаю головой.

– Вейт настаивает, что тебя нужно казнить.

– С чего бы? Я девицу и пальцем не тронул, а Морн – тем более. Он у нас романтик, ты же знаешь.

– Все шутки шутишь?

Я пожимаю плечами.

– А что же мне еще делать, Миртес? Я полностью в твоей власти. Ты решаешь мою судьбу.

Уголки ее губ чуть вздрагивают. Ей нравится, что решает только она, а не Вейт Ритал.

– Иди, – она машет рукой.

– Я умру? – спрашиваю я.

– Посмотрим, – снова отвечает она, но голос у нее уже не такой холодный.

– Не бросай мою семью, пожалуйста.

Так и не дождавшись ее ответа, я стучу в дверь, и меня отводят обратно в камеру.

Нас было трое: я, Морн и Миртес. Детство – счастливое время, лишенное печальных знаний о происхождении и богатстве. Но детство прошло, подвалы и фермы перестали быть такими интересными, и однажды вдруг оказалось, что нет трех людей, столь же далеких друг от друга как Сентек, Морн и Миртес. Миртес вдруг оказалась не просто девчонкой с разбитыми коленками, а дочерью Великого Царя и будущей Великой Царицей. Ее увезли в удивительное место – дворец Ландера, где она сменила рубашку и штаны на красивые платья, отпустила волосы и внезапно стала есть не руками, а ножом и вилкой. Морн из пухлого неуклюжего мальчишки стал сначала школьником, а потом семинаристом в зеленой ученической тоге. Его руки украсили татуировки будущего жреца, у него было много книг, дорогих вещей и летал он исключительно на личном каре. А что же Сентек? Для Сентека ничего не изменилось, он как приходил в небольшой дом в бедном районе, где его ждал уставший отец, больная мать и два вечно голодных младших брата, так и продолжал туда приходить. На образование денег не было, да никто в нашей семье и не получал образования. После бесплатной школы я должен был пойти работать. Но я не пошел, я пошел рисовать. Отец сказал, чтобы я катился в Даут и больше не появлялся в доме. Так я и сделал, но потом, когда рисунки начали приносить деньги, я все-таки вернулся, чтобы заплатить сначала за починку крыши, а потом и за новую мебель. Морн к тому времени прорывался сквозь сложности обучения, а Миртес уже вышла замуж за Вейта Ритала. Странно, но какое-то подобие дружбы существовало между нами даже тогда, хотя у Морна и Миртес друг с другом было гораздо больше общего – они были рождены, чтобы занять место на небосклоне. Я тоже, как оказалось, был для этого рожден, но настоящий успех пришел ко мне, когда Миртес назначила меня дворцовым художником. Впрочем, все мои якобы баснословные гонорары уходили на лечение матери и учебу братьев, а остальное я бессовестно спускал на шлюх и выпивку. И даже тогда мы продолжали быть друзьями. До одного дня. Тогда мы с Миртес о чем-то повздорили, и Морн встал на мою сторону. Повод для ссоры был незначительным, да и это была даже не ссора, а так, добродушная перепалка. Но Миртес почему-то вышла из себя. И тогда она сказала:

– То, сколько вы проживете, зависит от моих слов.

И расклад поменялся навсегда. Больше не было трех друзей или знатных Морна и Миртес и бедняка Сентека. Была Великая Царица Миртес. И ее свита.

Я не могу заснуть после этого разговора, потому что, во-первых, невозможно столько спать, а во-вторых, даже у меня нервы не железные. Я меряю камеру шагами, периодически выслушивая недовольство соседей из-за того, что я мешаю им спать. Постепенно до меня доходит осознание того, что меня действительно могут казнить. Вейт Ритал будет только рад – он с самого начала своего правления жаждет кого-нибудь казнить, но ему это никак не удается. А Миртес, возможно, и не будет возражать. Хотя нет, все-таки будет, хотя бы для того, чтобы сказать что-нибудь наперекор Вейту. Но слово Миртес не всегда значит так много, как ей самой хотелось бы. Есть и другие силы, те самые, которые не дают ей окончательно загнать Вейта Ритала за трон и править за него. Об этих силах я тоже как-то не подумал, когда пускался в свою авантюру.

Утро. Обход стражи, обыск в камерах, снова шум и кутерьма, кого-то приводят, кого-то уводят. Я сижу на топчане и наблюдаю за теми, кого проводят мимо моей камеры. Они пялятся на меня с любопытством, я им улыбаюсь. Думаю, вид у меня совершенно беспечный, как у человека, попавшего сюда по ошибке и полностью уверенного, что досадное недоразумение разрешится в самом скором времени.